Лесничий

Выйдя из подъезда, Андрей прикрыл глаза и с наслаждением вдохнул полной грудью. Пусть пробирающийся под расстёгнутую куртку ветер был ещё по-зимнему стылым, воздух уже наполнился совсем не зимними ароматами, от которых в сердце пышным цветом распускались мечты и надежды. Сопровождаемая звонкими голосами птиц и ручейков, пробивающих себе дорогу в оседающем грязном снегу, по городу шагала его девятнадцатая весна. - Застегнись, Андрейка, холодно ещё, простынешь. Андрей улыбнулся и послушно застегнул куртку. Спорить с отчимом, выговаривающим таким заботливым голосом, совершенно не хотелось. Они спустились по ступеням и бодро зашагали по тротуару в сторону остановки. Мимо по своим делам спешили полусонные, едва очнувшиеся от долгого зимнего сна, щурящиеся на яркое солнце прохожие. Под ногами хлюпала и чавкала грязно-снежная жижа. Их дела в этом городе наконец-то были окончены. Андрей развязался со сковавшим его неподъёмными цепями универом, помог отчиму с переездом. Впереди ждало поступление в техникум и обещанная поездка в пансионат, но всё это будет много позже. А сейчас… сейчас настало время для исполнения мечты. - Хотя бы скажи, чем этот человек занимается, – сунув руки в карманы, проворчал отчим. – Если уж его личность под таким строгим запретом. Андрей помолчал, с улыбкой наблюдая за ребятнёй, осаждающей мороженный киоск, который притулился к красному навесу остановки. Трое сорванцов одновременно висли на маленьком окошечке, а несчастная мать пыталась объяснить, почему им нельзя есть холодное в такую погоду. Судя по всему, безуспешно. - Ну… он заботится о лесе, помогает… кхм… лесникам. - Лесничий, стало быть. Только не говори мне, что это дедушка с седой бородой! - Па! Отчим рассмеялся, шутливо натянул шапку ему на глаза. И вздохнул, увидев подъезжающий автобус. Здесь они расходились каждый в свою сторону. Отчиму нужно было на вокзал, чтобы добраться до их нового дома, но Андрей стремился совсем в другом направлении. - А вот и твой, – тихо проговорил он и неожиданно обнял Андрея, похлопал по лопатке. – Удачи тебе. Тот отстранился, растерянно заглянул в лучащиеся весельем глаза отчима. - Это совсем не… - Да ладно. Как будто я влюблённых никогда не видел. До свиданья, родной. Смущённо пообещав позвонить как только будет возможность, Андрей запрыгнул в автобус. На душе было как никогда легко. Быть может, оттого, что отчим, единственный родной человек, не осудил его, а может, потому, что в дорожной сумке, поверх вещей, лежало знакомое полотенце. Словно это был такой знак удачи, волшебный клубочек, который непременно приведёт его к одинокому домику, прячущемуся в глубине леса. И всё равно волнение унять не получилось. Андрей поминутно облизывал сухие губы, вытирал влажные ладони о джинсы, радуясь, что уже ко второй загородной остановке остался один в салоне. Когда за стеклом потянулись знакомые заборы, он уже не мог сидеть. Болтался у задних дверей, выглядывая то через одно окно, то через другое и нервируя пожилого водителя. Наконец из-за поворота показалась конечная – та самая, изображающая остановку бетонная плита. Андрей постоял немного, провожая взглядом разворачивающийся дребезжащий автобус. Радость схлынула, уступив место запоздалому страху. Вот он здесь, но что дальше? Дорога, которой нёс его Эно в облике зверя, почти не отложилась в памяти. Возможно, если постараться, удастся припомнить хотя бы примерное направление… Стоило начать с малого – дойти до места, где они расстались. Он ещё помнил цепочку одиноких следов, тянущихся через заснеженное поле к лесу от последней улицы. Но теперь следы, конечно, исчезли. Снег потемнел, осел, подтаивал, постепенно обнажая кучи неубранных осенью обрезанных веток и травы, какой-то мусор. От пристального разглядывания снега под ногами Андрея вдруг отвлёк непонятный звук. Он поднял взгляд и замер. Сердце зашлось всё ускоряющимся радостным ритмом. На том самом месте – Андрей теперь был в этом совершенно уверен – под деревьями сидела большая чёрно-белая лайка. Пёс приподнял одну переднюю лапу, снова издал смешное, почти по-щенячьи звонкое тявканье, стоявшие торчком уши подрагивали. И только когда Андрей засмеялся, он бросился ему навстречу. - Уи!.. Уи, малыш… Андрей гладил его, обнимал за шею, снова гладил, смаргивая непрошеные слёзы. Уи вертелся, повизгивал, лизал его руки горячим языком. А потом вдруг рванул в сторону леса. Между деревьями звенел его лай, от возбуждения срывающийся до самых высоких нот, пугая возмущённых ворон. В сенях Андрей едва вспомнил, что нужно разуться, зачем-то тут же сбросил куртку, дрожащей рукой взялся за дверную ручку. Уи крутился в ногах, явно недоумевая, почему он медлит, и с радостным визгом ворвался в дом, стоило двери открыться. Словно это его самое большое желание в жизни только что волшебным образом исполнилось. Они все были здесь. Рахти и Эно сидели за столом лицом к двери, перед ними стояли дымящиеся кружки и открытый пирог, украшенный яблочными дольками. На полу расположились дети – кто-то с яркой книжкой, кто-то с карандашами и бумагой, – запуская пальчики в чашки с посыпанной сахаром ягодой. При появлении незваного гостя все как один замолкли и обернулись с выражением величайшего изумления на лицах. Андрей же смотрел только на Эно, застывшего, потрясённого. - Явилися, – довольно крякнул в воцарившейся тишине Рахти. – То-то, думаю, псина пропадат где-то целыми днями, а оно вона как. Гостя ждали, значится. Нет. Не ждали и даже ни секунды не верили, что он вернётся – Андрей видел это в разноцветных глазах, полных не верящей, отчаянной радости. Эно приближался медленно, не отводя взгляда и, кажется, даже не моргая, словно боялся, что он вот-вот исчезнет. - Тэво… От болезненной нежности в тихом голосе у Андрея перехватило дыхание, на мгновение замерло и вдруг сладко затрепетало сердце. Какой же он идиот. Как можно было не разглядеть, не заметить… Как можно было принять эту ласковость за что-то обыденное, само собой разумеющееся. «Прости меня», – хотел попросить Андрей, шагая навстречу. «Люблю тебя», – уже билось в горле. Внезапно его кто-то дёрнул за штанину, вспугнув волшебство момента. Перед глазами почему-то плыло, и он не сразу рассмотрел стоящего рядом ребёнка, который протягивал ему альбомный лист с цветным, изображающим нечто непонятное рисунком. - Это… мне? – охрипшим от волнения голосом спросил Андрей, забирая нежданный подарок. - Да. Теле… телех… хв… Не справившись с незнакомым словом, дитя растерянно обернулось к Рахти, ища подмоги. Тот улыбался во весь рот, что-то изображая угловатыми взмахами рук, но Андрей уже и сам догадался. Стало смешно, но он изо всех сил сдерживался, чтобы не засмеяться. Малыш смотрел серьёзно и явно был решительно настроен. - Телевизор? Ты нарисовал мне телевизор? - Деда сказал, что ты заскучаешь, если его не будет. И не останешься с нами. Веселья как не бывало, горло сдавило колючим спазмом. Оказалось, что уходя отсюда, он думал только о себе, малодушно утешался псевдоблагородными мотивами. Упивался собственным страданием, даже не подумав поинтересоваться, не причиняет ли это страдания кому-то ещё. - С вами я точно не буду скучать, обещаю, – он заставил себя улыбнуться, проведя рукой по жестковатым кудряшкам ребёнка. - Совсем-совсем? – прощебетало дитя, не отводя колдовских глазищ. – Даже самую тютюлечку? Андрей рассмеялся, слыша, как рядом негромко смеётся Эно. И болезненный спазм, мешавший дышать, вдруг исчез, будто по мановению волшебной палочки. Осознание, что всё будет хорошо, счастьем наполняло лёгкие. - Самую-пресамую… Довольный малыш, радостно завизжав, бросился к Рахти обниматься. Андрей повернулся к Эно, стоящему уже очень близко, прикусил губу, борясь с затопившим по самые горящие уши смущением. - Они видели тебя всего однажды, но, кажется, успели полюбить, – вполголоса проговорил Эно. Его ладонь прошлась вдоль руки Андрея, гнала теплом мурашки, поднимая волоски под рукавом тонкого свитера. И пропала, словно не решилась дотронуться. – Не понимаю, почему так… Ответ был в его глазах, в ласковом, тёплом взгляде, скользящем по лицу Андрея, как будто любуясь. Чтобы озвучить его, Андрею потребовалась вся его храбрость и капелька какой-то глупой, щенячьей игривости. - Может, потому, что… ты любишь меня? Эно понадобилось сделать лишь крошечный шажок, чтобы сократить расстояние между ними до минимума. Он осторожно взял лицо Андрея в ладони, коснулся губами угла рта, прижался лбом к его виску. - Солнце моё… Мальчик мой медовый… Это было самое лучшее, самое нежное признание на свете.

*

Набегавшийся за день, Уи устало прошмыгнул в комнату, к своему коврику перед тёплой печкой. Наконец глупый Найдёныш вернулся и смех, пение Хозяина вновь наполнили дом. Кое-кому не мешало устроить трёпку, но… Уи зевнул во весь рот, но прежде, чем улечься, тихонько подошёл к кровати. Упёрся передними лапами в край постели, осторожно потянулся через мерно дышащего Эно, ткнулся носом в мягкие вихры Найдёныша. И вновь не почуял никакого мёда. От Найдёныша исходил только запах Хозяина и его самого, тёплый и родной. И вот так всегда с этими людьми – вещи называют не своими именами, ведут себя странно, вечно всё запутывают и усложняют… Но он всё равно их обожает. Успокоенный, с чувством выполненного долга, Уи растянулся на своей подстилке, довольно вздохнул и наконец-то закрыл глаза. С этими двумя разобрались, но впереди ещё столько дел – белки проснулись, щенки совсем обнаглели и чувствуют тут себя уже как дома… Силы ему определённо понадобятся. В печи потрескивали дрова, а в воздухе плыл тонкий аромат цветущих яблонь, напоминая о подступающей к порогу весне.