Племянница нашего мэра

Моника Байльшмидт была образцовым президентом класса — суровой, требовательной, привыкшей действовать в соответствии с полученными распоряжениями и не терпевшей никаких отступлений от дисциплины. Все школьные дела, которыми руководила президент, выполнялись идеально и всегда в срок, хотя зачастую Моника сама разбиралась с доброй половиной работы. Она считалась одной из лучших учениц и возглавляла клуб математиков, директор школы всегда готов был спеть ей внеочередной дифирамб, и пожалуй, все было бы безоблачно, если бы не одно но — неважное, хотя, в целом, неприятное… У мисс Байльшмидт никогда не было друзей. Почти все в классе уважали ее, побаивались, и неохотно выполняли тщательно продуманные распоряжения, но Моника была слишком умна, чтобы обманываться — все это не имело ничего общего с дружбой или хотя бы легкой симпатией. Сама Байльшмидт, впрочем, не переживала по этому поводу: она была глубоко убеждена, что единственной целью образования является приобретение знаний и полезных навыков, а все остальное не входило в ее список приоритетов. Пожалуй, следовало признать, что мисс Байльшмидт в самом деле не отличалась дружелюбием. Она презрительно относилась к абсолютно всем развлечениям, легко выходила из себя по любому поводу, и как будто заранее готовилась к грядущим неприятностям — во всяком случае, об этом говорил ее хмурый вид. Весь класс был уверен, что Моника не умеет улыбаться, а вспыльчивость и нетерпимость к чужим ошибкам и недостаткам окончательно отгоняли от нее почти всех людей. Ко всему прочему, мисс Байльшмидт смотрела на большинство своих одноклассниц с глубочайшей иронией, переходящей в явный и жестокий сарказм. Ее нимало не интересовал тот стандартный набор, который юные леди обсуждали на переменах, и одноклассницы презрительно морщили носы — фи, подумаешь! Какая же это девушка не любит платья и не пользуется косметикой? Моника равнодушно пожимала плечами — она не видела смысла размазывать по лицу непонятно что, а платья… в этом дьявольском изобретении человечества нельзя было ни отжаться, ни подтянуться, ни ударить кого-нибудь при необходимости, а следовательно, одежда не выполняла своего единственного предназначения… Да и стоило ли тратить деньги и время на украшение всяких тряпок? Все это было не-прак-тич-но, и Моника часто радовалась отсутствию школьной формы. Комната в общежитии, которую занимала Моника Байльшмидт, полностью соответствовала вкусу своей хозяйки — там были порядок и чистота, все вещи аккуратно лежали на своих местах, а единственным украшением являлось расписание уроков и занятий математического клуба. Уходя в школу в этот теплый сентябрьский день, Моника была искренне уверена, что порядок в комнате — нечто незыблемое, как мир, и что в ее жизни нет места для неожиданных поворотов.

…

— Разрешите представить, господин мэр — Моника Байльшмидт, одна из самых лучших учениц нашей школы, — директор приветливо улыбался своему собеседнику — седому мужчине с лукавыми карими глазами. — Войдите, мисс Байльшмидт, и присаживайтесь — мы с господином Варгасом говорили как раз о вас… — он жестом указал на одно из кресел, и Моника, кивнув, села, не удивляясь — она привыкла бывать в кабинете их незабвенного директора. — Очень рад с вами познакомиться, мисс Байльшмидт, — тот, кого назвали господин Варгас, тоже приветливо кивнул ей и снова повернулся лицом к директору. — И я бесконечно вам благодарен. Моя Аличе — добрая и милая девушка, но ее характер несколько… специфичен… Боюсь, в этом есть и моя вина — после трагической смерти ее родителей я совсем забросил свою малышку… Директор сочувственно кивнул и покачал головой. Разумеется, он уже ознакомился с характеристиками будущей ученицы, и остался ими вполне доволен. От своих учеников директор требовал одного — честности, а судя по справкам, мисс Алиса Варгас была решительно не способна врать. — Аличе долгое время занималась с частными преподавателями, — продолжил господин Варгас, подкручивая ус. — Но хотя бы теперь, в старшей школе, девочка должна привыкать к коллективу сверстников. Кроме того, Аличе достаточно талантлива, но… — он удрученно покачал головой. — Но… Моника невольно заинтересовалась их разговором — судя по всему, у них должна была появиться новая ученица? Она не успела как следует обдумать это оригинальное обстоятельство — директор вновь повернулся к ней и начал весьма приветливым, почти сладким голосом: — Как раз по этому поводу я пригласил сюда госпожу Байльшмидт. Она, как я уже сказал, не только лучшая ученица, но еще и президент класса AB, а также председатель школьного клуба математиков. Я уверен, мисс Байльшмидт с удовольствием поможет мисс Варгас войти в учебную колею. Я также распорядился поселить их в одной комнате, и уверен, что данное сотрудничество будет весьма полезным для обеих заинтересованных сторон… Моника почувствовала, что у нее почему-то впервые в жизни дернулся глаз. — Конечно, господин Грассо, — согласилась она без особенного восторга. — Я постараюсь.

…

ТУК-ТУК-ТУК-ТУК — в дверь забарабанили с таким поражающим усердием, что Моника поморщилась — там думают, что она глухая? — Одну минуту, — пока она поспешно вкладывала в учебник простую бумажную закладку, барабанная дробь за стенкой превратилась в бравый военный марш. «Тор-ре-адор_смеле-ее_в бой», — отстукивал незнакомый гость, и Моника возвела очи потолку — ну кого и зачем это принесло? Она легко повернула ключ и распахнула дверь, едва успевая поймать не удержавшую равновесия девчонку с букетом цветов в руках. — Веее! Спасибо, а то я чуть не упала! — радостно произнесла незнакомка откуда-то из-за цветка ромашки. — Здравствуй, я твоя новая соседка! — Как — уже? — обескуражено пробормотала мисс Байльшмидт, почему-то не спеша отдирать от себя девчонку. — Ты же собиралась приехать на следующей неделе? — Да, но я очень-очень попросила дядю, и он мне разрешил — веее! — девушка, наконец, соизволила отодвинуть от лица пышный цветущий веник, а затем и очень недалеко отодвинулась от госпожи Байльшмидт. — Как я рада тебя видеть!