Междумирье

Я, ведомый любопытством, полетел в сторону кустов, за которыми маленький золотистый единорожек резво закапывал кучку самоцветов, испускающих радужные лучи в мигающее бледными звёздами закатное небо. Сверху послышался шелест крыльев. Большая огненная птица приземлилась на поляне, опуская на землю своих ездоков, и обернулась высоким рыжеволосым парнем. Дио, оказавшийся на земле первым, бросился к моему изувеченному телу, падая перед ним на колени. — О, Боги! Лу хён! Лу хён! — Кёнсу принялся заламывать руки, не зная, что ему делать. — Сухо хён, может быть, он ещё жив? Мы можем это проверить? Что нам делать, хён? — В нём ещё теплится искра жизни, — ответил присевший рядом Сухо, взяв мою руку в свою. — Его магии не хватило, чтобы излечиться. Он слишком много отдал её, при этом совершенно не пополняя запас. За всё то время, что мы путешествуем вместе, мы ни разу не посещали духовных источников. — То есть, если мы пополним его магию, есть шанс его спасти? — взволнованно воскликнул Чанёль. — Теоретически, да. Вот только до ближайшего источника он не доживёт. А если отозвать его силу из другого источника… — Сухо посмотрел на сжавшегося Тэмина, — боюсь, этого он нам не простит. Парни замолчали, понуро глядя в землю. Единорожек сжался за кустами, а мы с незнакомцем замерли на краю поляны, не видимые остальными. — Они могут придумать, как вернуть меня, — проговорил я, глядя на его сосредоточенное лицо. — Я знаю, — ответил мне жнец. — Тебе следует поторопиться, — я вновь посмотрел на своих друзей, — иначе какой в этом всём смысл? — Я… в другой раз, — произнёс незнакомец и растворился в сером дыме, ещё сильнее перепугав несчастного единорога. — Отозвать силу, да? — тем временем задумчиво проговорил себе под нос Сюмин и опустился по другую сторону от израненного тела. — Как это сделать, Сухо? — Ты… — потрясённо выдохнул наш негласный лидер. — Как это сделать? — перебил его лис. — Нужно повторить то, что делал он, когда свою силу отдавал, хён. И пожелать вернуть отданное. — У меня нет для этого рогов, — нервно усмехнулся Сюмин, касаясь кончиками когтей моей макушки. — А если этого не хватит? — взволнованно спросил Дио, наблюдая, как золотистые искры стекают с чужой ладони и впитываются, теряясь среди спутанных прядей. — Можно попробовать помочь с исцелением, — задумался Сухо. — Может, какие-нибудь отвары? — Чанёли, — протянул Кёнсу, заставляя феникса испуганно вздрогнуть, — или ты сейчас же заплачешь, или я начну ломать тебе пальцы. Чанни опасливо покосился на друга и обернулся огненной птицей. Феникс склонился над телом и начал ронять крупные слёзы, горящие потусторонним пламенем. — Может быть, это хоть немного поможет, — вздохнул Дио. — Из-за того, что Чан полукровка, ему досталась всего кроха целебной силы. А вот его сестре наоборот, не даётся огонь. Сюмин устало выдохнул и стряхнул с пальцев последние искры чужой благодатной силы, да и слёзы феникса иссякли. Тело приняло уже более жизнеспособный вид, но всё ещё недостаточный для того, чтобы очнуться. В этот миг испуганный единорог в кустах… исторг из себя самоцветы. Зависнув над краем поляны, я ошарашенно наблюдал за тем, как из конской задницы с глухим «пфф» вылетают легкокрылые бабочки, окружённые розовыми парами, а следом вылетают камушки, разных форм и размеров. До этого я даже не предполагал, что лошадиная морда способна на столь выразительное отображение эмоций, но этого единорога совершенно точно можно было бы поместить в палату мер и весов как эталон смущения, стеснения и жалостливой обречённости. Прижав совсем не лошадиные уши к макушке, коняшка резво рыла землю, закапывая подозрительные каменья. Через кусты перескочил воинственно настроенный Сюмин — в одной руке горит лисий огонь, в другой ледяное копьё. Вновь испугавшийся единорожек, икнув, повторил свой недавний конфуз. Немая сцена. Лис смотрит на коняшку. Коняшка смотрит на лиса. А я отчётливо чувствую, как начинает попахивать абсурдом. Радуга от новорождённых самоцветов взлетает в небо, а брови Сюмина чуть ли не к самым лисьим ушам. В глазах единорога столько желания провалиться сквозь землю, что меня аж крутит от жалости к животине и втягивает в собственное израненное тельце. Вновь обретённая плоть тут же заныла, заболела и неистово потребовала к себе заботы, внимания и чего-нибудь исцеляющего. Мой невольно сорвавшийся с губ стон привлёк внимание всех собравшихся. Вокруг засуетились, заохали и полезли что-то со мной делать. Безобразие прекратил вернувшийся на поляну Сюмин, тащащий за собой трепыхающегося единорога. — Вот, сможешь его излечить? — спросил лис, подталкивая коняшку в мою сторону. Единорог быстро-быстро закивал и склонился ко мне, касаясь своим светящимся рогом. По телу моментально разошлось тепло, в местах, где начали заживать раны, забегали колючие мурашки, дышать стало легче. Выдохшийся целитель перевоплотился в человеческую форму и заснул. Сюмин аккуратно поднял его на руки и понёс в сторону нашего лагеря. Лис с восторгом смотрел на златорогого юношу в своих руках, приговаривая: — Моя прелесть! Моя золотая жила! Теперь заживём! Ты у меня три раза в день пугаться будешь! Моё сокровище!