Когда её не было

Иногда я оборачиваюсь и слышу твой запах и я блядь тогда не могу двинуться с места пока не скажу об этом ужасном таком блядь отчаянно мучительном блядь физическом влечении к тебе. И я не в силах поверить что я испытываю к тебе такое а ты ничего не чувствуешь. Ты ничего не чувствуешь? Сара Кейн "4:48 Психоз"

- Бросай пить, - говорит Майк. Тогда она делает очередной глоток прямо из горла и виски обжигает её рот сильнее, чем поцелуй, которого у них не было. Внутри неё алкоголь такой горячий, а на коже - такой холодный, и в кружащейся комнате это самое большое откровение для Макс. Жар, холод, лицо Майка в самом центре распахивающейся и сжимающейся карусели. В такт биению её сердца. В такт. В такт. В такт. - Я ненавижу тебя, - озвучивает она чистую правду, от которой хочется плакать. - Я тебя тоже, - откликается он и отнимает у неё бутылку. Прикладывается к горлышку. Чуть слышно шипит. Забирается в отцовское кресло, к ней, почти накрыв Макс своим телом. Ей некуда деться, ей душно, его спина давит ей на грудь. Все спят - разбросанные по квартире Майка как битые шахматные фигуры. Дом их на все выходные, никто не придет, никто не скажет "эй, убирайся отсюда девочка, ты нам не ровня". Следующий день серой дымкой встаёт за окнами. Почему они здесь? В одном городе, в одном доме, смешивают один воздух, которого так не хватает? - Мне больно, - говорит она. - Ну и хорошо, - отвечает он. Запрокидывает голову. Их губы близко-близко, но не встретятся, не в этой жизни, зато черные кудри щекочут Макс щеку. Твои волосы любят меня куда больше, чем ты. У шеи завитки такие мягкие, как локоны принцессы. Пьяные мысли, не имеющие ничего общего с истиной. - Ты кончишь в канаве, рыжая алкоголичка, - поворачивается Майк ещё немного, и они соприкасаются лбами. Его шея затекла, её тело ноет. Локти острые, нервы расшатанные, существовать страшно. Спаси меня. Спаси меня. Спаси меня. - Просто уходи. - Сама уходи. Она останется до самого утра. Он спрячет её лицо от солнца под распахнутой ладонью. Эти несколько часов, как и все остальные, что у них случалось встретить вместе, совершенно не имеют значения. *** Ночами, когда он спит, а не судорожно пишет истории на неисправном ундервуде (единственный подарок старшей сестры, попавший в цель, пусть и слишком нарочитый), приходят одни и те же тревожные сны. В них он не встречает Джейн. Его лучшего друга не находят в карьере мертвым. Черные тени не застят небо, а безглазые твари не бродят по городу, зажигая лампочки. Сны про скучную нормальную жизнь, где его будущее ещё не сложилось, где ему можно быть простым, безмятежным болваном семнадцати лет, а в прихожей валяется чей-то скейт, и чужие волосы, разметавшиеся по его подушке, свиваются в медные кольца. Там он запускает в них пальцы, зарывается носом. Там он воюет с Макс не ради самой войны, а ради сладкого трепета под ложечкой, ради игры, ради никчемного подросткового флирта и подтекста в каждом слове. Ради того, чтобы не знать, что дальше. Джейн не флиртует. Джейн - раз и на всю жизнь. Он не против, но что-то внутри него хочет знать, как бывает по-другому. То есть: не любить кого-то с одиннадцати и до гроба. Когда он просыпается, то сгорает от стыда, шепчет ей - единственной, неповторимой, сумасшедшей телепатке с оленьими глазами - "мне снился ужасный кошмар, ты умеешь прогонять их? сделай что-нибудь, только сделай с этим что-нибудь". Но ничего не меняется. И сны приходят снова. Просыпаясь, Майк прячет лицо в ладонях. Не может встать. Одеяло будто наливается свинцом, впивается в кожу - и он так беспомощен, так отчаянно беспомощен перед каждой секундой. Если бы можно было поменяться с тем, другим, глупым и бесполезным Майком Уиллером. Всего на неделю. - Я люблю тебя, - говорит Джейн. Её новое, самое главное слово. - И я тебя люблю. Они держатся за руки, и свет особенно нежен. А у Макс свидание со Стивом Харрингтоном на другом конце города. И Лукас с Дастином переругиваются, не в силах скрыть, как подавлены. Они уже решили свалить к Уиллу, чтоб устроить суровый мужской отдых за денди. Майка не зовут, он ведь "не понимает". Конечно, он не понимает. - Нашли из-за кого. Она же... Да почему она вообще с нами, ну? - говорит он, вваливаясь к Байерсам. Смотрит уже немного несфокусированно (отцовским запасам опять нанесен урон). - Всё же было так хорошо раньше. Внутри у него так ноет, и в голове, и в желудке ужасная режущая боль - поэтому начал Майк обезболивающими, но не сработало. Наверное, надо было вызвать скорую, но он случайно разбил телефон. И половину маминых вазочек с каминной полки. И костяшки пальцев обеих рук. Ему просто необходимо было что-то покрепче. И что-то покрепче сказало: Майк, дружище, а не зайти ли тебе к ребятам и не сказать, какое все это гребанное дерьмо? Да, точно, так и сделаю, пообещал Майк. Он сократил дорогу через Лихолесье и удивился, как же оно заросло. Какие-то кусты цеплялись за его джинсы, оставляли ссадины на руках. Несколько раз Майк летел кубарем и потом долго поднимался на четвереньках обратно к тропе. Шум в ушах рос, забивал мысли, нос, рот, выплескивался рваным дыханием. Кто-то очень сочувствовал ему там, наверху, раз дал добраться до цели. Хотя, даже если бы Майк сломал ногу, то вряд ли почувствовал бы. - Помните, когда её не было? Блядь. - Он валится на бок, цепляя пальто на вешалке. Жалобно трещит ткань. - все было так... - Боль доходит до предела, он едва не плачет. - ...так круто. - Я ценю твое мнение, придурок, но я уже здесь. Смирись. Как он её не заметил? Сидящую, как мальчишка, на полу, юбка задралась выше колен, в руке кусок пиццы. Её губы - красные, её глаза обведены черным, она хотела быть красивой для кого-то, но выглядит опасной. В голове Майка шторм, буря, и тонет корабль, и кричат люди - они совсем одни против зыбкой злой стихии. Окружены. Он всё-таки падает. Идёт на дно. Даже не видит, как все рванули к нему, но Макс первая, проверяет его голову, рассматривает руки. Голоса перебивают друг друга, сливаются в его голове. да нахуй, это что, кровь как он пришел? пешком? что случилось-то? Майк! Майк! сколько пальцев видишь? звони врачам когда он очнётся, получит в табло проверь, он ничего не сломал? а что она по-твоему делает, кретин? Макс, ты обиделась? мы так не думаем а какой номер, блядь, я забыл номер! Майк Майк Майк Майк ты слышишь меня Макс не трогай поднимите его ты не справишься ты же девочка дай я отвали Майк Майк господи мне страшно пожалуйста Майк! Он открывает глаза. У него слегка кружится голова, а может не слегка, раз потолок наворачивает круги, как пластинка в проигрывателе. - Чшш, - говорит она, - поспи ещё. Майк поворачивает голову. Они с Макс под одним одеялом. Её обнаженное плечо в нескольких сантиметрах. Она зевает. Волосы спутаны, под глазами круги. - Эти попойки после концертов загонят нас в гроб. Давай в следующий раз просто отыграем и свалим. Нечего веселить публику, - последнее уже на пределе слышимости. Она уже почти спит. Майк чувствует, как внутри все застывает и очень медленно садится. Щурит глаза - с ними явно что-то не так. С трудом встаёт, пытаясь унять бунтующий желудок. Комната расплывается. А ещё она какая-то неправильная. Пошатываясь, он двигается от стены к стене. На тумбочке нет его электронных часов, зато есть красный будильник с надписью "l love Köln", в стены почему-то вбиты гвозди, на которых болтается одежда, в углу - барабанная установка с прислоненной к ней электрогитарой. А вся дверь в разноцветных стикерах, обрывках бумажек, приклеенных скотчем - от картона до салфеток. Майк пытается читать, почти утыкается в слова носом: Роза красная Небо синее Майк Уиллер торчит мне обед из шести блюд. Я раздал твое нижнее белье нищим, с днём рожденья! Лажал, лажал, да не вылажал, мы с Уиллом готовим твоё чучело на день Гая Фокса, носатый. Ты пиздец красивая, когда спишь. Маркер несмываемый. Ау, злой волк, я хочу пасту и доктор Пеппер к семи часам. Мой пудинг отравлен. Я предупредил. Не забудь про встречу у Шарлотты - ДЕСЯТЬ БАКСОВ ЗА ДВА ЧАСА!!! Хочу песню про лунную походку и озоновые дыры. И ещё столько всего, не только записки: стихи, и партитуры - для гитары и ударных, и какие-то непонятные зарисовки о неизвестных ему событиях. А также билеты, целый сонм билетов: на концерты, фильмы, поездки. Слоев по меньшей мере три, разобрать сложно. И ему страшно это трогать. Ему страшно даже стоять здесь. Он выбегает в коридор и едва не скатывается с лестницы. Стоит внизу, шумно дышит и цепляется за перила. Скрипит дверь и сбоку возникает силуэт - мама, кто может быть ещё. Она тихо спрашивает: - Ты что, опять очки потерял? Сейчас всех перебудишь. - Мама? - Что? - Какие очки? Мама наклоняется к нему. Втягивает воздух. - Ты пил? Я предупреждала, будешь пить - будут репрессии. Мы и так пошли на уступки, твоя обязанность - соблюдать условия! Он делает шаг назад и врезается бедром в столик. Которого в их доме никогда не было. Трет руками лицо так сильно, будто хочет стереть к чертям каждую черту. - Прости. Я спал. Не понимаю, что происходит. И не видит, как его мать протягивает к нему руку - коснуться? погладить? - но сразу отдергивает, стоит чему-то скрипнуть наверху. Это Макс быстро сбегает по лестнице. Майк слышит, что она босиком. Определяет по цвету, что она в его рубашке и цепенеет. Что бы ни произошло, такого ему точно не спустят. - Что-то случилось? - Нет. Кажется, мой сын ходит во сне. - Не волнуйтесь, миссис Уиллер. Я привяжу к нему колокольчик и табличку с адресом. Вернут, если что. - Она тянет Майка обратно, в комнату и он плетется за ней, спотыкаясь через ступеньку. - Почему? - спрашивает Майк, когда за ними закрывается дверь и все эти надписи снова осуждающе смотрят на него. - Что? - Почему... ты здесь? Что происходит? Почему все расплывается? Почему все эти вещи в моем доме, а моя мама ведет себя, как будто ничего не случилось? Я сплю? Я умер? Какого хрена, Макс? Мы ненавидим друг друга пять лет! Она отшатывается и хватается за горло, как будто ей трудно дышать. Смотрит, как Майк впивается пальцами в собственную руку, дергает с силой кожу, снова и снова, потом вдруг начинает что-то судорожно искать по комнате, хватается за нож, весь в крошках, брошенный ими тут неделю назад, при разрезании пирога. И бросается вперед, только когда видит, как он делает надрез. Макс виснет на его руке, выкручивает запястье, отнимая нож. - Это не сон, Майк! Это не чертов сон! И бьет его по лицу так, что искры из глаз. Макс Мэйфилд достоверная до невозможности, тут не поспоришь. - Бойся своих желаний, - шепчет Майк. А потом истерически смеётся.