Племянница нашего мэра

В конце декабря в Мюнхене отчаянно валил снег, укрывая весь город белым пушистым покрывалом. Улицы были давно украшены к Рождеству, и пушистая елка около дома, где жили Гилберт и Моника, тоже закуталась в мигающие гирлянды. Моника никак не могла дождаться того момента, когда поедет в аэропорт встречать Аличе, обещавшую приехать на Рождество. Разумеется, ей было бы гораздо спокойнее лично доставить свою девушку из Венеции, но господин Варгас, троюродный дядя Аличе, пообещал привезти ее «в целости и сохранности», и Моника рассудила, что вполне может довериться мэру того города, в котором она получала образование. Дядюшка Аличе, с которым она уже успела познакомиться, оказался добрейшим человеком — он в самом деле очень любил племянницу, и потому, вопреки беспокойству Моники, только обрадовался, узнав, что его девочка нашла себе верную подругу. Господин Варгас даже не возражал, что Аличе проводила все каникулы у Байльшмидтов… а впрочем, кто бы смог по-настоящему возразить, видя молящие карие глазенки? Моника улыбнулась — Аличе, как истинная дочь итальянской мафии, брала людей не обаянием, так измором, причем без всякого злого умысла и попытки интриговать. — Главное, чтобы тебе было хорошо! — оптимистично говорил господин Варгас, поглаживая Аличе по голове. — А что об этом думают другие, и даже я — это второстепенно и всегда будет второстепенным… Но тем не менее, я рад за тебя, малышка, — он хитро подмигнул нахмурившейся Монике. — Твой характер требует должного руководства! Моника повернулась на другой бок и плотнее закуталась в мягкий плед — подарок Аличе на прошлый день всех влюбленных. В те дни, когда им приходилось расставаться — хотя бы ненадолго, на пару дней — Моника всегда засыпала под этим пледом. Тогда она внутренне согласилась с любезным дядюшкой своей девушки, и смущенно признала, что ее полностью устраивает почетная должность руководителя. Вообще Байльшмидт всегда предпочитала командовать — так она могла быть уверена, что все будет сделано должным образом… Вместе с тем она никогда не была убеждена, что это нужно кому-нибудь… чего не испытывали те, кто оказывался в числе ее подчиненных, так это энтузиазма и благодарности. Моника была совсем не уверена, что кто-то будет терпеть ее упрямый и принципиальный характер и привычку распоряжаться даже в отношениях, но в итоге все сложилось лучше, чем хорошо. Разумеется, Моника старалась присматривать за собой и быть хоть немного сдержанней, но факт оставался фактом — Аличе и в самом деле любила ее такой, какой она являлась на самом деле... Пожалуй, самым приятным для Моники было как раз то, что бесконечно женственная мисс Варгас охотно выполняла почти все распоряжения, и при этом смотрела на младшую Байльшмидт так, что та смущалась, но при этом преисполнялась благодарности и чувствовала себя любимой и очень нужной… В комнате едва слышно скрипнула дверь, и сквозь сон Моника ощутила нежный поцелуй в щечку. Улыбнувшись, она уткнулась носом в подушку, не открывая глаз, а Аличе, тихонько засмеявшись, привычно устроилась на ковре так, чтобы видеть ее лицо. Она так любила смотреть, как сладко спит ее Моника, ее самая-самая любимая на свете, самая лучшая из всех! Аличе опустила ресницы, словно испугавшись расплескать безмерное счастье из сияющих нежных глаз. Как же она скучала… Моника… наконец они снова рядом… Аличе было решительно все равно, что делать, чем заниматься — только бы видеть Монику, и порой она сама стеснялась своей любви. «Но она такая красивая, — беззвучно прошептала Аличе и уткнулась носом в ее ладонь. — Такая теплая и моя…» — МААААУ, — глубокомысленно заявил толстый усатый кот по кличке Моритц, просачиваясь в дверь и принимаясь тереться об Аличе, ища внимания. — МА-МАУ, Мр-мр-мр! — запрыгнув на колени к сидящей на ковре девушке, он заурчал как целый десяток тракторов и начал бодать ее лохматой башкой, откровенно намекая, что было бы неплохо его чем-нибудь угостить. Привезла же Аличе чего-нибудь? Привезла, так почему бы не сделать доброе дело и не покормить разнесчастного голодненького котеночка? — Радость моя, теплушечка, — Аличе, которая любила всех кошек этого мира почти так же горячо, как и Монику, прижала его к себе и принялась чесать за ушком. — Кто моя пурочка? Кто мой теплый котичка? — Мм-яяяяя-у, — подтвердил Моритц, продолжая активно намекать на то, что более, чем готов к дополнительному принятию пищи, и начиная подталкивать Аличе в сторону кухни. — Мааау! МААААААААУ! — Хорошо, я сейчас встану и дам тебе пожрать, ненасытный гад, — сквозь сон проворчала Моника. Она открыла глаза — и тут же подхватила Аличе на руки. — Веее, Моника, ты тоже по мне скучала? — с нежностью спросила Аличе, вовлекая ее в долгий горячий поцелуй. — А я не хотела тебя будить…

…

— Моника-Моника, принеси морковку, пожалуйста! — весело попросила Аличе, заканчивая разукрашивать снеговика, выросшего около елки на их дворе. Даже с точки зрения Моники, снеговик получился весьма хорош, хотя он почему-то напоминал ей Франциска Бонфуа с глубокого рождественского похмелья — длинные волосы, сделанные из веток ели, снежный цилиндр и трость… — Возьми лучше шишку — что за разбазаривание продуктов в пользу зимних кроликов? — хмыкнула Байльшмидт, любуясь закутанной Аличе и ее сияющими глазами. Пушистые локоны выбились из-под шапки, и она раскраснелась от морозца и удовольствия… Заметив, что Аличе под шумок решила слепить снежок и устремила на нее невинный умильный взгляд, Моника весьма серьезно предупредила: — Не советую, Варгас. Если ты всю жизнь не мечтала, чтобы тебя закопали в снег… Аличе засмеялась и подозвала своего любимца — золотистого ретривера Берлица, который тут же принялся скакать рядом. Такса Астер и Блэки — немецкая овчарка, преданно уставились на хозяйку, словно спрашивая, можно ли и им поиграть с Аличе, к которой они давно привыкли, и которая тоже очень любила их. — Моника, мне пора идти и готовить гуся! — наконец, вспомнила Аличе, стягивая перчатку и разглядывая свои любимые часики на браслетке. — Так пошли, — согласилась Моника, и, опять подхватив ее на руки, коротко свистнула всем собакам.