Sensorium

Губа разбита и немного опухла. Чтоб меня искусала стая голодных пираний. Облизываю губу, как ящерица. Периодически, каждые свободные от стонов секунды. Я бы убила Феликса за то, что у меня болит все тело, но сразу подумают на меня. И я даже не злюсь на него, не чувствую обиды, потому что готовлюсь к предстоящему интервью. Я не волновалась так даже после смерти отца. Господи, после слов синего пиджака мне хочется вывернуться наизнанку. Не понимаю, что со мной. Я не должна ничего чувствовать. Я намеренно себя этого лишила, чтобы получить деньги. Если я начну чувствовать, мне крышка. Может... Определенно, это все из-за нее. Они заплатят мне пятнадцать штук! Да я сделаю все, что она скажет, кем бы она там ни была, если после этого она даст мне пятнадцать тысяч! Я очень волнуюсь, что этого, скорее всего, не случится, но один лишь шанс уже очень меня обнадеживает. По телефону звучание ее голоса напоминало сурка. Даже представлять не буду, как она выглядит. Эта мадам сказала приехать к десяти в отель "Beacon", который находится в западном вест сайде. Хм, я там не была, но говорят район неплохой. Что же, сучке повезло, что она устроилась на такую работу, где берут интервью в четырехзвездочных отелях. Я припарковалась прямо напротив и жду. Еще пятнадцать минут, и я ни за что не приду рано. Будто бы я ждала этого. Мне надо немного выпить. Нет, не так. Мне необходимо выпить, чтобы все прошло нормально. Она должна мне заплатить. Чтобы продать статуэтки, надо ехать в Нью-Джерси, чтобы там получить справку о подлинности, после чего рвануть в Денвер. Я до сих пор помню то необычное и странное здание, которое напоминает перевернутую пирамиду. Если тот старый хрен все еще живой, я скажу ему, что он — удивительный! Я слышала, что он еще жив! А пока я, скрипя зубами, облизываю губу и слушаю, как ноет Цветочек. Ей не терпится туда пойти. Ладно, уже пора, и все пройдет гладко, ведь там не будет никого из моей... Черт! Что здесь делает моя сестра?! Она гордо и вальяжно врезалась в мою реальность, когда вошла в эту чертову дверь, испачкав стекло стеллажа своими пальцами. Только не это! Ладно, Кейт тоже нужны бабки. Я ее знаю, все пройдет гладко для нас обоих. Схватив сумку с моими статуэтками из Перу, я все-таки заставила себя зайти. — Саманта! А я ждала, когда вы выйдите из машины, — голос у нее, как у сурка, но внешность птицы. Павлины с фазанами запрыгнут в казаны, когда увидят ее! Столько золота не носила, наверное, чертова Клеопатра! Меня такие жутко бесят, честно вам скажу. Я сразу поняла, что ничего хорошего из этого не выйдет. — Мы договорились в 10:00, — я пожала ее холодную руку, она смотрит на меня своими зелеными фонариками. — Зачем Вы носите столько золота? На вас нападут птицы! — предостерегла ее Цветочек. — Что? — Птиц привлекают драгоценности, и, увидев Вас на солнце, они могут напасть. Я внимательно на нее смотрю. Не так, как кошка смотрит на бифштекс, а как ротвейлер смотрит на кошку. Я, как кобра готовая к атаке. Мы остановились посередине коридора, который ведет к лифту. Если она сейчас засмеется над ней, я разобью этот горшок с Азалией об ее ту... — Я с Вами согласна. Никогда об этом не задумывалась... — эта сука сняла с себя все золото, кроме кольца, и убрала драгоценности в косметичку. Тварь, я вижу ее глаза, она хочет Цветочек. Я ни за что не допущу этого! Может, уйти, пока не поздно? Но уже поздно, я в лифте. И мы едем. Кейт даже ни разу не взглянула на меня, и я ее понимаю. В лифте воцарилось спасительное молчание. Но эта "Господин в юбке" снова раскрыла свой наглый клюв. — Я слышала, тебя зовут Цветочек? — Да, а вас зовут Милена! — У вас большие уши, Милена. Вы хорошо слышите, — язвительно заметила я. — Конечно, совсем как у серого волка, Саманта. У меня большие уши, глаза и зубы. — Не знаю, где Вы учились раздражать людей, но получается у Вас неплохо. — Люблю людей с хорошим чувством юмора. — А я люблю людей, у которых есть деньги. — Значит, мы отлично поладим. — Разумеется, — ответила я ей. Ох, нельзя перегибать палку. Наверняка ее отец из тех, кто сжигает людей, поклоняясь придуманному им самим богу. Люди часто сходят с ума от большого богатства, но не все это показывают. Так что, Саманта, просто будь собой. И не смешивай алкоголь... — Саманта, вы выглядите ужасно. — Чувствую себя намного хуже. — Может, вы хотите вы... — Чуть позже, — я мотнула головой. Я очень хочу выпить. Но Цветочек не должна видеть. Я пыталась это сказать, используя только глаза, как тот чувак из фильма "Музей Восковых Фигур". Мы вышли из лифта, и Кейт слегка толкнула меня в спину. Номер был неплох, если она собралась устроить здесь оргию. Но моя сестра и Цветочек ни за что не будут в ней участвовать. — Кейт? — Я бы выпила вина. — Хороший выбор. Вино с утра очень поднимает настроение. Или приводит в себя... — Милена бросила такой взгляд, словно я была гребцом на галере, а она была надсмотрщиком с водой. Наверное, она права, и я действительно выгляжу неважно. Моя косметика сгорела в ванной. Моя дорогая косметика из Китая... Я посмотрела в зеркало напротив. Мне бы сейчас ту замечательную пудру, чтобы скрыть круги под глазами. Глаза подвести, уложить волосы. Черт, да я еще ничего... — Цветочек, хотите чего-нибудь выпить? — Да, молоко. — Хм, для этого мне нужно позвонить. Одну секунду... — сука! Чтоб тебя распяли на кресте! Она, наверное, хочет увести мой Цветочек. Мне страшно. — Цветочек, смотри, это — яблочный сидр, он почти безалкогольный... — Яблочный? — я сделала три огромных глотка. Моя рука так трясется, что я чуть не облилась этим божественным яблочным сидром. Нельзя проливать такой хороший алкоголь. — Саманта, не смей все испортить! — Заткнись, мне нужны деньги. — Вот и держи себя в руках! — Кейт наполнила еще бокал и села на диван. Как же мне все это не нравится. Я готова провалиться в преисподнюю и получить наказание, только бы она не увела ее от меня. Что? — Прошу прощения. Ваше молоко совсем скоро принесут. А пока... — А пока обсудим оплату, — я села на диван. — Пятнадцать тысяч каждой. Учитывая, что Цветочек тоже будет участвовать, получается сорок пять. Верно? Сука. Она пытается поставить меня на колени. Разумеется, у нее получилось. — Только не задавайте ей слишком много вопросов. Она... — Я поняла, какая она, не волнуйтесь, Саманта, все пройдет хорошо. — Надеюсь, у Вас наличка? — поинтересовалась Кейт. Отличный вопрос. — Разумеется, нет, я ни за что не стала бы носить с собой эти грязные, вонючие деньги. — Милена села в кресло напротив. Еще бы ногу перекинула как в "Основном Инстинкте", я бы кинула в нее эту пепельницу. — У меня нет карточки! Но есть хренова куча кредитов, банк сразу все снимет! Нахрена она мне? — А моя сгорела, — я присоединилась к сестре. Может, вместе у нас получится ее прижать? — Спокойно, девчонки, я обо всем уже позаботилась. Вот карточка, снимите с нее деньги в любом банкомате. Не знаю, кто раньше хотел схватить эту желтую, столь желанную карточку, я или Кейт, но мы обе не успели, потому как Милена резким жестом вернула ее себе. — Перед тем, как взять эту карточку, вы должны обещать мне быть честными. — Нам поклясться на библии? — я положила руку на грудь. — Если Вы добавите мне еще пять, я расскажу абсолютно все, что спросите, и Кейт, уверена, тоже. — Вам мало пятнадцать тысяч долларов за один разговор, Саманта? — Смотря, какие тайны вы хотите узнать. — А я, может, хочу их создать? — Я как раз мастер по части тайн, — ехидно сказала моя сестра, потирая руки. Она, наверное, представляет, сколько кокса сможет купить на пятнадцать штук. Белая керамическая плитка на полу отражала красный каблук Милены, будто это было и не отражением вовсе, а продолжением ее обуви. — Ну, так что, по рукам? — Хорошо. Пусть будет шестьдесят тысяч, но мы будем работать дольше. — Да хоть до завтра, я никуда не тороплюсь, и Вы, надеюсь, тоже. — У нас ужин вечером, Саманта. Поэтому нам нужно обязательно встретиться в следующий раз. У меня есть, что Вам рассказать, Милена, — Кейт, чертова дура! Конечно, она не сможет не раздвинуть свои волосатые ноги перед этой платежеспособной дамой. А может, так даже лучше? — Итак, моя статья о детях знаменитостей Нью-Йорка, кто они и что с ними стало. — О, нет... — Что-то не так, Кейтилин? — В таком случае, это затянется надолго... Милена уже отстегнула свои туфли и собрала под себя ноги, включила диктофон и закурила. — Отлично, ведь мы все никуда не торопимся? — Скажите, Милена, все журналисты из "Brooklyn Eagle" зарабатывают столько, что платят по шестьдесят тысяч только за одно интервью? — Уверена, что это не последняя наша встреча, Кейтилин...— боже. Так и вижу привязанную к кровати Кейт с кляпом во рту и Милену в латексном костюме, держащую в руках плетку. — Но нет, боюсь, журналисты получают намного меньше. — Вы платите нам из своего кармана? — А Вас это правда волнует? — Совершенно нет. — Тогда продолжим. От этой невысокой, хрупкой девушки сыпалось бесконечное количество вопросов, я не успевала отвечать, потому что за меня делала все Кейт. Я пыталась заставить себя быть здесь и сейчас, но разум постоянно возвращается к умирающей женщине в больнице. И к сорока тысячам, которые ждут меня в конце дня. — То есть Вы и Саманта подтверждаете свою причастность к ЛГБТ-сообществу? Модное нынче слово. Запомните мои слова, скоро быть натуралом будет позорно. Никто, кроме Кейт, не рассмеялся ее шутке. Она убрала свой черный выпавший локон обратно за ухо. — Ни к какому сообществу я не причастна, — начала я, чувствуя непонятно откуда взявшуюся злость. — Но если мне придется размахивать этим чертовым радужным флагом, чтобы доказать, что я ее люблю... Я готова идти во главе парада. Я буду идти во главе парада. — А Вы любите ее? — Любовь — это слишком мерзкое слово, чтобы описать мои чувства к ней. — А Вы попробуйте. — Не хочу. — А если на счету окажется больше, чем шестьдесят? — приторно улыбнувшись, осведомилась Милена. — Сто? — спросила я с надеждой. — Восемьдесят. — Хорошо! — завопила Кейт. Голосом, не принимающим моих возражений. — Наверное, Вам очень дорога эта статья в газете? Она досталась вам от отца? — Вовсе нет, мне просто интересно это услышать. Я встала, после двухчасового допроса суслика, мне необходимо размяться. Кейт с прищуром посмотрела на журналистку. — Милена, Вас, наверное, за болтовню не любили в школе? — Совсем нет. Мой отец всегда был богатым. Поэтому меня всю жизнь любят. — Повезло. — Вам ли жаловаться на жизнь, Мия Кейтилин Сид? — Не зовите меня так, пожалуйста. — А как мне Вас звать? — Так, как сегодня. Предлагая много денег, — ответила сестра. Пока Кейт отвлекала Цветочек, я выпила половину бутылки этого чертовски хорошего сидра. Сразу исчезло давящее чувство внутри, будто бы меня воротит. Голова стала легче, энергии прибавилось. Я сделала еще один большой глоток. — А когда человек умирает, что случается с его страничкой в Фейсбуке? — На самом деле, это интересный вопрос, Цветочек. Думаю... Некому будет радоваться лайкам на фотографиях. — А бывает кладбище для страничек мертвых людей? — Хорошая идея, создать его. Нужно запатентовать! — Милена засмеялась своей шутке. Я подошла к ней вплотную, алкоголь начал действовать, и я, пошатываясь, взяла у нее только что подкуренную сигарету из рук. — Я готова, — я села обратно на свое место и глубоко вздохнула. Я — птенец, который сбросится со скалы, чтобы научится летать. — Вы когда-нибудь видели, как выглядит чистое счастье? Если бы красотой можно было питаться, я бы разжирела, как какая-нибудь тетушка Бэти. Если бы счастье было вином, мое было бы Каберне Совиньон двадцатилетней выдержки. Будь Цветочек вином, я бы выпила ее до дна. Но одновременно с этим я готова отдать все, чтобы только пригубить ее хоть немного. Я смотрю только на нее. Не знаю, понимает она меня или нет. Все молчат. Такая красивая, непринужденная тишина, пока я любуюсь своим Цветочком. Как она озадачено хлопает ресницами, создавая на другом конце земли, наверное, самый ужасный ураган. В ней прекрасно все, и даже складки на ее теле не напоминают вагину. — Я готова копать колодец, если там, где она захочет жить, не будет воды. Я научусь готовить, стирать и плакать, если у меня появится возможность стать ее женой. Она — причина, по которой я буду умирать с улыбкой на лице. И как бы неудача ни пыталась меня сломать, одно ее присутствие дает мне сил понять. Понять, что тот далекий мираж, то маленькое видение, в котором Саманта счастлива, может оказаться правдой! Слышать ее смех — это как вколоть себе концентрированный оргазм внутривенно. Она лучше, чем отдых на море. Она мне нравится больше, чем деньги. И если после смерти я не окажусь в пустоте, то стану королевой ада, чтобы заставить всю преисподнюю пойти войной на рай, только бы увидеть ее еще один раз. Вы не узнаете, что такое экстаз, потому что никогда не прикоснетесь к ее губам. Если бы я могла поменяться с ней глазами, весь мир был бы у моих ног... — Вы с Кейт и так родились красивыми, Саманта. — Красота — это по ее части, не по моей. Ее красота заставляет чудовище спать. — Чудовище? — Которое сейчас проснется, если я не пойду в уборную. Прошло еще четыре часа. Милена накормила нас превосходным обедом. Она — частый клиент в этом отеле, у нее отличный вкус. Раздражать меня, даже учитывая все это, разумеется, она не перестала. Надо было видеть мое лицо во время обнаружения на счету не восьмидесяти тысяч, а ста. Разумеется, я ничего не сказала сестре и Цветочку. Сняв только восемьдесят, я разделила деньги на троих. Цветочек запихнула свою пачку новеньких двадцаток в бюстгальтер, в котором до сих пор лежал выигрышный билет. Интересно, что она выиграла? Да, не брать ее с собой на ужин было самой умной мыслью, которая пришла мне в голову за всю эту историю. Я с самого утра чувствовала запах кошачьего дерьма рядом с собой. Не носом, легкими. Весь день ждала, чтобы этот чертов вечер не наступил. Потому что Саманта Моника Сид испортит даже самый лучший день в своей жизни. — Бэти, что ты тут делаешь? — Ваш... Ваш дядя меня пригласил на ужин...— сказала она, словно голая монашка на алтаре. Что-то мне ее голос совсем не нравится. — Что-то случилось с моей фабрикой? — Поговорим об этом позже. Проходи, Саманта, привет Кейт, золотце мое. — Прекрати, дядя. — Где вы были? — Занимались всякой ерундой. — Странно, ты, кажется, не собираешься просить у меня денег? — Саманта дала мне немного. Но если ты хочешь помочь, я буду рада. — Только не покупай свою разбодяженную дрянь у узкоглазых. Обратись к Феликсу. У него чистый, хороший товар. Я поговорил с ним. Он сразу мне сказал, что обделять тебя не собирался никогда. Цитирую: "секс сексом, но никуда без кокса. Если хочет, пусть обращается". — Мне ничего от него не нужно! — С каких пор ты стала такой гордой, Кейтилин? — в комнату вошла мама. На меня даже не посмотрела, как всегда. Они обнялись с Кейт. Мое дыхание задрожало, ничего необычного. Что бы ты мне ни приготовила на этот раз, мама, в ответ я укушу сильнее. — Саманта, мы не закончили наш разговор! — Думаю, для этого я и приехала. — Пойдемте все за стол. Интересно, как Цветочек добралась до мамы, и разрешили ли ей навестить ее так поздно? Я их убью, если нет. Так, я должна быть спокойной. Должна. Чтобы достичь свой мираж, я должна сохранить сегодня абсолютное спокойствие. Это просто ужин. Но зачем тут, мать ее, Бэти с дрожащим голосом? Дядя сидел в центре стола, как когда-то сидел мой отец. Со спины их даже не различить. Грустная тетушка Мэги суетится вокруг гостей. Даже отослала служанку. Она грустная, Цветочек, потому что бог не подарил ей детей. Справа от него сидела Бэти, слева — Кейт. После Кейт я, а напротив меня мама. Напротив дяди села тетушка Мэги. Когда все приступили к еде, никто не хотел говорить, все были голодны, ели за обе щеки, кроме испуганной Бэти. Я — охотник, который выстреливает в Бэти, бегущую по лесу, мелкой дробью. Что-то случилось, я могу чувствовать это так же ясно, как и то, что надвигается буря. — Так что там с моей фабрикой, Бэти? — я закинула в рот спаржу, несмотря на то, что он был набит до отказа, я очень-очень голодна. — Э... Там... — Саманта, дай человеку поесть. — Она не ест! Она — мой сотрудник, и я хочу узнать, как дела на моей фабрике! — Ужасно! — закричала мама и бросила в меня тарелку с салатом. — Ты просрала и фабрику тоже! Дела на ней — хуже некуда! — Успокойся! — дядя кинул свой гневный взгляд на маму. Но он не подействовал. Совсем не подействовал. Сейчас что-то будет. — О чем она говорит, Бэти? — Дела очень плохи, м... Мэм... Мы должны всем месячную зарплату. Чтоб я сгорела заживо, а перед этим с меня сняли кожу! Боже мой, я должна двенадцати рабочим по две тысячи долларов! — Какого хрена ты мне не говорила все это время? — Я... Я звоню Вам постоянно, но вы не поднимаете трубку. А еще Вы всегда кричите на работе. Я боюсь к вам подойти. Жду, когда Вы сами посмотрите на отчет. — Ты боялась? Меня?! Дура! — я перевернула стол. Боже мой, просто идеальная заготовка для маньяка. — Саманта, немедленно прекрати! — дядя ударил меня по щеке, но после Феликса это скорее смешно, чем больно. — Саманта! Говорю тебе один раз. Либо ты передаешь фабрику маме, и она ее восстановит, либо ты ее просираешь, и тогда забудешь мой номер телефона навсегда! Я устал от тебя, Саманта! Не представляешь, какой ты невыносимый человек. — Сука! Это все ты! — я бросила в маму миску с томатным соусом. — Ненавижу! Как же я тебя ненавижу! Как жаль, что ты не сдохла, когда рожала меня, тварь! Они прижали меня в угол. Саманта скулит, как раненая собака, у себя в душе. — Я благодарю небеса за тот день, когда уехала из этого поганого города и больше не видела тебя! Видит бог, я пыталась тебя любить, Саманта. Двадцать долгих лет я ждала что, ты станешь такой, как сестра. Но ты становилась только дрянью! — О, ты хочешь поиграть в мамочку Шарлиз? Меня держал дядя, а маму — Кейт. Перевернутый стол был нашей баррикадой. — Ты не заслуживаешь даже капельку моей любви! — Твоей любви? Ты — самая худшая мама из всех, что могут быть на свете! Знаешь, как это было невыносимо - слушать их разговоры за спиной о том, что твоя мама трахается на корпоративах, как порнозвезда? Стала такой, как Кейт?! Как ты?! Думаешь, если ты перестанешь принимать правду, то она куда-то исчезнет, мама? Я прекрасно знала, за что тебя избивал отец, даже когда мне было пять! Впервые в жизни я увидела, как эта женщина плачет. Как слеза стекает по ее напудренной коже, падая на черную блузку. — Я ненавижу тебя потому, что ты пошла вся в него, Саманта! — Хорошо, что не в тебя! Моя голова приняла еще одну тарелку. Это ужасно больно! Бэти плакала, чем еще сильнее действовала мне на нервы. Дядя цепко держал меня, не давая пошевелиться. — Саманта! Бумаги готовы, тебе только надо подписать. — Долго она за это тебе сосала, дядя? — после этих слов я почувствовала, как меня поднимают в воздух. — Нет! — успела я услышать крик Кейт. Потом ковер очень быстро начал приближаться. Вас когда-нибудь сбивал поезд? Как будто реактивный самолет сделал пикет прямо в меня! Я заскулила и заплакала. — Не надо строить из себя жертву, Саманта! — Тебе стоит пойти соревноваться метать бревна, дядя, — сказала я, выплевывая боль. Крови, вроде, нет. Но головой я ударилась знатно. Кейт помогла мне встать, я ее оттолкнула. Пошла и подписала эти чертовы бумаги. А после, подняв с пола бараньи ребрышки и бутылку вина, в которой еще осталась половина, я, хромая, заковыляла до машины, поедая грязное мясо по дороге. Я очень голодна. Они молча за мной наблюдали. Только плач Бэти нарушал тишину. Вино кончилось слишком быстро, поэтому я купила себе еще ящик мартини. Саманта сегодня будет пить последний раз в жизни! Никогда себе такого не говорила, не было нужды. Не было ее. Я разгоняюсь по кольцевой на Лук Айленде. Мартини льется мне на подбородок, шею и грудь. "Мерседес 221 кузов S class за сто двадцать тысяч долларов разгоняется до сотни за четыре секунды! Я буквально слышу голос того мудака из видео-обзора моей машины". "Зачем вам такая быстра машина, если вы на ней не разгоняетесь?", это говорит уже Цветочек. Я улыбаюсь, вспоминая ее. Нарезаю круги и выбрасываю маленькие пустые бутылочки от мартини. Боже, да я пью, как слон. Наконец-то послышался вой сирен. Остановилась. — Мэм, немедленно выйдите из машины! Я допила очередную порцию моей смерти и завела двигатель. Выбросила бутылочку ему под ноги. — Офицер! Я слышала, у копов быстрые тачки. Давайте проверим. Рев машины заглушил весь мир. Потому что сейчас я выжму все из этой немецкой красотки!