Золушка

      Голова принца после водных процедур напоминала большущий июньский одуван, пушащийся на ветру. И мыслей в ней, судя по застывшей дурацкой улыбке, было не больше. Ничего хорошего эти симптомы Реборну не сулили.       — О чём думаешь? — начал он издалека.       — Да так… — уклончиво отозвался Цуна, становясь ещё больше похожим на влюблённого идиота.       О том оборванце, конечно же, мысленно перевёл Реборн. Бурным потоком судьба продолжала нести его крестника навстречу назначенной половинке. Но сдаваться просто так Реборн не собирался. Он никогда не сдавался без боя, даже если битва обречена на провал. Даже после стольких поражений в схватках с судьбой.       — И чем же он тебе так понравился?       Брови Цуны взлетели вверх, и он с искренним непониманием уставился на Реборна:       — Кто понравился?       И лишь через пару секунд напряжённых раздумий воскликнул:       — А, тот слуга у колодца!       «Старый болван», — обругал себя Реборн, и ещё многими и многими нелестными словами. Возомнил себе невесть чего. А Цуна, святая простота, запомнил светловолосого оборванца не больше, чем любого другого случайного прохожего. Зачем, зачем ты напомнил ему, тупая башка, продолжал Реборн самоедствовать. Теперь ведь думать начнёт о нём, вспоминать, представлять…       — Не то чтобы понравился, — после короткой заминки выдал Цуна, — просто жалко его стало почему-то. Лицо у него какое-то… одинокое.       — Тебе бы в церковники податься, а не в принцы, — съязвил Реборн. — Прямо сестра милосердия. Зачем ты даёшь человеку напрасную надежду? Ты серьёзно думаешь, что такого оборванца пустят на праздник? Или что его отпустит господин?       — А почему бы и нет?       — Думаешь, почему этот слуга отказывался от твоего приглашения? Потому что прекрасно понимает, что никакой бал ему не светит. Пустые надежды и обещания не красят правителя в глазах подданных, Цуна.       — Да знаю я, знаю, — вздохнул принц и поник. — Но знаешь, иногда людям нужно просто сочувствие. Помнишь, когда я был маленьким, то часто разбивал коленки и плакал. Тогда Нана брала меня на ручки, гладила по голове и говорила: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо». Коленки от этого волшебным образом не заживали, и тебе всё равно приходилось тащить меня к доктору с его настойками. Но от слов Наны мне становилось легче, намного легче, чем от мазанья больнючей настойкой. Так и с тем слугой. Мне кажется, что само внимание ему намного важнее, чем бал. Ему, наверное, и пойти-то не в чем… ну что ты смеёшься?       — Мечтатель ты, Цуна, — хмыкнул Реборн. — И идеалист.       Какой там оборванец, какая там невеста. Ему бы собаку для начала завести. *****       Дворец возвышался над столицей, такой же незыблемый и прекрасный, каким запомнил его Цуна. Белокаменные стены сияли на солнце, усеянные балконами, разноцветными витражами и гирляндами переходов и лестниц. Подножье дворца утопало в зелени, а башни, казалось, подпирали облака. В какой-то момент даже Цуне стало не по себе перед его величием. Но потом он посмотрел по сторонам и увидел королевских гвардейцев. Выстроившись вдоль дороги, стройными колоннами они приветствовали его, отдавая честь. «Меня ждут! Меня любят!» — воодушевился Цуна и радостно пришпорил коня.       На дворцовой лестнице, застеленной длиннющим красным ковром, его встречали командир гвардии собственной персоной и бессменная старшая фрейлина.       — Рад видеть вас в добром здравии и прекрасной форме, ваше высочество! Как добрались? Надеюсь, эскорт не доставил вам неудобств?       — Спасибо, мистер Кусакабе, всё в порядке, — улыбнулся Цуна и протянул ладонь для рукопожатия. — У вас замечательные ребята.       — Ваше высочество, — почтительно склонила голову старшая фрейлина и сделала безупречный реверанс. Так непривычно было видеть её такой. Мальчишкой Цуна всегда называл её просто Хром. Но теперь, когда они сравнялись в росте, обращаться к ней, видной даме, по имени стало даже как-то неловко.       — Мисс Докуро, — слегка поклонился он в ответ, и на лице Хром промелькнула растерянность. Которая почти тут же сменилась улыбкой — не зря она столько лет вращалась в дворцовых делах, где держать лицо — самая главная вещь.       — Прошу вас…       Дворец не разочаровал Цуну и изнутри: в залах прибавилось убранства, туда-сюда сновали слуги, горничные, гвардейцы и фрейлины. Весь двор готовился к грандиозному празднику. Все сбегались поприветствовать принца, и от осознания этого он не мог прекратить улыбаться.       — Я провожу вас в тронный зал. Его величество совсем заждался, — пояснила Хром.       — Не настолько уж долго меня не было, чтобы я забыл свой собственный замок.       — Точно-точно?       В глазах Хром играли озорные искорки, совсем как раньше, которые ей никак не удавалось скрыть. И Цуна не выдержал — крепко обнял её, как давно хотелось.       — С возвращением, ваше высочество, — прошептала она ему на ухо и нежно погладила по волосам.       — С возвращением, — согласился Цуна.       Она отстранилась первой, оправила складки платья и строго-шутливо погрозила ему пальчиком:       — Вашему высочеству лучше так не делать с другими дамами. Иначе вы можете испортить им юбки, если погнёте каркас!       — Хорошо, буду знать, — кивнул Цуна. За его спиной раздался подавленный смешок Реборна.       Тронный зал, как и весь дворец, был отстроен добрый десяток поколений королей назад. Но своему нынешнему владыке он подходил так точно, будто создавался специально для него. Тёмные шторы обрамляли высокие окна-витражи из сиреневого, зелёного и белого стекла, погружая зал в тревожный полумрак. Богатый трон, увешанный коронами побеждённых царей ушедших эпох, возвышался над простыми смертными, словно неприступная гора, и уходил под сводчатый потолок. При всех своих достоинствах король Кёя I не мог похвастать богатырским ростом и размахом плеч. Но когда он вставал со своего трона и медленным, властным шагом спускался по длинной лестнице, шурша мантией, всех присутствующих невольно охватывал трепет.       Короля боялись — и благоговели перед ним. И Цуна тоже.       С каменным лицом отец спускался ему навстречу, а Цуна лихорадочно пытался понять, в каком его величество настроении, привечать или ругать будет. А ругать было за что. Но присутствие за спиной Реборна и Хром придавало уверенности. Отец никогда не ругал его на людях.       Наконец король остановился перед ним, не дойдя пару ступенек, всё ещё подавляя собственным присутствием. А затем вдруг улыбнулся — едва заметно, но с искренней теплотой.       — А ты здорово вырос.       — Не так сильно, как хотелось бы, — осторожно ответил Цуна.       Улыбка отца стала чуточку шире.       — Не в этом счастье.       Он взъерошил Цуне волосы, как будто и не было тех четырёх лет в Цитадели, и коротко сказал:       — Я рад, что ты снова здесь.       Очень редко он позволял себе такие проявления нежности, и от облегчения и радости Цуна готов был рассмеяться. После того, как Реборн упрекал его всю дорогу, он успел навоображать себе всяких ужасов. Но отец оставался отцом. А большего и не надо было.       — Чем ещё порадуешь? — спросил отец.       И в тот же миг его улыбка и косой проницательный взгляд, устремлённый на Реборна, стали жуткими и зловещими. Отец всегда любил такие переходы, выводя на чистую воду чиновников и пугая иностранных дипломатов и послов, ведущих нечестную игру. За это его и боялись.       — Да больше-то и нечем, — не стал увиливать Реборн. — Я сделал всё, что смог.       — Неужели? — глаза короля опасно заблестели. — Все принцессы вам отказали? Все до единой?       — Они говорили, что я слишком маленького роста! — пожаловался Цуна.       Лицо отца снова окаменело.       — Мисс Докуро, — сказал он ледяным голосом, — пригласите ко мне фельдмаршала.       — Сию минуту, ваше величество, — испуганно выпалила Хром и выбежала из тронного зала.       Для какого такого изощрённого наказания может потребоваться аж сам фельдмаршал, придумать Цуна так и не сумел. Но и испугаться по-настоящему он тоже не успел, потому что с вышины трона раздалось:       — Ваше величество!       Наверное, за троном была какая-то потайная дверь. Или даже люк. Или удобная лежанка. Сколько Цуна себя помнил, он всегда появлялся из-за трона, как по волшебству. Он — Рокудо Мукуро, придворный звездочёт. Зачем им при дворе этот самый звездочёт, Цуна понятия не имел, поскольку ни единого раза в его присутствии к своей профессии Мукуро не прибегал. Появлялся из ниоткуда, исчезал в никуда, много шутил, многое недоговаривал и всё обо всех знал. И совершенно непонятно, как это происходило, но многие вопросы без него попросту не решались.       Грациозным движением Рокудо Мукуро выскользнул из-за спинки трона и небрежно растёкся по ней, как большой обласканный кот.       — Здрасьте, дядя Мукуро, — улыбнулся ему Цуна.       — И вашему высочеству не хворать, — Мукуро коротко кивнул ему и отсалютовал, не меняя позы. А затем продолжил:       — Ваше величество, ну зачем же сразу фельдмаршала. Бедняжки… они ведь совсем не виноваты…       — Надо, — отрезал король.       Мукуро закатил глаза и изобразил на лице абсолютное осуждение.       Тяжёлые парадные двери грохнули так, будто их открыли с ноги. Звеня иконостасом орденов и медалей, бравый вояка промаршировал мимо Цуны, отдал честь и громогласно гаркнул на весь зал:       — Фельдмаршал Сасагава по вашему приказанию прибыл, ваше величество!       Король коротко кивнул ему и щёлкнул пальцами:       — Напомни-ка мне, малыш, в каких королевствах вы побывали?       — В Джиге, в Каркассе, в Курокаве… — начал перечислять Реборн.       — Отлично, пусть будет Курокава, мы как раз с ней граничим. С этого дня я объявляю войну Курокаве и всем, кто посмеет выступить на её стороне. Фельдмаршал Сасагава, приказываю вам захватить Курокаву и пустить её на корм свиньям.       — Экстремальное ура!!! Да здравствует его величество! — проорал фельдмаршал во всё горло, и многократное эхо тронного зала повторило за ним, будто многотысячная армия.       — Зачем?! — воскликнул Цуна в священном ужасе. — Отец, не надо…       — Они посмели оскорбить моего сына, а значит, и меня, и весь мой народ, — отчеканил король. Когда он говорил таким тоном, спорить с ним было бесполезно и даже опасно. — Пора напомнить им, что у всего бывают последствия. Нашей армии не помешает славный поход. Я рассчитываю на вас, фельдмаршал. Напомните им про Северную войну и камикорос.       — Есть, ваше величество! — снова гаркнул Сасагава, сияя едва ли не ярче своих медалей.       Ему даже не хватило выдержки, чтобы выйти из зала подобающе: он выбежал почти вприпрыжку, приговаривая: «Наконец-то! Наконец-то! Я знал, что этот день придёт!» Никогда ещё Цуна не видел барона Сасагаву, добродушного, в общем-то, человека, таким счастливым.       — Отец… — беспомощно повторил он, не зная, что и сказать.       — Ваше величество, рискну предположить, что, возможно, вы…       — Я бы на твоём месте не рисковал, — перебил король, и Мукуро замолк, нахмурившись.       Повисло напряжённое, неуютное молчание. Медленно, но неизбежно в груди Цуны зарождался внутренний вопль. Он сделал очень-очень страшную вещь. Из-за него началась война. Что такого сделала хорошенькая принцесса Ханна? Ну, покапризничала немного. Нельзя же пускать людей на корм свиньям только потому, что у кого-то другие вкусы! Вот почему Реборн всегда говорил ему заткнуться перед аудиенцией у принцесс…       — Отец, пожалуйста… — попытался Цуна, не в силах больше сдерживать свой внутренний вопль. — То королевство ни в чём не виновато! Отзови войска, пока ещё не поздно!       Король посмотрел на него удивлённо, даже немного растерянно, будто Цуна сморозил беспросветную глупость. А потом улыбнулся — почти безумно — и потрепал его по щеке.       — Всё будет хорошо, вот увидишь. Ты знал, что в Курокаве какао растёт? И чай. Люблю чай.       За закрытыми дверями послышались приглушённые голоса.       — Кого там принесло, — нахмурился король. — Объявлял же во всеуслышание, что ни сегодня, ни завтра никаких просителей я не принимаю.       Словно услышав его сквозь нараставший гвалт, в тронный зал боязливо заглянула Хром.       — Её королевское высочество наследная принцесса Южного королевства и островов очень сильно настаивает на аудиенции вашего величества. И его высочества.       — Принцесса проделала долгий путь и совсем не желает отдохнуть с дороги? Я распорядился предоставить ей покои в западной башне с видом на столицу и горячую ванну. Аудиенция состоится завтра утром.       — Её высочество благодарит вас за ванну и уже переоделась для аудиенции.       — Какая ещё принцесса? — вмешался Цуна.       С первых слов Хром ему отчего-то стало не по себе.       «Реборн, — спросил он как-то во время странствий, — а на север и на юг мы свататься не поедем?» «У тебя точно был высший балл по политологии в академии? На севере нет принцесс. Да и принцев особо тоже: всех, кроме одного, твой отец вырезал. А на юге… Тебе там не понравится. Просто поверь». А к советам Реборна лучше было прислушиваться, даже если порой они бывали жестокими.       Со стороны трона донёсся тихий смех Мукуро:       — А вы не промах, ваше высочество, ни одну даму не упустите! Ваше сознательное стремление к женитьбе меня очень впечатляет.       — Его звездейшество тоже решил помочь тебе с поисками невесты, — снисходительно пояснил король.       — О, пресвятые сёстры… — лицо Мукуро перекосило, будто он надкусил недозрелый лимон. — Только не произносите это снова при нашей гостье, ваше величество, умоляю.       — Тебе не нравится твой титул?       — Мне всё нравится, — выдавил Мукуро с натянутой улыбкой. Будь Цуна чуть ближе — наверняка услышал бы скрежет его зубов.       В двери постучали, громко и требовательно. Видно, очень уж хотелось принцессе замуж, подумал Цуна, и выпрямился, насколько мог — чтобы казаться хоть капельку выше. Король махнул рукой Хром и неохотно произнёс:       — Пусть войдёт.       Ещё не отошедшие от визита фельдмаршала двери наконец открылись с пронзительным, почти зловещим скрипом, и у Цуны перехватило дыхание от увиденного.       — Её королевское высочество, наследница Южного королевства и островов Лоскутного моря, принцесса Занзас! — торжественно провозгласила Хром во весь свой тихий, тоненький голос.       В детстве Цуна частенько думал, как странно к нему обращаются окружающие — «ваше высочество». Какое же он высочество и где его высота, когда ростом он с отцовскую шпагу. Он спросил об этом у Хром, и она, смеясь, полвечера объясняла Цуне про высокий статус и знатность. А теперь он воочию узрел, для кого этот титул предназначался на самом деле. Ростом принцесса Занзас была с фельдмаршала Сасагаву, даже на пару дюймов выше, и лишь ненамного уступала в ширине плеч. А ведь он был признанным эталоном мужественности и атлетизма в королевстве. Вот это высочество так высочество — Цуна даже сказал бы, «её великаншество». Других слов у него не было — он стоял, задрав голову, и таращился на огромную смуглую варваршу в роскошном бордовом платье, таком красивом и таком отвратительном на ней. А варварша смотрела на него хищными, будто у коршуна, глазами с красноватыми отблесками, словно собиралась сожрать на обед с потрохами, и морщила нос. Ещё одна пара глаз с интересом разглядывала Цуну из-за её плеча и принадлежала спутнику принцессы — обладателю пиратской капитанской шляпы и одной из самых угрожающих физиономий на свете, что только попадались Цуне.       — Только не говорите, что это и есть ваш принц, — произнесла наконец принцесса. Голос у неё был низкий, глубокий — даже приятный, если бы не сочившееся из него презрение.       — Взгляни, Сквало, ради кого мы загнали нашу «Варию» в мелкую речушку.       В каких-то три шага пират оказался прямо перед Цуной. Склонил голову, поцокал языком — как будто на ярмарке товар выбирал.       — Да ладно тебе, — наконец вынес пират свой вердикт, и лицо его поскучнело. — Зато принц.       — Ты шутишь, что ли?! — рявкнула варварша, теряя последние остатки женственности.       По всему её телу — на фоне общей катастрофы Цуна заметил это лишь сейчас — змеилась сетка шрамов. Где-то светлые, розоватые, где-то потемнее, они переплетались в причудливом и пугающем рисунке на лице, шее, груди и обнажённых плечах. Будто сделали варваршу не из плоти и крови, а из коричневого мрамора с тёмными и светлыми прожилками.       — Или ты всерьёз считаешь, что этот недомерок может быть достоин меня? Тогда поздравляю, ты впал в маразм. Как и мой папаша, который на этот брак согласился! Чтобы я… вот за это недоразумение…       — Послушайте, принцесса, — тихо сказал Цуна. От страха, внушаемого этой пиратской парочкой, голос его сорвался и дрогнул. Но её высочество немедленно замолчала и уставилась на него с таким удивлением, словно не ожидала, что он вообще умеет говорить.       — Во-первых, очень некрасиво с вашей стороны оскорблять хозяев, будучи в гостях, — продолжил Цуна, вдохновлённый её замешательством. — А во-вторых… Отец, ты что, серьёзно?! — выкрикнул он, не в силах больше сдерживать панику. Если принцесса не держит лицо, то почему он должен, в конце-то концов. — Ты хочешь, чтобы я женился на ней? Ты хочешь, чтобы она рожала тебе внуков?       — Это будет очень выгодный политический союз, — ответил король без единой эмоции в голосе, не сводя глаз с принцессы.       От такого предательства и несправедливости сердце Цуны болезненно сжалось и заныло в груди.       — Значит, ты решил продать меня этим чудовищам? За что?! Ты настолько во мне разочаровался?       — Чудовищам? Ты назвал меня чудовищем?! — прогремел голос принцессы.       Коротко звякнула сталь, сверкнули искры, перед глазами Цуны пронёсся тёмный силуэт — и всё в одно короткое мгновение. Моргнув, он увидел перед собой отца, скрестившего шпаги с пиратом. Они застыли, словно статуи, и только подрагивавшие руки на эфесах выдавали их борьбу.       — Никто не смеет трогать моего сына, — тихо произнёс король, чеканя слова из ледяного чугуна. — Это нарушает дисциплину и законы — больше законов, чем у тебя пальцев, пират.       Сквало безумно расхохотался в ответ и потряс перед королём левой рукой, на месте которой, к ужасу и изумлению Цуны, из рукава камзола торчал металлический крюк.       — Да уж конечно больше! А вы хороши, величество, не зря про вас бабки в сказках насочиняли! Вот только мальчишка ваш оскорбил мою госпожу, а этого, уж простите, я спустить не могу…       — Убери шпагу, Сквало, — процедила принцесса. — Незачем марать славную сталь об это отродье.       Взглянув на неё снова, Цуна едва не вскрикнул: от ярости шрамы на её лице налились кровью и превратились в тёмные борозды, словно полосы на шкуре тигров с Восточных гор. С каждым мгновением и без того некрасивая, а теперь ещё и полосатая принцесса становилась всё более и более отталкивающей.       — Отродье?! Да вы посмотрите на себя! — воскликнул Цуна. — Это вы-то называете меня отродьем и указываете на мой рост?! И именуете себя принцессой! Вы на женщину-то не очень похожи, не то что на принцессу!       — Цуна! — одёрнул его отец, но накопившаяся злость на несправедливые обиды всё выплёскивалась и выплёскивалась из него, как вода из повредившегося акведука.       — Я никогда не женюсь на таком чудовище, как вы! Никогда!       — Ну и прекрасно! — рявкнула принцесса.       Со стороны трона раздался жалобный стон, полный разочарования и мольбы:       — Но вы же такая прекрасная пара! Я так старался ради наших королевств, вы разбиваете мне сердце! Цуна, ты же принц, ты же понимаешь, что иногда ради политики надо кое-чем жертвовать…       — Зря стараетесь, дядя Мукуро — отрезал Цуна — Если эта ваша политика требует от меня таких жертв — я не желаю больше быть принцем.       И прежде, чем кто-либо успел возразить ему хоть слово, Цуна вылетел из тронного слова и как можно громче хлопнул за собой дверями. *****       После побега Цуны в зале воцарилось тяжёлое молчание, только грохот дверей всё ещё отдавался в ушах набатом. Первым пошевелился пират Сквало — с коротким лязгом вернул свою шпагу в ножны. Его величество сделал то же самое, медленно и неохотно.       — Я сожалею, ваше высочество, — нарушил он молчание и коротко кивнул в знак почтения. — Полагаю, вы не заинтересованы в продолжении визита?       — Не заинтересована, — кивнула принцесса, всё ещё похожая на тигрицу. — Мы отплываем сегодня на закате.       — Не, на закате не получится, — вмешался Сквало. — На корабле ни одного матроса, все по кабакам разбежались.       — Как — по кабакам? Зачем ты их отпустил? Ты капитан или где?       — Они же всю жизнь по морям да по морям, в пресных водах и не плавали, дай парням позабавиться! На островах уже всех девок наизусть знают, а тут всё новое, интересное! Когда ещё заплывём…       — Идиот, — сморщилась принцесса. — Хорошо. Отплываем на рассвете. И чтобы все были на месте, слышишь? Кто опоздает, тот за кораблём пешком побежит!       — Надеюсь, моё предложение не оскорбит ваше высочество, — произнёс король, — но я хотел бы попросить вас остаться моей гостьей ещё на один день. Завтра вечером во дворце состоится бал по случаю возвращения моего сына, вы окажете мне огромную честь своим присутствием. Кроме того, на балу будет много молодых людей — все из отборной знати. Возможно, одному из них удастся тронуть ваше сердце больше, чем моему неразумному сыну.       Но принцесса лишь вздохнула и покачала головой. Впервые с момента появления в зале на её лице появилась улыбка — кривая и горькая.       — Благодарю, но нет. Мне здесь не место, и завтра ничего не изменится.       — Что ж, не буду настаивать, ваше высочество.       Они расстались; на прощание король даже поцеловал ей руку. Соизволивший наконец-то спуститься с высоты трона Рокудо Мукуро увивался рядом, рассыпаясь в комплиментах и извинениях. Принцесса одарила его лишь парой кивков и безразличным взглядом.       — Мисс Докуро, проводите, пожалуйста, наших гостей, — распорядился король.       И лишь когда за ними закрылись двери, дипломатическое безразличие сползло с его лица, превращаясь в дьявольский оскал. Звездочёт попятился на пару ступенек к трону.       — Эм… что-то не так, ваше величество?       — Ты сам знаешь, — ещё более хищно улыбнулся король, и его чёрная мантия всколыхнулась, словно демонические крылья.       Нарочито тяжело ступая, он поднимался по лестнице, а Мукуро продолжал пятиться и повторять: «я ничего не знаю», «перестаньте так пугать», «что я такого сделал» и «ваше величество, ну что вы, ну не надо». Наконец король настиг его и схватил за грудки:       — Рад, что притащил во дворец это чучело? — прошипел он и хорошенько встряхнул звездочёта. — От души посмеялся, да? Или ещё нет? Отвечай!       — Ваше величество… крёстный… — полузадушено просипел Мукуро.       Король оглянулся и наконец заметил Реборна, не проронившего ни слова с момента появления принцессы. Не то чтобы Реборну было нечего сказать; его маленькое фейское тельце просто переполнялось от эпитетов разной степени приличия, которыми он готов был наградить принцессу, звездочёта, короля и всех желающих. Вот только Цуна сам всё сказал за него.       Нехотя, с видимым усилием над собой, король ослабил хватку и отшвырнул звездочёта в сторону, выплюнув:       — С тобой мы ещё договорим. Пшёл вон.       Проявив благоразумие, Мукуро выскользнул из зала, поправляя на ходу костюм.       Тишина и спокойствие снова заполнили тронный зал, будто и не было никакой принцессы и пирата. Только шуршание королевской мантии по ступеням отдавалось от каменных стен скрежещущим эхом. С тихим вздохом его величество опустился на трон, прикрыл глаза и потёр виски. Из грозного демона он медленно превращался в усталого, слегка раздражённого мужчину. Но демоническая аура — аура нежелания разговаривать с Реборном — всё ещё исходила от него, ощущаясь почти физически. И Реборн молчал, выжидая.       Из-за трона послышался топоток крохотных ножек и тихое фыркание. Это вывело короля из состояния мрачной задумчивости: он перегнулся через подлокотник и подставил ладонь, на которую немедленно взобрался маленький ёжик. Ёжика звали не то Ролл VIII, не то Ролл IX — Реборн давно потерял счёт. Бережно, словно пушинку, король взял питомца к себе на колени и принялся поглаживать по сложенным иголкам.       — Не смотри на меня так, — наконец изрёк король. Это означало приглашение на разговор, и Реборн наконец приблизился к трону.       — Позвольте напомнить вам, ваше величество…       — Я прекрасно всё помню, малыш.       — Позвольте напомнить вам, ваше величество, — повторил Реборн с нажимом, устраиваясь поудобнее на подлокотнике трона, — о главном условии нашего договора. Цунаёши должен получить свой счастливый конец. И каким бы он ни был, вы не будете этому противиться.       — Было бы чему противиться. Что-то не получается у тебя этот самый счастливый конец, — с раздражением произнёс король. — Я возлагал на тебя и на эту поездку большие надежды. А ты стольких достойных принцесс упустил. После такого — не кажется ли тебе, что пришла моя очередь брать будущее Цунаёши в свои руки? Я желаю ему счастья не меньше тебя, малыш, запомни это.       — И вы, значит, видите его счастье в этой… женщине?       — Переговоры с Югом проводил Рокудо Мукуро, я не имею к ним отношения. И принцесса Занзас мне нравится не больше, чем тебе.       — Зачем же тогда вы предложили ей остаться погостить?       — Затем, что мне нравится идея объединения моего королевства и Юга, если принцесса станет женой моего сына.       — Ч-что?! — поперхнулся Реборн.       Король прикрыл глаза. От него исходил слабый запах вина.       — Власть есть власть, малыш. У королей редко бывает по любви. Мои родители впервые увиделись за день до свадьбы. Если бы не их брак, разразилась бы война, и Север, Юг и Восток растащили бы наше королевство по кусочкам. Сейчас же Восток — наш верный союзник, Север ещё не до конца оправился от камикороса, а Запад раздроблен и слаб. И только южное королевство остаётся сильным и опасным. Двадцать лет они продолжают оспаривать приграничные земли в горах, постоянно засылают шпионов, а их пираты нарушают все мыслимые и немыслимые законы и дисциплину, когда заплывают вверх по рекам. Объединение королевств решит все проблемы миром.       — Счастье сына против счастья всеобщего, значит… — пробормотал Реборн.       — Я же король. Это, вообще-то, мой долг — заботиться о счастье подданных.       — Вы же понимаете, что нарушаете этим наш договор?       — А с чего ты взял, что Цунаёши будет категорически несчастлив в браке? Недаром же говорят: стерпится — слюбится. А если не слюбится — всегда существует… «несчастный случай», после которого Цунаёши сможет жениться вновь и жить, наконец, долго и счастливо.       — Вы прекрасно знаете, что магия фей распространяется только на первую попытку.       Рука Реборна сама собой потянулась за палочкой.       А секунду спустя король вдруг усмехнулся.       — Вижу, ты уже раздумываешь, малыш, в какую бы тварь меня превратить. Расслабься, я не собираюсь ни к чему принуждать Цунаёши. Я даю вам ещё один шанс. На завтрашний бал съедутся все незамужние знатные девушки королевства. Если моему сыну приглянётся одна из них, меня это устроит. Укреплять связи с представителями знати — тоже важно.       Опускать палочку Реборн не спешил, всё ещё ощущая клокочущий внутри гнев.       — Старый ты недоверчивый фей, — усмехнулся король ещё шире. Перевернувшись на спинку, ёжик довольно пыхтел у него на коленях, подставляя ласкам нежное розовое пузо. — Сам подумай, стал бы я тратить столько денег на бесполезный бал, если бы с принцессой Занзас всё было решено?       — Да кто ж вас знает, — пробормотал Реборн. — Все политики — немного лжецы.       — Как и все феи — немного эгоисты. Не правда ли, малыш?       Заверения короля о соблюдении договора не сильно успокоили Реборна, тронный зал он покидал с нехорошим предчувствием. Стоило поискать Цуну, он должен обрадоваться тому, что ему, скорее всего, и не придётся жениться на принцессе Занзас. Да и сама принцесса будет этому факту очень рада.       Цуна нашёлся в собственной комнате валяющимся на кровати прямо в сапогах и дорожной одежде. Он даже не пожелал выслушать Реборна — снова начал вопить, что знать не желает никакой принцессы, что отец его предал, что никому нельзя доверять и что в таких условиях он отказывается быть принцем. Попытавшись было воззвать к его благоразумию, Реборн плюнул и оставил Цуну в покое. Лучшее средство от юношеских истерик — игнорировать их, полагал он.       Предчувствие вновь накрыло Реборна, когда он возвращался в центральную часть дворца, и он остановился посреди коридора, зависнув в воздухе. Это было не просто предчувствие. Он чувствовал магию. Чужую магию. Прямо здесь, во дворце, совсем рядом с собой. Он огляделся по сторонам, прислушиваясь к ощущениям, а затем пальнул снопом искр в сторону окна, куда подсказывало чутьё.       Одна из штор всколыхнулась и чихнула тоненьким голосом.       — А ну, выходи!       — Выхожу, раз заметил, — неохотно пробурчала штора.       От неё отделился целый отрез ткани, сворачиваясь на ходу в тёмно-сиреневый плащ с капюшоном. За плащом показалась пара синих крылышек, и Реборн не смог скрыть своего удивления:       — Туманная!       Туманная фея оправила свой плащ и вызывающе скрестила руки на груди.       — Нашёл, молодец. Дальше что?       — А ничего. Убирайся отсюда к тому, кто нанял тебя шпионить.       О туманной фее Вайпер слагали легенды. А вернее, о размерах её жадности и о несметных богатствах. В обмен на деньги туманная фея предоставляла услуги слежки и шпионажа, ведь магия тумана — магия иллюзий и обмана. Многие политики и толстосумы готовы были платить горы золота невидимому и неуловимому шпиону, чтобы выведать потаённые секреты своих врагов или выкрасть нечто ценное. Последний раз фею видели лет двадцать назад — поговаривали, что её наконец-то разорвало от собственного золота. Но сейчас она стояла здесь, во дворце, как ни в чём не бывало. Промотала, видать, всё своё богатство и опять принялась за старый промысел. Только шпионов Реборну сейчас и не хватало…       — Остынь, Солнечный. Я прибыла сюда как гость вместе с её высочеством принцессой Занзас.       — И в качестве кого же ты сопровождаешь принцессу?       — В качестве её феи-крёстной, — со спокойным достоинством ответила Вайпер.       Второй раз за сегодня Реборн лишился дара речи. Он даже не смог бы сказать, что удивило его сильнее: то, что даже у такой, как принцесса Занзас, может быть фея-крёстная, или то, что Вайпер вдруг решилась на такой шаг. Вайпер была намного старше Реборна и никогда до этого, по рассказам других фей, не выбирала себе крестника, занимаясь лишь приумножением своего богатства.       — А, я понял, — наконец сказал Реборн. — И много ли заплатила тебе принцесса, чтобы ты нашла и приворожила ей мужа?       — Какой ты ушлый, Солнечный, — вздохнула Вайпер. — Я являюсь феей-крёстной принцессы Занзас почти с самого её рождения. А твой крестник, я так полагаю, здешний принц?       — Именно. Как его фея-крёстный я собираюсь сделать всё, чтобы принц получил свой счастливый конец. И моё представление о его счастье не включает тебя и твою принцессу. Поняла меня? Поэтому потрудись убраться отсюда и устраивай её счастье где-нибудь в другом месте, подальше от принца Цунаёши.       — Я так не думаю, — сказала фея и покачала капюшоном, всё ещё скрывавшим всё её лицо. — Видишь ли, Солнечный, дело в том, что свободных королей и принцев в мире больше не осталось. Только твой драгоценный крестник.       — Как! — воскликнул Реборн. — А крон-принц сицилийский?       — Обвенчался на прошлой неделе.       — А близнецы из Кокуё?       — Нашли себе графинь-близняшек.       — А единственный наследник Севера?       — Увы, приходится принцессе кузеном.       Реборн лихорадочно перебирал в памяти варианты, но другие кандидаты вспоминаться не хотели. Он же всё-таки специалист по поиску принцесс, а не принцев!       — А что ты думаешь о нашем короле Кёе I? Его величество ещё очень даже ничего! Знатен, красив, богат, образован, знает два иностранных языка, лучший фехтовальщик королевства, и при этом совершенно свободен!       Глупая выходка Цуны — единственное, что пришло Реборну в голову. Он и не надеялся, что она сработает.       — Нет, Солнечный, — в голосе феи послышалась противная, глумливая ухмылка. — Меня интересует принц, и только принц. И я не меньше тебя хочу устроить счастье моей крестницы. Она его заслуживает.       — Значит, уступать ты не планируешь.       — Нисколько.       — Даже если твоя принцесса назвала моего принца отродьем и возненавидела его?       — Она просто немного импульсивна, это пройдёт.       — Импульсивна?! — рявкнул Реборн. — Вот что, Туманная: здесь ты ничего не получишь. Я сделаю всё, что в моих силах, потрачу всю магию до последней капли, но этой свадьбы не будет.       — Посмотрим, — весело ответила Вайпер. — Сколько ты готов заплатить мне за это?       Через мгновение она растаяла в воздухе с высоким девчачьим смехом, а заклинание Реборна поразило только стену.       С минуту он таращился на след от магии, оставшийся на стене, и пытался подавить желание разнести всё вокруг, найти фею и прикончить собственноручно. Цепочка заговора начинала складываться у него в голове звено за звеном. Туманная фея искала мужа для своей крестницы — а нашла Рокудо Мукуро. Он-то и наплёл ей про прекрасного юного принца, а королю — о достоинствах южной принцессы. Реборна даже не удивляло то, как хорошо спелись эти двое. Если бы его звездейшеству суждено было стать феей, то только Туманной. Хорошо же эта туманная парочка всё за всех порешала…       Нет, сказал себе ещё раз Реборн. Свадьбы не будет. Ничего ещё не решено.       Разомлевший от жары и послеобеденной лени архивариус клевал носом над своими свитками. От хлопка в ладоши он подскочил, словно от пушечного выстрела, и заметался.       — А, это вы, господин крёстный, — выдохнул он, заметив наконец Реборна. — Что вам угодно на этот раз?       — Как обычно — списки благородных девиц королевства.       — Я всегда держу их для вас поблизости, — закивал старик и достал из ящика стола хорошо знакомую Реборну стопку потрёпанных листов. Не одну ночь провёл он над ними с тех пор, как Цуна отправился в Цитадель наук.       — Благодарю. И можете убрать на место родословные иностранных королевских династий, мне они больше не понадобятся.       — Как скажете, господин крёстный.       До начала бала оставалось чуть более суток. И более сотни кандидаток в невесты принца.