Золушка

      Приготовления к балу шли полным ходом. С самого раннего утра ко дворцу потянулись обозы с деликатесами и напитками. На площади стучали молотки: бригада плотников сколачивала столы для простого люда. По коридорам дворца сновали придворные портные, лакеи, фрейлины и служанки, а повара уже с утра сбились с ног. Куда ни глянь, всё блестело и сверкало, как новое, а колпаки, передники и манишки сияли белизной.       Тронный зал преобразился к балу: тяжёлые чёрные шторы сменились парадными пурпурными с золотым шитьём, и разноцветные солнечные зайчики от окон-витражей заиграли на стенах и потолке новыми, радостными красками. В правом углу зала установили оркестровую ложу, и приглашённые лучшие музыканты королевства репетировали вовсю. Под сбивчивую и нестройную поначалу музыку дюжина служанок кружила по залу на четвереньках, натирая до блеска каменный пол, готовя его к танцам.       — Они опять играют вальс, — вздохнул Мукуро и смахнул метёлочкой, позаимствованной у какой-то служанки, невидимые пылинки с трона. — Как старомодно и избито. Ведь есть танго, танец страсти, и фокстрот, и этот странный западный твист. А они всё играют вальс, как при наших дедах. Скука смертная. Разве я не прав, ваше величество?       Король вальяжно закинул одну ногу на другую, не сводя глаз с копошившихся вокруг его трона служанок, и усмехнулся одним уголком рта:       — Нет, не прав.       Обескураженный Мукуро, ожидавший совсем иного ответа, одним плавным кошачьим движением обогнул трон и заглянул королю в лицо с другой стороны:       — Но почему?       — Потому что мой сын умеет танцевать только вальс, — сказал его величество и наконец удостоил Мукуро взглядом:       — А если тебе так сильно хочется танго…       Заканчивать фразу он не стал. *****       Приготовления к балу шли полным ходом.       Цунаёши пришлось подняться с постели ни свет ни заря: старичок-портной принёс новенький парадный костюм, который требовал немедленной примерки и доработки. Небесно-голубой мундир с позолотой смотрелся великолепно — но, увы, только на вешалке. Расстёгивать и застёгивать несколько десятков крючочков и пуговиц оказалось той ещё пыткой, и без помощи Хром Цуна не справился бы с ними и за полчаса. «Зачем так сложно», — имел он неосторожность спросить у портного. На это старичок страшно разворчался и даже несколько раз стукнул клюкой. Молодёжь, мол, какая нетерпеливая пошла, всё бы им раз-два и пошёл, ничего не понимает в качественной работе, а он-то, мастер, ещё Цуниному деду камзол шил. Но, надо сказать, сидел мундир как влитой.       Брюки тоже оказались точь-в-точь впору. Настолько точь-в-точь, что страшно было наклониться или присесть — Цуна опасался, что они попросту треснут по швам.       — А зачем вам наклоняться? Вы же принц, это вам все должны кланяться, — заявила Хром, и Цуна так и не понял, шутит она или всерьёз.       — А как же поклон даме перед приглашением на танец? — спросил он.       К счастью, снова вмешался старик-портной: всплеснув руками, он воскликнул: «Это всё не то», и пришлось спешно разоблачаться.       После примерки Цуна чувствовал себя так, будто пробежал пару кругов вокруг дворца. Он рухнул в кресло и плеснул себе воды из графина.       Словно специально дождавшись этого, в его спальню вошёл сапожник. *****       Приготовления к балу шли полным ходом.       — Ваше высочество, — тихо и вкрадчиво проговорила Хром.       — Мне не нужны ваши услуги, я сама способна надеть платье и затянуть корсет, — поморщилась принцесса Занзас.       Ну, не совсем сама, усмехнулся про себя Сквало. Во время путешествия справляться с корсетом пришлось ему — задача нелёгкая, почти как поднять паруса в одиночку.       — Ваше высочество, — настойчиво повторила Хром. — Его величество Кёя I приказал оказать вам всю необходимую помощь для подготовки к балу. И мы это сделаем.       Четыре швеи за её спиной, женщины нехрупкие, дружно кивнули.       — Эй, эй, полегче… Не подходите ко мне! Слышите? Не трогайте меня! Что вы… Сквало! — заорала принцесса, но было поздно: её тело уже опутывали несколько измерительных лент.       Сквало, посмеиваясь, устроился в кресле поудобнее и приготовился получать удовольствие от небывалого зрелища.       — А вам, сэр, будет лучше уйти. Платье — это совершенно не мужское дело, — всё столь же вкрадчиво и тихо заметила Хром, подойдя к нему и коснувшись пальчиком плеча.       И было в ней в тот момент что-то такое, отчего гроза морей не отважился перечить этой маленькой женщине. *****       Приготовления к балу шли полным ходом.       Когда часы пробили восемь утра, Хаято сделал последний стежок и отложил готовое платье. Это было последнее, самое большое и сложное в исполнении — для леди Бьянки.       Он с трудом разогнул затёкшую спину, между лопатками неприятно хрустнуло. От свечного дыма глаза разъело и щипало, они слезились и закрывались сами собой. Натруженные за вчерашние походы за водой руки ныли, мышцы словно покалывало изнутри. Голова была тяжёлая, как чугунный котёл. Хотелось хоть на пять минут упасть на постель и расслабиться, но Хаято понимал: стоит ему прилечь, он немедленно уснёт. А кто бы ему позволил спать в такой важный день, как день королевского бала! К тому же, под окном уже полчаса раздавалось недовольное поскуливание Такеши: как это так — хозяин не пришёл его кормить! Если разбудит раньше времени дам, попадёт обоим, подумал Хаято, и поднялся с колен.       Такеши проглотил свою порцию одним махом, облизал миску, а затем облизал и хозяина, повалив его, по обыкновению, на пол.       — Ну прости, прости, — приговаривал Хаято, почёсывая пса за ушами.       С самого утра день шёл кувырком, минуя привычный распорядок. На рынке было шаром покати — всё свезли во дворец, ни овощей, ни крыночки молока, ни даже какого-нибудь завалящего кусочка вчерашнего мяса. Не успел Хаято толком сообразить на завтрак что-нибудь достойное его леди, как проснулась мачеха и разбудила девочек. Протирая глаза, Хару и Кёко — неумытые, непричёсанные, в одних сорочках, но всё равно очаровательные — прибежали к нему на кухню и в один голос воскликнули:       — А платья?       Вернувшись в свою каморку, Хаято застыл в растерянности и пару раз протёр глаза. На свежий взгляд да при дневном свете платья волшебным образом преобразились и показались ему намного прекраснее, чем были. Хаято даже засомневался: неужели это правда сделал он? Сотворил такую красоту своими руками всего за одну ночь? Все эти кружева и вышивку?       — Хаято, где тебя носит? — донёсся до него резкий окрик леди Бьянки, и он, схватив в охапку платья, поспешил в гостиную.       Столько женских восторгов одновременно этот дом ещё не знал. Девочки ахали, визжали от восторга, прижимали наряды к груди, кружились с ними по комнате. А потом вдруг бросились обнимать Хаято с двух сторон, несмотря на его бурные протесты. Белые крахмальные сорочки безнадёжно марались о его засаленный фартук и серые от пыли обноски, и на лицо леди Бьянки было страшно смотреть.       — Девочки! — одёрнула она дочерей. — Помните о приличиях!       Хару отпрыгнула от него, словно от огня, красная, как рак, а Кёко скромно отступила на шаг, пряча застенчивую улыбку. Хаято и сам не знал, куда себя деть от смущения напополам со страхом, что ему влетит от мачехи — так и стоял, комкая фартук. Однако леди Бьянки, хоть и нахмурилась, ограничилась тем, что щёлкнула пальцами и распорядилась:       — Принеси нам зеркало.       А это значило, что ей очень понравилось.       Расставляя тарелки и столовые приборы, пока дамы примеряли наряды, Хаято чувствовал, как нечто большое, тёплое и очень довольное греет его изнутри. Тихая радость напополам с гордостью за себя. Очень редко у него получалось сделать что-то такое, что по-настоящему радовало окружающих. Можно даже сказать, что никогда — с тех пор, как он забросил пианино. Тем приятнее было видеть искреннюю радость на лицах девочек. Всё-таки Хаято был ещё на что-то способен в жизни. Стоила ли того бессонная ночь? Пожалуй, что да.       В глубине души он всё-таки надеялся на хоть какую-то благодарность, кроме объятий сестёр. Например, на то, что ему позволили бы отдохнуть и выспаться. Но вместо благодарности Хаято получил выговор за завтрак из солений и остатков вчерашней стряпни, а затем — приказ готовить ванну. Ведь нельзя же являться на королевский бал немытыми и дурно пахнущими, в самом деле. Как будто и не было вчерашней вечерней ванны.       Когда Хаято закончил таскать из колодца и греть воду, у него отваливались руки, но приготовления к балу были ещё далеки от завершения.       Карету он натёр до блеска, смазал каждое колесо.       В мыльной воде, оставшейся после купания, искупал лошадей, расчесал им гривы и заплёл в косы. Красавца Дино он, конечно же, тоже не обошёл вниманием.       И не забыть про обед.       И начистить туфельки для бала.       И стирка.       И бесконечное множество других дел.       Около четырёх часов пополудни дамы наконец-то были готовы. В новых платьях, причёсанные, напудренные, накрашенные и благоухающие розами, они спустились к карете, словно три королевны. Хаято наблюдал за ними с крыльца, прислонившись к дверной раме, слишком усталый, чтобы восхищаться. Глаза закрывались против его воли.       — Хаято, подойди ко мне, — позвала леди Бьянки, выдёргивая его из полудрёмы.       С опаской он повиновался: что ещё она придумала?       — Не хочешь поехать с нами? — ласково спросила мачеха. — Ты хорошо потрудился и заслужил награду.       Хаято покачал головой:       — Благодарю, матушка, но мне не хочется. Да и не поеду же я в такой одежде, — обвёл он взглядом свои обноски. — С вашего позволения, мне лучше остаться дома.       — О, какая жалость, — изобразила она на лице сочувствие. — Мне очень грустно от того, что ты пропускаешь такое событие, как королевский бал, и что мы оставляем тебя здесь тосковать в одиночестве. Но знаешь, я кое-что придумала, чтобы тебе не было скучно! Я давно мечтала иметь под окнами сад, полный прекрасных роз. И мне кажется, пришло время этим заняться. Ты ведь ещё никогда не сажал розы, Хаято? Видишь, это отлично поможет тебе убить время, пока нас не будет!       — …да, матушка, — кивнул Хаято.       — Вот и славно. Хорошо тебе провести время, — улыбнулась леди Бьянки.       Они уехали, оставив Хаято, сжимавшего кулаки так сильно, что ногти впивались в кожу на ладонях. Только это удерживало его от того, чтобы не расклеиться, не развалиться на части прямо посреди двора. Слишком много всего скопилось внутри Хаято за эти два дня: усталость, бессилие, безысходность и страх неповиновения. «Я же мужчина, я должен быть сильным, я — защита и опора», — повторял он свою старую-старую мантру.       А потом Хаято очнулся от того, что едва не упал — задремал стоя. И тогда он понял: к чёрту. Даже если он найдёт в себе силы подготовить землю и лунки для сада, вряд ли ему удастся найти хоть одну розу в этот день. Уже к обеду на рынке никого не осталось: принц не соврал про праздник для простолюдинов, весь народ потянулся ко дворцу. Дома в округе обезлюдели, а по дороге то и дело проезжали как богато украшенные кареты, так и простые обозы и тележки. Какие уж тут розы…       Будь что будет, подумал Хаято, направляясь к дому. Что бы ни случилось с ним, это будет завтра, а сегодня — спать, спать, спать. Он даже не был уверен, что доберётся до постели…       — Молодой человек… — донёсся до него тонкий дрожащий голос.       У ворот стояла маленькая старушка-нищенка в оборванном балахоне. Капюшон рубища закрывал всё её лицо, кроме огромного крючковатого носа.       — Молодой человек, — снова позвала она и сделала несколько маленьких шажков, с трудом опираясь на тяжёлый грубый посох. — Не найдётся ли у вас для старой женщины глотка воды?       Леди Бьянки никогда не любила нищих и всегда говорила Хаято гнать их подальше. Деньги? Самим бы кто подал, она, бедная вдова, едва сводит концы с концами. Еда? Ещё не привезли. Вода? Неподалёку есть колодец. Но ведь это для Хаято колодец находился «неподалёку», а для пожилой женщины, которая едва ходит, это целое путешествие. Он представил, как эта маленькая немощная старушка еле-еле крутит колодезный ворот иссохшими руками, и сердце его заныло от жалости.       Годы так сильно согнули старушке спину, что она едва доставала ему по пояс, так что Хаято пришлось наклониться, чтобы подать ей кувшин с водой.       — Пейте, бабушка, — почтительно кивнул он.       Старушка сунула свой длинный нос в кувшин, словно в чём-то подозревала Хаято.       — У тебя доброе сердце, — продребезжала она наконец. — А почему же такой молодой человек, как ты, не на балу?       — Так ведь король приглашал на бал только незамужних девушек.       — Бал — не бал, если на нём одни только дамы и нет кавалеров, — захихикала старушка.       К воде она до сих пор не притронулась, что насторожило Хаято. Было бы проще, если бы она просто утолила жажду и ушла, а он отправился отдыхать. Отчего-то он ощутил странное волнение и даже угрозу. Сонливость сняло как рукой.       — А почему вы спрашиваете?       — Потому что ты заслуживаешь того, чтобы поехать на бал, Хаято. Ты заслуживаешь награды.       — Откуда вы знаете моё имя? — поразился он.       — Я всё знаю! Я же добрая фея!       Балахон старушки вспыхнул ярчайшим светом, словно десяток маленьких солнц, и Хаято зажмурился изо всех сил и выставил руки вперёд, ослеплённый. Он попятился от вспышки, споткнулся и приземлился на локти. А когда он снова открыл глаза, прямо перед ним висела в воздухе та самая фея с золотистыми крылышками, которую он видел с принцем. «Она всё-таки пришла за мной!» — мелькнула в голове его страшная мысль.       — Здравствуй, Хаято, я твоя фея-крёстная, — пропела она баритоном, ничем не напоминавшим тонкий старушечий голос.       — Вы мужчина?! — воскликнул Хаято.       Почему из всех вопросов, разом заполнивших его бедный утомлённый мозг, он брякнул именно этот, Хаято не знал. И вопрос этот фее, кажется, не понравился. Пугающая улыбка исчезла с её лица, а волшебная палочка прекратила испускать лучики и искорки.       — Да, мужчина. Ты думал, мужчины не могут быть феями?       — А почему тогда вы носите платье?..       Фея нахмурилась и сжала губы, и Хаято подумал, что она сейчас ругнётся.       — Ты серьёзно? К тебе прилетела фея-крёстная, которая готова решить все твои проблемы — и всё, о чём ты можешь её спросить, это причина, по которой она носит платье?! Потому что я ф-е-я, ношу, что хочу. Ты что, не веришь в фей?       — Верю, — поспешил ответить Хаято, не сводя взгляда с кончика палочки, почти уткнувшегося ему в подбородок. — Но вы ведь не моя фея-крёстная, а принца Цунаёши, разве нет?       — Ишь какой глазастый… Запомнил, значит, — пробормотала фея и погрозила ему палочкой. — И не стыдно тебе? Я тут стараюсь ради тебя, всякую фейскую магию делаю, а ты… Взял и сам себе такую сказку испортил. Тьфу! — плюнула она с досады.       Какую ещё сказку, подумал Хаято. С каждой фразой, произнесённой феей, он запутывался всё больше: что вообще ей было нужно от него, простого парня, без денег и славы? Он попытался отползти на локтях подальше, но фея заметила его манёвр и перелетела прямо на его колено.       — Пожалуйста, только не надо меня ни во что превращать, — взмолился Хаято. — Я не сделал ничего плохого ни вам, ни вашему принцу, ни королю. И даже не замышлял. Честное слово.       — Вообще-то, — фея важно вздёрнула палочку вверх, — я здесь, чтобы отправить тебя на бал.       — Но я не хочу на бал!       — Ты можешь быть со мной честен, — усмехнулась она. — «Не можешь», ты хотел сказать. Что ж, я легко могу помочь тебе с твоим «не можешь»…       — Нет, я правда не хочу! — воскликнул Хаято.       — То есть как это — не хочешь? Сам принц Цунаёши пригласил тебя на бал, и ты дал ему обещание, что придёшь — а теперь, значит, не хочешь?       — Не хочу, — повторил он, начиная раздражаться. Вот ведь приставучая фея… — Я совсем не люблю и не умею танцевать… то есть, не умел до вчерашнего дня. У меня нет костюма, шляпы и красивых сапог. Нет повозки, чтобы добраться до дворца. Я не знаю почти никого из дворянства в лицо и не знаю, о чём с ними говорить и как себя вести. К тому же, если моя мачеха узнает, что я отправился на бал, не посадив розы… я не должен был этого говорить, — быстро одёрнул себя Хаято. — Короче, мне попросту это неинтересно. И всё, чего я хочу сейчас, это спать. Пожалуйста, если вы действительно добрая фея — смилуйтесь, отпустите меня… сэр.       Лицо феи-крёстного растянулось в нехорошей хищной ухмылке.       — Я обманул тебя, — заявил он. — Я вовсе не добрая фея. Я Солнечная фея. И я велю тебе: проснись и пой!       С этими словами он легонько стукнул Хаято палочкой по макушке, обдав вспышкой искр. В ожидании немедленного превращения в какую-нибудь лягушку Хаято зажмурился и сжался. От макушки по всему его телу прокатилась волна магии, горячей, как полуденные солнечные лучи, и запульсировала в кончиках пальцев. Ощупав себя, он наконец осмелился открыть глаза и обнаружил, что ничего страшного не случилось.       — Вставай, — скомандовала фея и вспорхнула с его колена.       Первое, что с удивлением отметил Хаято — руки больше не болели. И шея. И спина. В голове прояснилось, а тело переполняла энергия, словно он только что встал с постели. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз так хорошо высыпался, чтобы чувствовать себя таким отдохнувшим и полным сил.       — Полегчало? — поинтересовалась фея.       — Да… спасибо, — отрешённо пробормотал Хаято. Он всё ещё не смел поверить, всё ещё не мог понять, чем же заслужил такие чудеса. Это была магия, настоящая магия! Неужели и правда эта фея готова колдовать для него просто так? Нет, этого не может быть, подумал Хаято. Такое случалось только в сказках, которые читал ему отец перед сном. Должно быть, эта фея просто ошиблась адресом, и ей нужен совсем не он…       — Ну, теперь-то ты готов отправиться на бал?       — Я… не думаю, — промямлил Хаято. — Спасибо вам ещё раз, но я… Я не знаю, отчего вы так добры ко мне, мне ведь совсем нечем с вами расплатиться…       Фея спикировала на него с воздуха так стремительно, что почти столкнулась с ним носами.       — Послушай, мальчик, — чёрные глаза-угольки феи полыхнули искрами гнева. — Я устал тебя уговаривать, словно грёбаную принцессу. Хватит с меня и одного сложного юнца. Мне просто нужно, чтобы ты отправился на этот чёртов бал. Мне неважно, хочешь ты или не хочешь. Ты поедешь. Иначе…       Кончик волшебной палочки описал несколько задумчивых овалов в опасной близости от лица Хаято.       — …иначе я в самом деле превращу тебя в какое-нибудь животное. Ты ведь этого боишься больше всего? И не надейся, что это будет лягушка или насекомое. Нет, я превращу тебя в ломовую лошадь, и ты будешь работать ещё больше, чем сейчас. Ну как тебе? Всё ещё не хочешь на бал?       Ужас сковал всё тело Хаято. Но всё же он нашёл в себе силы, чтобы проглотить липкий ком страха, и кивнул:       — Раз уж у меня… нет выбора…       Ему и сейчас приходилось работать весь день, это верно, но, по крайней мере, его не били хлыстом и не заставляли есть траву. Да что такого важного в этом бале, чтобы угрожать пожизненной каторгой, не понимал Хаято.       — Вот и славно, — самодовольно ухмыльнулась фея. — А теперь марш на задний двор, иначе можешь опоздать на бал.       Их появление Такеши встретил бурным восторженным лаем. Отчего-то ему очень понравилась фея: он смотрел на неё, как на большую летающую свиную рульку, высунув язык и едва не подпрыгивая на месте.       — Хороший мальчик, — своей палочкой фея почесала ему за ухом, и Такеши, радостно взвизгнув, сделал по двору несколько кругов.       Из конюшни донеслось тревожное ржание. Завидев хозяина в компании феи, Дино забил копытами, разбрасывая солому, и заметался по конюшне, как будто хотел разнести всё вокруг на брёвнышки. Никогда ещё Хаято не видел его таким возбуждённым и… напуганным? Он подбежал к Дино, обнял его за шею и погладил по морде, и конь успокоился в ту же минуту, словно побоялся его покалечить.       — Какой горячий жеребец, — с усмешкой заметила фея. — Идеально подойдёт для твоей кареты.       — Дино, конечно, очень сильный и быстрый, но он не сможет везти целую карету в одиночку! — возразил Хаято. Конь затряс головой, будто кивал, и тихонько заржал.       — А я разве сказал, что ему придётся её везти?       Фея взмахнула палочкой, и целая комета из золотистых искр ударила в Дино, окутав его облачком сверкающей пыли. А затем Хаято вдруг понял, что обнимает совсем не коня, и поспешил отстраниться.       Когда облачко рассеялось, на месте коня стоял, ощупывая и оглядывая себя, незнакомый красивый юноша. Но с каждой секундой он казался Хаято всё менее и менее незнакомым. У него были густые золотые волосы, совсем как у Дино, томные медовые глаза, совсем как у Дино, и длинные ресницы, совсем как у Дино. Его росту и стати — совсем как у Дино — позавидовал бы и королевский гвардеец, а восторженная, неверящая улыбка его была белоснежной. Совсем как у Дино.       — Господин Солнечная фея! — воскликнул юноша и рухнул на колени. — Я так долго…       — Заткнись, — скомандовала фея и взмахнула палочкой вновь, и слова юноши тотчас превратились в мычание: заклинание буквально склеило ему рот.       — Зачем вы так с ним? — воскликнул Хаято.       Юноша отчаянно промычал что-то ещё, а затем его плечи в бессилии опустились, а глаза заблестели от влаги. Совсем как у Дино временами.       — У нас нет времени на это. Идём, — приказала фея и выпорхнула из конюшни. Хаято поспешил за ней, не забыв, однако, выпустить несчастного золотоволосого юношу из стойла. Юноша поплёлся следом за ним. Одет он был не богаче Хаято, отметил тот между делом, похож на слугу из богатой семьи. Разве что вещи не были такими изношенными и застиранными.       — Эм… я же могу называть тебя Дино? — зачем-то спросил Хаято. Юноша кивнул ему и даже слегка улыбнулся.       На обращении коня в человека причуды феи не закончились. Окинув взглядом внутренний дворик вместе со всеми его мохнатыми и пернатыми обитателями, она приказала принести ей несколько мышей и одну большую тыкву.       — Так ведь не время ещё для тыкв. Не поспели ещё, — удивился Хаято.       В особняке не было собственного сада и огорода: часть овощей покупали на рынке, часть — привозили из графства про запас на зиму. Бывали в урожае и тыквы: леди Бьянки любила тыквы, и Хаято тоже, в отличие от девочек, которые их на нюх не переносили. Вот только привозили круглобоких оранжевых красавиц не раньше сентября, а на дворе стоял жаркий июль.       — И мышей тоже нет, — продолжил Хаято. — Живых — уж точно.       — Врёшь, — отрезала фея. — Мыши у всех есть.       Он только руками развёл. Кёко и Хару до смерти боялись мышей и крыс, а потому серые вредители нещадно истреблялись с помощью двух десятков мышеловок. Да и Такеши поохотиться был не дурак, даром что собака.       — Я уже говорил тебе, что ты всю сказку испортил, да?.. — закатила глаза фея.       Тяжело вздохнув, она сделала четыре хлёстких отточенных пасса, словно не палочкой колдовала, а рубила врагов саблей. И все четыре её заклинания попали точно в цель, поразив ни в чём не повинных куриц, прогуливавшихся по двору, залпами золотистых искр. Отчаянно кудахчущих несушек приподняло в воздух, а затем ударило оземь. Волшебство брызнуло искрами и звёздочками во все стороны, и из его струй выпрыгнули четыре статных кобылицы в сверкающей сбруе. Две белых, две рыжих — прямо как те самые курицы. Кобылицы ошалело вертели головами и ржали, очевидно, не понимая, что с ними произошло и почему мир вокруг стал таким маленьким.       — Коням нужен кучер, — сказала фея. Странно, но Дино тотчас понял её намёк и поспешил успокаивать кобылиц.       — Кучер? Серьёзно? — не удержался Хаято. — Он же… ну…       — Конь? Ты это хотел сказать? Раз тебе не нравится мой конь, тогда, может быть, у тебя есть знакомый человек, способный управлять каретой и готовый отвезти тебя во дворец?       Краска бросилась Хаято в лицо, он опустил глаза и покачал головой.       Следующей жертвой волшебства пал огромный спелый арбуз — редчайший южный деликатес, припасённый к празднику середины лета. Напрасно Хаято пытался защитить несчастный арбуз — словно мыльный пузырь, тот выплыл из кладовой и пролетел у него над головой, повинуясь движениям волшебной палочки. А потом закружился на месте и принялся стремительно расти. Вокруг арбуза сгущалось всё больше и больше волшебства, словно оборачивая его в кокон из тончайших золотистых нитей. Скоро этот кокон стал выше сарая — перепуганная живность разбежалась по углам, Такеши прижался к ноге Хаято и тихонько заскулил. Как вдруг в один миг кокон раскрылся, словно апельсин: золотые нити плеснули во все стороны и сплелись причудливыми завитками и узорами. Перед Хаято стояла большая роскошная карета, сверкавшая на солнце так, будто была сделана из чистого золота, от маковки до колёс. На округлых, словно бока арбуза, стенках кареты сохранились характерные полосы — узоры тонкой работы из красного золота. Козлы, запятки и колёса напоминали сплетение ползучих стеблей, как у тыквы или огурца — а может, и у арбуза, Хаято понятия не имел, как растёт арбуз. Он смотрел на полосатую карету во все глаза, даже не стесняясь своего изумления. Ни у кого и никогда Хаято не видал такой роскошной кареты. Даже королевская, виденная им пару раз издалека на тракте, казалась ему скромнее, чем та, что стояла возле его конюшни и сияла золотом.       Фея взмахнула палочкой вновь — и запряжённые в карету кобылицы зарыли землю копытами, звеня сбруей. Скромная одежда Дино превратилась в парадный фрак, узкие брюки и высокие сапоги, теперь он сошёл бы не то что за кучера — за настоящего джентльмена. Перемены здорово его приободрили, и хотя заклинание всё ещё надёжно склеивало ему рот, это совсем не мешало ему улыбаться.       — А теперь — самое главное, — заявила фея и потыкала Хаято палочкой в бок, выводя из созерцательной задумчивости. — По хорошему, — проворчала она, — тебя не помешало бы в бане хорошенько отмыть и отпарить. Денёк-другой. С такой грязной рожей всех вельмож на балу распугаешь. И обноски твои выбросить давно пора, малы уже портки.       С лёгким стыдом Хаято посмотрел на собственные голые колени. И, воспользовавшись этим, в ту же секунду фея ударила в него заклинанием. Ударила, правда, слишком громко сказано: Хаято почувствовал лишь лёгкий укол щекотки. А затем его окутала магия и заскользила по всему телу, проникая под одежду, и Хаято почувствовал, как буквально обрастает тканью.       Через несколько мгновений — он не успел досчитать и до пяти — магия рассеялась, и послышалось восхищённое мычание Дино.       — Ну вот, другое дело. На человека стал похож, — одобрительно кивнула фея. Хаято ощупал себя, а затем опустил глаза и ахнул. Его изношенная рубаха превратилась в расшитый серебром и стеклярусом камзол и нежную шёлковую рубашку с жабо, уже два года как слишком короткие штаны обернулись аккуратными панталонами и гольфами. Хаято подбежал к поилке и заглянул в неё вместо зеркала, чтобы убедиться, что ему это не мерещится, и наконец заметил у себя на голове шляпу с перьями. Из отражения в воде на него смотрел молодой дворянин, одетый с иголочки, с белоснежной кожей и аккуратно уложенными светло-пепельными локонами. «Неужели это я», — подумал Хаято. Он качнул поилку, чтобы невозможное, нереальное видение в ней смыло рябью. Но стоило воде успокоиться — и отражение вернулось, слегка напуганное и растерянное. И красивое, впервые в жизни изумлённо подумал Хаято.       — Ну, что скажешь?       Хаято открыл было рот, но так и не смог произнести ни слова, только стоял и неловко разводил руками, совсем как немой Дино. Восхищение и благодарность переполняли его, и голова шла кругом. Каковы бы ни были намерения и характер этой феи, она сотворила столько чудес — для него, для простого смертного. И дело было даже не столько в роскошной карете, породистых лошадях и дорогом костюме — нет, совсем в другом. Его заметили, до него снизошла высшая сила. И показала ему, каким он мог бы стать в другой, лучшей жизни, если бы не… Мысли о мачехе захлестнули его, словно стремительная и холодная горная река. Страх мгновенно смешался с другими чувствами в бурлящий ледяной коктейль, и Хаято передёрнуло.       — Спасибо вам, — сказал он и низко поклонился фее, — спасибо ещё раз за всё. Ваше волшебство удивительное. Но, прошу вас, не заставляйте меня ехать на бал. Видите ли… если моя мачеха увидит меня на балу и признает, боюсь, что она будет в ярости. Повинуясь вам, я нарушаю её приказ сажать розы. Вас, наверное, не волнует, как сильно она меня за это накажет, но ведь может случиться скандал.       Это ведь был не просто бал, а бал в честь возвращения принца. На этом балу добрый, непосредственный принц Цунаёши должен радоваться, веселиться и танцевать с красавицей Кёко, она ведь так давно об этом мечтала. Чёрной неблагодарностью было бы отплатить принцу испорченным праздником за его хорошее обхождение, подумал Хаято.       — Не хотелось бы омрачать скандалом первый бал его высочества, — закончил он.       Он ожидал, что вот-вот на его несчастную склонённую голову обрушатся громы, молнии и ругань феи. Но кары не последовало. Вместо этого фея тяжело вздохнула, наморщила лоб и пробормотала:       — Мачеха, значит… Н-да, а ведь это может стать серьёзной проблемой.       А затем воскликнула:       — Ну тогда я заколдую тебя так, чтобы даже мать родная не узнала!       Хаято вздрогнул и вскинул голову — как раз вовремя, чтобы получить заклинание прямо в лоб.       Одежда на его теле снова ожила, ткань взволновалась, трансформируясь, складываясь по-новому, а лицо защекотало магией — и вот уже не камзол на нём, а просторная блуза с жилетом, а вместо свободно ниспадающих локонов волосы оказались собраны сзади в короткую косичку. Украдкой взглянув на своё отражение, Хаято подумал, что похож на бравого кавалериста с картинок книг его детства.       — Нет… всё равно ведь похож, — буркнула фея.       Одно за другим в него полетели новые заклинания, словно в мишень на стрельбище. Всё вокруг искрилось и сверкало от магии, костюмы сменяли друг друга слишком быстро, Хаято совершенно не успевал следить. На нём сменилось с дюжину штанов, от галифе до шаровар, и несколько десятков верхнего платья, вплоть до просторного восточного кимоно. Что творилось у него на голове, Хаято и вовсе не представлял, за исключением того момента, когда на глаза ему съехала чалма.       Наконец колдовской поток иссяк, оставив Хаято в его привычных обносках. Фея таращилась на него исподлобья и тяжело и очень недовольно пыхтела. Её лицо раскраснелось, а насупленные брови грозили сойтись под прямым углом навсегда.       — Я сдаюсь, — сказала наконец фея, отдышавшись. — Что я делаю не так?       Вопрос прозвучал так, будто не подразумевал ответа, и Хаято вежливо промолчал. Но, видимо, ошибся.       — Эй, лошадник, может быть, ты знаешь, что я делаю не так? — оглянулась фея.       Дино замычал, показывая на свой рот.       — Чтобы сказать, что вы делаете не так, — наконец сказал он, когда неохотным движением палочки голос был ему возвращён, — нужно для начала знать, а что вообще вы пытаетесь сделать.       — Что Я пытаюсь сделать? — повторила фея. — Чтобы принц жен…       Она вдруг прервалась на полуслове, и лицо её прояснилось.       — А ведь дело говоришь, лошадник. Так и быть, можешь разговаривать и дальше. Может, ещё чего умного скажешь.       Фея вновь подлетела к Хаято, нетерпеливо постукивая кончиком палочки по ладошке. Её маленькие чёрные глазки горели невероятным воодушевлением, и отчего-то Хаято вдруг снова стало жутко.       — Думаю, тебе должно подойти именно это, — тихо сказала фея и сощурила один глаз. А потом взмахнула палочкой и начала быстро-быстро рисовать в воздухе завитки. Послушные движениям палочки, завитки устремлялись к Хаято, окутывая его новыми и новыми полоскими текучей искрящейся волшебной ткани, будто недостаточно магии его окружало. Много-много слоёв этой ткани тесно спеленали его торс, словно крепкие медвежьи объятья, не давая даже вздохнуть, и Хаято закашлялся.       Когда его дыхание наконец выровнялось и он открыл глаза, то едва не вскрикнул. Вместо собственных ног он увидел подол пышной юбки. Терзаясь самыми страшными опасениями, Хаято метнулся к своему импровизированному зеркалу, и у него задрожали руки.       — Любуйся, — бросила фея, и поилка тотчас превратилась в настоящее зеркало в полный человеческий рост.       В отражении больше не было Хаято. Вместо него за зеркальной гладью стояла принцесса в белоснежном бальном платье. Её светлые волосы были собраны в кокетливую причёску, украшенную нитками бус и живыми цветами, а зелёные глаза испуганно таращились на Хаято. Он поднял трясущиеся руки, чтобы дотронуться до своих волос — принцесса повторила его движение с точностью до миллиметра и коснулась двух длинных завитых локонов, обрамлявших бледное бескровное лицо. На руках Хаято красовались длинные, до половины плеча, тончайшие перчатки.       — Что вы сделали со мной?! — воскликнул Хаято. Его голос, хоть и дрожал, но всё же звучал, как прежде. Хаято лихорадочно ощупал себя сквозь платье и немного расслабился: под одеждой тоже всё осталось как было.       — Теперь уж точно никакая мачеха тебе не страшна, — усмехнулась фея.       — И вы хотите, чтобы я в таком виде отправился на бал?! Но я же не…       — Ломовая лошадь, — негромко проговорила фея, и Хаято пришлось проглотить остаток фразы. В глазах противно защипало от бессилия и унижения.       Он нерешительно потоптался на месте и повернулся туда-сюда, чтобы рассмотреть себя в зеркале со всех сторон. С лёгким шуршанием его юбки качнулись своими складками, будто упругими морскими волнами. В них не было вшитого каркаса, но каким-то волше6ным образом юбки оставались богатыми и пышными — и в то же время лёгкими. Куда там поделкам Хаято до творений фей… При пристальном рассмотрении волшебная ткань оказалась вовсе не белой: она искрилась мельчайшими драгоценными пылинками и отдавала оттенками зелени и розового. Будто платье и перчатки замёрзли и покрылись иголочками инея.       В платье было ужасно неловко: в ногах непривычно гулял ветер, а талию и грудь стягивал тонкий, но крепкий искусный корсет. «Как же я поеду в этом на бал, если совсем не умею это носить, — содрогнулся Хаято. — Ведь с первого взгляда все поймут, что я мужчина! Какой будет скандал…»       С волнением он снова посмотрел на белую принцессу на месте своего отражения. У принцессы была тонкая, даже очень, девичья талия — Хаято сам по себе был довольно тощим, корсет лишь подчеркнул её. Плечи совсем не казались широкими или по-мужски угловатыми — рукава воланами прекрасно отвлекали от них внимание. Отсутствие груди скрывал большой бант на месте декольте, неженственные руки — длинные перчатки. Сзади на талии покачивался ещё один бант из широкой полупрозрачной ленты, похожей на паутинку, добавляя платью утончённости, изящества и завершённости.       — Давным-давно на своём первом балу в Зефирном замке, — словно заглянув в мысли Хаято, мечтательно пробормотала фея, — в этом платье танцевала одна прекрасная северянка с белоснежными волосами.       Он обернулся и вдруг понял, что на него с восхищением смотрит весь двор, включая глупых канареек на крыше.       — Дино, — позвал Хаято, и тот неторопливо приблизился, не сводя с него глаз.       — Я… — от смущения слова застряли в горле, и Хаято понял, что просто не в силах произнести то, что только что собирался.       — Ты очень красивый, — Дино понял его без слов. — То есть, красивая, конечно. Вот я бы непременно пригласил тебя на танец.       — Но-но-но, — погрозила ему палочкой фея. — Не для такого коня я тут колдую полдня.       Такеши, всё это время крутившийся возле кареты, тоже наконец осмелился подойти. Обнюхав подол платья Хаято, он разочарованно тявкнул, присел на задние лапы и негромко заскулил.       — Видишь, даже собственный пёс тебя не узнаёт, — фея сделала в воздухе полукруг и опустилась к Дино на плечо. — Можешь не бояться разоблачения, если будешь следить за языком.       — А… как мне быть с голосом? И этот корсет… я в нём дышать не могу! Как вообще женщины в них ходят?! Нельзя ли ослабить?       Едва заслышав голос хозяина, Такеши подскочил и залился радостным лаем.       — Что, узнал всё-таки? Умница, пёсик. По нытью узнал, — похвалила фея, пропустив жалобы Хаято мимо ушей. — Скучать будешь без хозяина, даже жалко тебя тут одного оставлять. А, впрочем, есть у меня одна идея. Лакеем возьму тебя!       Облако золотистых волшебных искр окутало Такеши. Он закружился на месте, прыгая и играя с ними, пытаясь поймать — наверное, думал, что это светлячки в тумане. А затем из золотистого облачка вдруг вынырнул высокий широкоплечий парень. Он был совершенно гол — только обрывки волшебного облачка частично прикрывали его наготу.       — Упс, — хихикнула фея и одним взмахом палочки облачила его в такой же наряд, как у Дино.       Полным растерянности взглядом парень уставился себе под ноги, потом — на свои руки, а после заглянул к себе за спину. В глазах его мелькнула паника, и он заметался, словно дикий загнанный зверь. Он отчаянно озирался по сторонам, будто пытаясь найти хоть что-то своё, знакомое, пока наконец не встретился взглядом с Хаято. У него были янтарные влажные глаза, как у маленького щенка с сорванным голосом, и небольшой шрам на подбородке от укуса лисицы годичной давности.       — Такеши? — позвал Хаято и нерешительно протянул ему руку.       Ноздри парня расширились, будто он что-то учуял. А затем его лицо озарилось ярчайшей улыбкой.       — Хозяин! — воскликнул он и кинулся к Хаято. Игнорируя протянутую руку, Такеши набросился на него, едва не сбив с ног, схватил за плечи и с упоением принялся вылизывать лицо.       — Перестань, перестань, ну Такеши, хватит! — всеми силами пытался Хаято отстраниться, вывернуться из его медвежьей хватки, уклониться от влажного языка. Ничего не изменилось: он по-прежнему был огромным бесцеремонным животным, а Хаято — его обожаемым хозяином-недоростком. Но, на удивление, на этот раз слова сработали.       — Хозяин! Это так здорово! — радостно выпалил Такеши, встряхнув его за плечи. — Теперь я легко понимаю каждое твоё слово! А ты меня тоже понимаешь?       — Понимаю, — кивнул Хаято.       Провыв что-то восторженно-нечленораздельное, Такеши вернулся к вылизыванию его лица с удвоенным рвением. Хаято подумал, что вот-вот задохнётся — от борьбы воздух в корсете кончился в считанные секунды.       — Достаточно, Такеши, — Дино мягко похлопал его по плечу. — Ты стал человеком, а люди так не делают. Это очень неприлично.       Неохотно, но всё же Такеши отстранился, и Хаято тут же отвернулся, хватая ртом воздух. Его влажные от слюны щёки горели от стыда, будто каминная решётка.       — Грустно быть человеком, если это у них неприлично, — обиженно пробормотал Такеши.       — Давай-ка отойдём, и я тебе кое-что объясню, — подхватил Дино его под локоть и потянул в сторонку.       Налетел ветер, всколыхнувший платье Хаято, и принёс за собой бой дворцовых часов. Над тихим обезлюдевшим пригородом один за другим раздались пять ударов.       — Поздравляю вас, к началу бала вы уже не успеете, — мрачно констатировала фея. — А всё из-за того, что кое-какую принцессу, не буду показывать пальцем, пришлось слишком долго уламывать. А ну быстро в карету, по дороге объяснитесь.       — Есть, господин Солнечная фея! — отдал честь Дино и поспешил к лошадям.       Снова налетел ветер, и юбки Хаято взметнулись едва ли не выше колена. Инстинктивным быстрым движением он придержал юбки от конфуза и немного присел.       — Я смотрю, ты начинаешь привыкать, — похвалила фея и вдруг нахмурилась. — Погоди-ка… ты что, босиком? Вот же оборванец… так бы и поехал сейчас. Босиком, пффф. На бал.       Быстрым росчерком палочки она нарисовала в воздухе две искрящиеся дуги, немедленно материализовавшиеся в две сверкающие, словно алмазы чистой воды, изумительной красоты туфельки. Такеши ловко подхватил их у самой земли.       — Молодец. Будь хорошим мальчиком, отнеси их своей принцессе.       Фея не проявила милосердие и теперь: туфельки оказались твёрдыми, словно и вправду были сделаны из алмазов, а также имели немаленький каблук. Хаято попробовал сделать шаг и непременно упал бы, если бы Такеши не подставил ему плечо. Впрочем, туфельки пришлись ему как раз по ноге. Если бы не каблук, их даже можно было бы назвать удобными.       — Ступай-ступай, не бойся, не разобьются. Они хоть и хрустальные, но волшебные, — истолковала фея по-своему его замешательство.       С помощью Такеши Хаято кое-как доковылял до кареты. Видимо, лицо у него было совсем жалкое, потому что даже фея наконец-то смягчилась.       — Эй, не строй из себя приговорённого к казни. Ты же на праздник едешь, а не в темницу. Королевский бал! Красивые люди, приятная музыка, танцы, угощение…       Волшебная палочка скользнула по подбородку Хаято, пощекотав магией лицо: наверное, поправляла слизанный Такеши макияж.       — Представь себе, что это маскарад. На маскараде все скрывают своё лицо, и поэтому никто не узнаёт друг друга. Это весело. Маскарад словно даёт тебе… шанс. Можно позволить себе делать всё, что захочется, и никто не поймёт, что это ты. Можно на один вечер украсть то, что тебе не принадлежит. Можно поговорить с кем хочешь и о чём хочешь.       — Что вы имеете в виду? — переспросил Хаято. — Я хотел сказать, вы же не просто так заставили меня ехать на бал и подарили мне все эти чудеса. Вы хотите, чтобы я что-то для вас сделал, не так ли? Что именно я должен сделать? Вы ведь так и не сказали…       Фея-крёстная таинственно усмехнулась и сощурила свои хитрые чёрные глазки.       — А вот в этом, Гокудера Хаято, ты должен разобраться сам.