Лесничий

Пригладив отросшие волосы, Алёшка натянул на голову кепку и отважно выскользнул из прохлады помещения прямиком в жарищу, жадно поджидающую за порогом. Лето принялось за них всерьёз и уже в начале июня не жалело, щедро поливая солнцем, будто из ушата. Ранним вечером город ещё пылал, словно раскалённый. Радуясь предстоящим выходным, Алёша бодро шагал по пышущей жаром аллее, которую не спасал даже двойной ряд плакучих берёз. Наконец впереди показались ворота, ведущие с территории лесхоза. Алёшка прошмыгнул через проходной, кивнув на прощание сторожу, и уже собирался совершать марш-бросок через закатанную асфальтом площадку, служащую стоянкой, над которой маревом дрожал воздух, но остановился. Чуть в стороне стояла не слишком новая, но ухоженная иномарка, у которой, нагнувшись к приоткрытому окну, стоял парень. В нём Лёшка с предательским замиранием сердца узнал Андрея Смирнова, пришедшего к ним лесником в конце этой зимы. На самом деле, они были знакомы ещё с техникума, но мельком – Андрей был на пару лет старше, хотя поступил на два года позже. Поговаривали, что его отчислили из какого-то ВУЗа, но Алёшка в это отчего-то не верил. Ростом не выше метра семидесяти пяти, крепкий телосложением, Андрей выглядел коренастым и казался основательным не только снаружи, но и внутри. Такой оставил бы ненужный ВУЗ сам, следуя по пятам за своей мечтой. «Опять ты со своей романтикой», – добродушно проворчала бы его бабуля, но Алёшка с детства обладал чутким сердцем и развитой интуицией. Благодаря ей, он наверняка первый и заподозрил, что Андрей… как бы это сказать… в общем, не по женщинам. Он никогда не поддерживал разговоров на эту тему, не смеялся над анекдотами про неверных жён, не обсуждал попадавших в поле зрения особей женского пола. Мужики подначивали его, шутили про невест и молодожёнов. И однажды, после очередного подкола на тему «не к любовнице ли катается Андрюша на электричке за город», Смирнов, глядя в глаза насмешнику, спокойно признался, что не «катается», а возвращается домой к любимому мужчине. До сих пор было страшно вспоминать, что после этого началось. В их чисто мужском коллективе поднялась такая буря, что кому-то из сердечников даже пришлось вызвать скорую. И вот тогда-то Алёшка, одновременно напуганный и восхищённый смелостью Андрея, понял, что влюбился. Крепко, потому что по-другому не умел. Безнадёжно, потому что по-другому у него и не бывало. Однако, как это ни поразительно, мужики, оскорблённые за свою поруганную натуральность, бушевали недолго. Быть может, оттого, что Андрей на похабные шутейки в свою сторону не реагировал, на прямые наезды отвечал на удивление зрело для своих лет, с необыкновенным достоинством, а в работе утирал нос даже старожилам. Постепенно взбудораженные натуралы подуспокоились и, пороптав ещё для порядка, затихли. А вскоре уже с гордостью выдвигали Смирнова перед проверяющими, выторговывали ему премии и поощрительные. «Человечище», – однажды назвал его их мастер. Он считал, что с появлением Смирнова в их коллективе значительно повысился градус работоспособности и сознательности. А уж когда во время страшного лесного пожара он, вместо потерявшего сознание от жары водителя, запрыгнул в бульдозер и бесстрашно попёр прямо наперерез бушующему огню, в последний момент отрезая его от молодого бора… Пользуясь тем, что его не видят, Алёшка бессовестно любовался ладной фигурой Андрея, угадывающейся под светлой футболкой и лёгкими джинсами. Интересно, кто сидел в машине – не может ли это быть… Водитель внезапно потянулся к пассажирской двери, чтобы открыть засмеявшемуся Андрею, и Алёша разглядел Игоря. Тот приходился Смирнову отчимом – мировой мужик – и во всём, что касалось пасынка, был, как говорится, впереди планеты всей. Лёша ожидал, что Андрей сейчас сядет в машину, но тот перед этим вдруг обернулся и посмотрел прямо на него. Улыбнулся, махнул рукой, прощаясь. И что-то в его медовых глазах, какая-то особенная, будто сожалеющая мягкость, подсказало Алёшке, что Андрей знал. Знал о его чувствах, о том, почему он не уходит сразу домой, а стоит здесь, словно просто отдыхает в теньке. Знал – и потому общался с ним всегда доброжелательно, но немного отстранённо. Он не поощрял его, не подавал повода… берёг его чувства. Алёша до боли закусил губу и тоже приподнял ладонь. Нужно было отпустить эту любовь, попрощаться и с ней, но от одной только мысли, что внутри снова поселится та сосущая пустота, в груди всё сжималось до едва терпимой боли. «Прости, Андрей… Однажды, я обещаю...». Алёшка торопливо отвернулся и вдруг наткнулся взглядом на Него. Неровно стриженные чёрные волосы неопрятно падали на бледный лоб, под синими глазами залегли тени, превращая их в пугающие бездонные провалы. Некогда красивое лицо искажал страшный шрам, похожий на змеиный язык, что тянулся от подбородка до уха и через скулу к виску. Это был калека. Где-то, видимо, в аварии, ему отхватило левую ногу по середину бедра, и он стоял, опираясь на костыли. Высокий, сутулый, ужасно худой. По осунувшемуся лицу было понятно, что он мало спал, плохо ел. Глядя на него, Лёшка вдруг почувствовал смесь острой жалости, испуга и ещё что-то… что-то такое… Незнакомец проводил взглядом отъехавшую со стоянки машину и, отвернувшись, поковылял прочь. И Алёшка, сам не зная зачем, поспешил следом, почти срываясь на бег. Скорее всего, его встретят подозрительно и недружелюбно, огрызнутся на предложение помочь, но… По городу плыл одуряющий аромат цветущих в палисадниках яблонь, наполняя всё существо ещё не оформившимися надеждами. Хотелось делать добрые дела, излить на кого-то накопившуюся в душе нежность. И вылечить страдающее сердце. Спина в помятой клетчатой рубашке становилась всё ближе, а собственное сердцебиение быстрее. Внезапно синеглазый незнакомец обернулся, и Алёшка, сперва замерший вспугнутой птахой, отчего-то ощутил твёрдую уверенность – даже если в начале будет непросто, всё закончится хорошо. Просто не могло быть иначе, когда цвели яблони, смягчая сердца своим нежным ароматом.

Shinjugai, 25.06. - 04.07.2018 г.