Утро было добрым. Плотно задернутые портьеры заливали спальню мягким бордовым цветом, сдерживая собой солнечные лучи позднего завтрака настоящих лежебок. Открыть глаза в такой атмосфере было восхитительно приятно, и Тина потянулась, издав при этом совершенно невоспроизводимый звук удовольствия. Как же давно она не высыпалась!
Заставить себя встать было выше ее сил, по крайней мере, в ближайшие пару минут.
Поэтому Тина плотнее закуталась в одеяло и обвела глазами комнату. Пальто на кресле, подноса с чаем нет, как и антипохмельного. И, естественно, Персиваля тоже нет. С неохотой выпутав руку из теплого кокона, Голдштейн провела ладонью по простыне, там, где ткань была немного измята, но ощутила только холод. Видимо, он уже давно встал.
«Только бы на работу не ушел,» — с недовольством подумала Тина. — «Ему бы после такого стресса отлежаться пару дней не помешает. Голова, небось, раскалывалась,» — не сдержала ехидства она, хотя и сочувствовала, не без этого.
Страдальчески поморщившись, пока никто не видит, она поняла, что все же придется вставать и плестись в ванную, чтобы не дышать на наверняка уже приведшего себя в порядок Персиваля отвратительным запахом изо рта. Сделав над собой усилие, Тина выпуталась из одеяла и опустила ноги на холодный пол, поджав пальцы. Она была полностью одета, а ботинки стояли рядом с кроватью, но после уютного тепла быстро продрогнуть не составило труда.
Не решившись лазать по чужому шкафу в поисках полотенца, Тина решила сегодня не баловать себя водными процедурами, а пожертвовать комфортом в пользу скорости, поэтому, быстро наложив заклинание и перетерпев неприятное стягивание кожи и пощипывание полости рта, попыталась освежить одежду. Увы, в бытовой магии она не была сильна, так что когда заклинание не сработало, Голдштейн испытала только облегчение: ни одна вещь не сгорела, не намокла и просто не пропала. Что ж, она аврор и знает, что такое риск, и ее не страшит участь оказаться в доме своего пока-не-любовника без какого-то элемента одежды, но ходить потом по магазинам, дабы восполнить потерю? Увольте.
Наколдовав темпус, Тина не удивилась, но заинтересовалась. Заклинание показало одиннадцать часов утра, и, если говорить откровенно, она не думала, что Персиваль будет в состоянии подняться с постели раньше обеда. Еще вчера количество выпитого им не внушало оптимизма, из-за этого она даже подготовила аптечку для оказания первой медицинской помощи, если вдруг все выйдет из-под контроля. Но, кажется, всё это было зря, раз её даже не потревожило, что огромное по сравнению с ней мужское тело скинуло одеяло и встало с кровати, наверняка страдая диким похмельем, вряд ли бесшумно дошло до двери и открыло ее. Она работает в аврорате, и, поверьте её опыту, разбирается в пьяных мужских особях, их походке и особенностях поведения.
Так они себя не ведут.
«Признаю, это высший пилотаж», — цокнула она языком.
Пора было спускаться и разузнать, как себя чувствует герой её вчерашнего дня. Тина не стала медлить, направляясь к двери, а по пути отправляя патронус сестре, сообщая, что жива и в полном порядке.
Найти дорогу не составило труда, странная привычка Грейвза едва ли не жить на кухне очень помогла. По пути в ее голове, признаться, пару раз мелькнула мысль, что некоторые вещи в этом доме надо бы и подправить: чуть больше света, чуть меньше пыли и тому подобное. Из вежливости и воспитанности Тина себя отдернула, но на самом деле не чувствовала ни неловкости, ни стыда. Да ладно, она слишком часто бывает в этом доме, у них с Персивалем, похоже, все вполне серьезно, так что рано или поздно — скорее всего поздно — она попробует повлиять на его решение.
Как и предполагалось, интересующая ее пахнущая мужчиной пепельница была рядом с едой, пила кофе и со спины выглядела вполне мирно и здорово. Стараясь ступать как можно тише, Голдштейн подкралась со спины, испытывая непреодолимое желание положить руки на эти широкие плечи, и, посомневавшись, решилась на эту небольшую вольность. Ее пальцы словно непроизвольно разгладили складки на рубашке и слегка сжались, пока голова Перси медленно откинулась назад, а спина полностью расслабилась.
— Хоть что-то в этом дне меня радует, — сказал он, зажмурив глаза. Тина отметила, что его лоб избороздили морщины, которые было довольно неожиданно увидеть в той ситуации, что она себе намечтала, а веки плотно сжаты. Видимо, похмелья все же не избежать.
— Приятно это слышать, намного приятнее, чем просыпаться одной, — совершенно непривычно кокетничает она. Глаза Персиваля чуть приоткрываются, он искоса глядит на нее, и это выглядит так… так… кажется, у нее немного сердечный приступ. Его волосы непривычно растрепаны, пряди лежат хаотично, но это же Грейвз, наверняка так и задумывалось, Тина отказывается верить в иное, но тянется к смоляным с проседью волосам, запускает в них пальцы и медленным движение отводит назад. Но они, как и их хозяин, никогда не слушают добрые советы и самовольно возвращаются на место, вызывая улыбку.
Запах кофе все еще будоражит, поэтому Голдштейн смотрин на стол в поисках чашки, но взгляд случайно набредает на газету, брошенную на столе, похоже, в порыве раздражения. Девушка подалась вперед, прижимаясь к спинке стула так, что голова Грейвза упиралась ей в ребра, и слегка наклонилась, пытаясь более четко разобрать, что же там написано.
Как только она осознала заголовок, ладони нервно сжались, но Персиваль лишь тяжело вздохнул, не открывая глаза, и продолжил сидеть как раньше, пока Тина быстро читала «Вестник», прыгая с предложения на предложение.
Да, хорошее недолговечно.
***
Sigrid — Everybody Knows
-… совершеннейший провал! Как подобное могло просочиться в прессу таким образом, что никто из вас этого не знал! Это ваша работа, черт побери, знать все и обо всех, вы не можете сейчас мне сказать, что газета, которую вы возглавляете, «не посоветовалась» с вами!
— Я совершенно не причем, конечно же, я просто проснулся, как и вы, и увидел
это, никто ничего мне не ска…
— Меня это не волнует! Вы хоть понимаете, в какую ситуацию поставили меня, все правительство, страну! Весь прошлый день мы убеждали людей, что война закончилась давно, что никто не собирается начинать новую, они в безопасности и тому подобная нелепица, и внезапно главная газета страны публикует такое, чего не знает никто в МАКУСА! — Серафина кричала, совершенно не заботясь о возможных слушателях за дверью, она справедливо бушевала, стекла подрагивали от ее полного ярости голоса, как и министр по связям с общественностью, и неизвестно, кого же трясло больше. — Мне все равно, спали вы, ели, пили, вызывали проститутку или покупали наркотики, не надо рассказывать мне сказки, сделайте что-то! Напишите опровержение сейчас же, скажите что угодно, но исправьте свою халатность. Я даю вам два часа, по прошествии которых на моем столе должна лежать полностью отредактированная, совершенно готовая и не вызывающая ни капли сомнений газета, где не будет всего этого бреда!
— Н-но, конечно-конечно, я понимаю, но нам не хватит врем…
— Молчать! — секретарша отпрянула от двери, к которой прижималась, от раздавшегося шипения. — Два часа, — повторила Пиквери и милостиво отвернулась, чтобы МакКой сохранил остатки достоинства, или чтобы больше не смотреть на этого глупого слизняка, пока он уползает обратно в свое гнездо.
«Сегодня в семь часов утра МАКУСА сделали заявление о том, что в настоящее время вступил в действие древний магический закон военного времени. Президент МАКУСА Серафина Пиквери отказалась выступить с официальным объявлением, но из надежного источника редакции известно об особенностях данного явления, и как оно повлияет на простых магов.
Волшебное сообщество больше не должно оставаться в неведении относительно сложившейся политической ситуации. Наши читатели первыми узнают, что происходит и кто в этом виноват. Кто защитит нас? Женщина, упустившая Гриндевальда? Мужчина, узнавший о войне тогда, когда нарушил закон? (1) Мы отдали наши жизни в их руки, но должны задать себе вопрос: «Оправданно ли это решение?».
Правительство бездействует, пока на Америку надвигается чума, правительство бездействует, пока упущенный ими преступник жжет Англию, поднимает революцию во Франции и вмешивается в дела не-магов в Германии. Правительство бездействует, скрывает и лжет.
Свободные граждане магической Америки имеют право знать, что война не близка, нет, отриньте эту ложь! Война уже здесь, не на пороге, но в ваших домах, сидит за одним с вами столом, пока Президент Пиквери молчит.
Если она спокойно смотрела на смерть министра Фоули, можно ли надеяться, что ваши жизни ей дороже?
Пора признать, что в нашей лодке течь, капитан лжет, а крысы сбегают…
(1) Закон военного времени позволяет должностным лицам нарушать свои полномочия безнаказанно, что и сделал Персиваль Грейвз, не так давно вновь назначенный глава аврората МАКУСА. Подробнее смотрите на странице 7.»
Серафина бросила чтение этой глупой пропаганды и надавила на глаза, стараясь справиться с раздражением и усталостью. С каждым днем все хуже получается.
Поддавшись эмоциям, она взмахнула палочкой и призвала патронуса. Не зная, как вырваться из этого тупика, она просто хотела поделиться тяжестью с тем, кто точно поймет. Посмотрев в глаза сверкающего существа, она не стала ничего объяснять. Просто сказала:
— Все знают.
Патронус растворился в воздухе. О, как же Серафина хочет сделать то же самое.
