***
В участке Скотланд-Ярда было неспокойно, а все из-за одного учреждения, как принято называть его в народе: «Селен-хаус, приют для сирот с «особенностями». Лейтенант Джастис еще с самого начала чувствовал, что с этим приютом что-то не так. Нигде ни единого нарушения, пожарная безопасность — в порядке, где и куда потрачены выделяемые администрацией денежные средства — вот, пожалуйста, отчеты, сметы и документы. Дети выглядят здоровыми, всегда с расчесанными волосами, приодеты в однотипную дешевую одежду. Всего лишь молчат и бросают какие-то обреченные взгляды, что собственно никого не удивляло. Ведь они сироты, им судьбой предначертано не самое лучшее будущее. Одни детдомовцы всегда свирепы как волки, другие же беззащитны как ягнята, умеющие только блеять. Выходцы из «Селен-хаус», как известно, знамениты либо своей покорностью и послушанием, либо чрезвычайной агрессией и невменяемостью. Факт оставался фактом, в этом доме происходило нечто неправильное, раз выпускники не могли влиться в общество из-за своего девиантного поведения. Как бы то не было, никаких претензий преподавательскому составу предъявить было невозможно, попросту не было повода, улик или хотя бы анонимных посланий, требовавших нанести внеочередной тщательный визит с проверкой. Приют окунал сирот в веру, и под систематическим наблюдением вышестоящих органов несколько раз в год проводились открытые занятия, которые приносили один и тот же ответ — исповедуется религия понятным и простым языком, информация детям поступает неискаженная и, соответственно, сектантской деятельности выявлено не было. Лейтенант сам несколько раз присутствовал на утренней молитве. Все выглядело торжественно, а так же абсолютно невинно. Проще говоря, все было слишком идеально. Мужчина лет тридцати с уже заметными тяжелыми морщинами на лбу неприязненно скривил рот. Прямо сейчас он жалел, что не может вернуться в прошлое хотя бы на год и, предъявив все улики, которые он чудом смог отыскать лишь в этом году, засадить ублюдка в тюрьму. Как жаль, что смертную казнь отменили… Перед лейтенантом сидело, возможно, самое гнусное существо на всей Земле. Он даже не достоин называться человеком, после всего того, что совершил. Джастис даже не догадывался, как можно быть настолько бесчеловечным и беспринципным аморальным типом. Казалось, сидя здесь, в комнате допроса с пристегнутыми к стулу наручниками руками, директор «Селен-хаус» должен чувствовать себя как минимум загнанным в угол, однако он, похоже, не чувствовал ни давления, ни дискомфорта. Нахальная поза, закинутая нога на ногу и приподнятый подбородок. Его взгляд так и кричал: «Ну и что?» Именно. Он кричал. Он бился в истерике, а ты смотрел на него с ебанным очарованием. Ублюдок. — Мистер Вайднесс, вы задержаны по подозрению в совращении несовершеннолетних и применению насилия к ним, по подозрению в превышении служебных полномочий и по подозрению в участии в сектантской деятельности. Вам есть что добавить? Все сказанное вами будет использовано против вас в суде, — лейтенант Джастис отчетливо скрипнул зубами. У него так чесались кулаки, дабы раскрасить лицо данного индивидуума. Лишь многолетний опыт работы сдерживал его от этого опрометчивого поступка. Вот же, объект его ненависти так близок, стоит только обойти стол и он будет наказан. К сожалению, видеокамера всё еще записывала, поэтому страж правопорядка не смел даже неровно вздохнуть на задержанного, до тех пор, пока аппаратура не будет выключена и убрана в сторону. Сдержанный вздох сорвался с губ полицейского, вызывая ухмылку у директора. — Кажется… Лейтенант Джастис? Прелестная фамилия, — заговорил, словно заводя непринужденную светскую беседу Вайднесс. — Вы все-таки разгадали мой секретик… Кака-а-ая жалость, — протянул преступник, а затем за секунду он изменился. Глаза заблестели яростью, тело все натянулось как тетива, а от последующих слов так и несло бешенством и ненавистью: — Вы настырны как пес! Вцепились в кость, обгладываете и обсасываете ее, до тех пор, пока из нее не потечет мякоть! Я не причастен в грехах, на которые вы меня обрекаете! Как вы только смеете держать меня здесь! — Пожалуйста, успокойтесь. Я спрашиваю вас четко и ясно, в последний раз. Вы признаёте свою вину? — как можно сдержаннее спросил лейтенант. Вайднесс поджал губы и, отведя взгляд, уже тише ответил: — Я больше ничего не скажу без своего адвоката.***
— Итак, ты хочешь чего-нибудь? Я знаю, тебе сейчас очень тяжело, но пойми, я не причиню тебе боли, можешь на меня положиться. Кабинет в сиреневых тонах очень подходил для своей обладательницы. Мягкие диванчики и кресла, стенды с книгами, на подоконнике ваза с цветами, атмосфера способствующая расслаблению. Комната выкрашена в нейтральные цвета, нет ничего броского, чего-то что смогло бы отвлечь внимание пациента или вызвать у него бурную реакцию. Женщина-психолог сидит за столом, сцепив руки в замок. Она на подсознательном уровне осознаёт, что прямо сейчас сидит в достаточно закрытой, «защищающейся» позе, но ничего со своей привычкой поделать не может. Ее взгляд внимателен, и из-за стекол очков кажется, что она сканирует душу сидящего напротив нее подростка. Но женщина отнюдь не желает нагнать на собеседника ещё большей паники. «Пострадавший больше не идет на контакт. Ничего кроме последней пары месяцев он обсуждать не хочет. Он не доверяет мне. Нужно продолжать ненавязчивые попытки подтолкнуть мальчика на разговор», — подумала она, что нужно будет это отметить в своем блокноте, а затем уже перенести все заметки в личное дело её юного пациента. Делать это прямо перед ним, конечно, верх глупости, едва ли это поспособствует дальнейшему сотрудничеству. —Я хочу… Могу я попросить у вас отлучиться на пару минут в уборную? — как можно тише спросил подросток, смотря из-под светлой челки. — Да, конечно, только я обязана проводить тебя. Идем, — женщина медленно поднялась и, пройдя до двери, обернулась в ожидании своего спутника. Если бы психолог сделала это хотя бы на секунду быстрее, то увидела бы, как скрывается канцелярский ножик в длинных рукавах мальчишеской кофты. До туалетной комнаты дошли молча. Женщина встала напротив двери и указала ладонью на непримечательную белую дверь. Секунда, и подросток скрылся за дверью. Женщина, почувствовав в кармане легкую вибрацию, достала телефон и, прислонившись к стенке, приняла входящий вызов от мужа.***
— Джимми, милый-милый Джимми… Мой… Вы не сможете разлучить меня с ним! Слышите, вы! Лейтенант! Наша любовь взаимна, он ничего вам не расскажет! — заходился в крике Вайднесс. В какой-то момент у него словно сорвало крышу, он рвался, кричал и буквально плевался ядом. Джастис смерил мужчину презрительным взглядом. Ему было тошно находиться с этим умалишенным в одном помещении. «Если его признают психически нездоровым, то, скорее всего, отправят на лечение. Возможно, это наказание будет для него лучшим, но едва ли справедливым по отношению к детям», — пронеслась отстраненная мысль у лейтенанта. В участок уже направлялся адвокат Вайднесса. Скоро, совсем скоро все решится, и вся правда всплывет наружу.***
Pov Джимми Я решился еще в кабинете. Если взял нож, его нужно использовать. Темный пластик рукояти приятно охладил разгоряченную, словно в лихорадке кожу. Блеснула сталь. В один момент я успокоился. Зачем бояться небытия и спокойствия? Я верю, что там будет тихо и как нигде ранее мирно. А еще очень, очень светло… Ведь если будет темно, какой тогда смысл в моих действиях? Если бы я хотел остаться во тьме, я бы не рассказал о тех ужасах, что сотворил со мной Вайднесс и другие… твари… Кажется, словно спина все еще горит от их прикосновений и ударов, капли пота (или же крови?) стекают вниз. Кофта неприятно липнет к телу. Почему именно сейчас у меня не дрожат руки? Почему я раньше не взял в руки столь приятный острый предмет и не исправил свою жизнь в лучшую сторону? Почему я так долго унижался, валялся в луже, прикрывая лицо руками, и не смел открыть рот, дабы выкрикнуть протест или хотя бы оскорбления в сторону своих истязателей? Я слаб? Нет… Вздумай я не подчиняться, меня бы сразу же убили. Я не слабый. Лезвие плавно рассекает податливую плоть с омерзительным чавканьем. Сначала движение вдоль левой, затем вдоль правой руки. Вот так. Алые струйки пачкают одежду и пыльный пол. Багровые ручейки рисуют забавную паутинку на коже. В голове короткое замыкание, словно вот-вот повалит пар… Едва слышится утихающий пульс сердца, словно останавливающиеся часы. Тик-так…тик…так…тик… Глаза наливаются свинцом, нет больше сил смотреть. Руки непроизвольно опускаются, а ноги подкашиваются. Как, однако, громко слышен звук падения собственного тела. Конец Pov Джимми Где-то в комнате допросов Вайднесс, захлебываясь грязными слезами, текущими по точно таким же грязным щекам, шепчет сбивчивые извинения. Лейтенант Джастис ударяет кулаком в стену, разбивая костяшки в дребезги… И в туалете Скотланд-Ярда перестает биться совсем молодое сердце. У каждого свой способ заткнуть пасть ярости и безысходности. И не нам, простым людям, судить таких же, как и мы — людей, за их выбор.