Междумирье

Прошло уже почти три месяца с тех пор, как произошла та встреча на поляне. Ребята теперь путешествуют с нами. Сухо позвал их. Чанёль первые несколько суток передвигался в виде быстро растущего птенца, свив себе уютное гнёздышко на голове у Тэмина. Цветы плотоядной лианы, примостившиеся над плечами нашего зелёного товарища, пару раз пытались его слопать, но Чан оказался птицей бойцовой и быстро завоевал авторитет. А Кёнсу, или Дио, как он просил его называть — второй из парней, чьим дедушкой был горный тролль, одаривший внука огромной силищей, оказался самым настоящим сокровищем. Хозяйственный, неконфликтный и скромный. Из себя он выходил исключительно редко и лишь благодаря беспардонному фениксу. Он даже на закидоны вредного лиса смотрел с родительским умилением, так что Сюмин быстро перестал над ним издеваться и даже таскался в чащу, чтобы собрать по его просьбе корешки да травки или грибы какие для обеда. Постепенно становясь единственным, над кем этот несносный лис издевался, я приходил в уныние, которое в итоге и привело меня в уединённое живописное местечко на небольшом утёсе над довольно крутым склоном. В этот раз ненавистные мне дни снова застали нас в пути, и пришлось спешно искать место для лагеря. Последние сутки из трёх длились уже третью человеческую неделю, и это ещё не произошёл переход к дневному времени. И блёклые звёзды ехидно перемигивались на вечно закатном небе. Ненавистное человеческое тело, в котором я застрял с самого начала этой ночи, затекло и замёрзло от долгого сидения на продуваемой всеми ветрами каменной площадке, поэтому я засобирался в лагерь. Опорную ногу свело судорогой, и я сорвался, полетев по склону. И вновь никаких кадров из жизни. Одни только сожаления: не успел, не сказал, не сделал. Я кубарем нёсся вниз, чувствуя, как острые камни рвут кожу и ломают кости. Мысли лениво перекатывались в голове, словно в вате, будто бы и не со мной всё, а с кем-то другим происходит. Ах, если бы та часть силы, что я отдал три года назад Сюмину, была в тот момент со мной, все повреждения даже в этой форме в считанные мгновения сходили бы на нет. Но её больше не было. А мой резерв был уже практически истощён, а склон всё не заканчивался. Краем глаза заметил телепортирующегося с места на место знакомого незнакомца, передвигающегося параллельно мне. Кажется, он всё-таки дождался моей кончины. Мощный удар выбил из меня последнее дыхание и душу. Быть вне материальной оболочки совершенно никак. Ни жалости, ни сожаления, лишь лёгкий интерес. Собственное изломанное, окровавленное тело напоминало мне одно из чудищ, что живут глубоко под скалами: гора бесформенного мяса и торчащие во все стороны конечности. Внимание привлекла левая ладонь, сжатая в кулак. Поломанные тонкие пальцы крепко сжимали бликующий в закатном свете кроваво-алый рубин. Необработанный, со сколотыми краями и мутноватыми гранями. Я нашёл его среди обломков камней у самого края утёса, на котором предавался нерадостным думам и одиночеству. Хотел подарить Сюмину. Подумал, что если перестану быть его должником, то, возможно, он станет относиться ко мне лучше. Наверное, мне должно было быть жаль, что я так и не узнаю этого, но нет. Было всё равно. С тихим хлопком в клубах серого дыма рядом со мной появился мой навязчивый незнакомец. Он медленно подошёл к валяющемуся под деревом телу, присел перед ним на корточки и протянул руку, касаясь кончиками пальцев сжатой вокруг камня ладони. От лёгкого движения закатные блики на сколотой грани подмигнули равнодушно глядящим на нас звёздам. — Наверное, это было что-то очень важное для тебя… — Ты этого хотел? Одновременно произнесли мы. — Что? — парень неловко дёрнулся и обернулся, глядя уже на мой зависший над землёй дух. — Ты же этого хотел? — повторил я. — Ещё тогда, при нашей первой встрече. — Я… — он замялся. — Да… Нет. Я не знаю. Не уверен, что ожидал именно… этого. — Ну, вот он я. Забирай, куда ты там меня хотел забрать, — развёл призрачные руки в стороны, предлагая ему себя. Незнакомец застыл, крепче сжимая в руке свою косу и отчего-то не торопясь разорвать ею связь моего духа с телом. Он поднял на меня полные сожаления глаза, и… из-за кустов в небо устремилась радуга.