Ничей иной

Ворвавшийся первым в домик вампир совершенно не походил на Иосифа Зернова, которого Даниил знал весьма поверхностно - видел в живую (если это слово годится к употреблению в отношении вампира) всего один раз, и пару-тройку раз на фото. И тем не менее узнал бы сразу. Удивление, скользнувшее за стеклами очков старого соратника, наводило на мысль, что он этого не ожидал. А вот то, что влетевший упырь первым делом попытался убить самого Германа, кажется, удивления вовсе не вызвало. Да и осевший в следующий же миг на круглый плетеный коврик пепел, оставшийся от вампира, ясно показывал, что к удару темный маг был готов. А потом упыри повалили внутрь, со всех сторон, уже всем скопом. И в отличии от первого, оставляли они после себя отнюдь не пепел. Вскоре в домике стало тесно от располовиненных, обожженных и обезглавленных гниющих тел. Молодняк. И это тоже не удивительно. Вполне в духе матерых вампиров - отправлять новоинициированных специально для такого случая, неокрепших, слабосильных, под нож десятками. Своих-то родных деток, прижизненных и посмертных, они жалеют и по-своему любят, берегут. А эти... Для вампира-столетки молодой, свежий, даже инициированный им самим вампир - еще не свой, и почти человек, а люди не в счет. Вот те, кто умудрится пройти такой своеобразный этап естественного отбора, смогут выдержать последующие испытания голодовками и унижениями, продемонстрируют выдержку и хладнокровие, беспрекословное подчинение старшему, лет этак через тридцать - будут считаться полноправными "детьми" своего создателя. И за них он "в огонь и в воду". В разумных, конечно, пределах. И еще одно нехорошее подозрение: не на этот ли случай копились здесь кем-то молодые упыри в таком количестве? Когда стало слишком тесно, Даниил, улучив мгновение передышки, сжал пальцы щепоткой, а потом резко растопырил. Стену дома, выходящую во двор, вышибло, как взрывной волной. Да сколько их там еще? Новая мысль заставила похолодеть. Герман, похоже, догадавшийся раньше него, глянул, сдвинув брови (очки давно слетели и были погребены где-то под опавшими на пол телами), и одними губами шепнул "Уходим!" Бессмысленная атака имела под собой лишь одну цель - задержать, отвлечь Даниила на максимальное количество времени. А это значит, что Зернов не здесь, он где-то в Москве, и пытается... От полноценного осознания враз переклинило в голове. Он рявкнул что-то "по матери", вскинул руки, выпуская на свободу всё, что имел... И тут же смог лицезреть плоды своего спонтанного выброса. Живых вампиров больше здесь не было. Да, поди, и в радиусе километров десяти, пожалуй, тоже. Что это такое он только что отчебучил? Изобрел походя некий аналог "серого молебна"? Не хило вышло. Да только теперь он чувствовал себя каким-то варено-вялым, опустошенным. А это уже совсем не хорошо. Герман, которого он только что чуть не размазал по стенке своей дикой выходкой, медленно поднялся из угла под чудом уцелевшей вешалкой, цепляясь за забытую там Тарасовым, и теперь изгвазданную в кровище и пепле куртку. Моргал сосредоточенно, высматривая что-то в свалке тел. - Очки? - спросил Даниил, перебираясь через смердящие завалы к пролому в стене. - Какое в задницу и в пень... - пробормотал Герман, - Пошли отсюда, командир, а? - Да. Щас. Даниил достал из кармана смартфон, быстро нашел номер: - Надя, за Филькой пригляди. Дождался короткого сосредоточенного "Да", и прервал разговор. Надька понятливая, сообразит. Только вот еще вопрос - хватит ли ему теперь сил на портал? И еще вопрос: если на портал хватит, то достанет ли их на Зернова? Они, насколько возможно торопясь, выбрались за ворота. От соседнего двора тут же засеменила к ним опять всё та же беспокойная бабка: - Вы к кому париехали? К Тарасихе что ль? - Твою мать... - выдохнул сквозь зубы Даниил, - Эти бабки неубиваемые. Круче упырей. Их на заводе в Швейцарии делают. - Спокойно, командир, - Герман сжал его плечо, - Я разберусь. И Дозоры вызову. Ты иди. - Какие, к Мерлину, Дозоры? Тикай отсюда, Гер! - возмутился Даниил, - Пусть Спецотдел разруливает. Это все не наша забота. Ты к внучке, давай. - Успею. - Герман оскалился в полуулыбке, и расстегнув молнию на поясной сумке, извлек из нее... еще одни очки. Бабка, сонно замершая в нескольких шагах от них, безмолвно покачивалась. - Портал сможешь наладить? - спросил Герман, кивнул на разваленный и загаженный домик, - После такого? Даниил сунул пальцы в кармашек джинсов, самый маленький, тот, что непонятно для чего пришивают спереди, под поясом, достал золотое колечко, тоненькое, обручальное, с изящным цветочком из бриллиантов. Он ведь нашел его тогда. Сперва выбросил в раскрытое окно, услышав обрушивший весь его мир отказ от Надьки... а потом, когда уходил от нее, в боли и гневе... ну, чуть позже, когда немного остыл... пошел и нашел. Кусочек надежды. Сперва надеялся, что попробует еще раз, а потом... когда уже не верил в это, сделал из драгоценной безделушки амулет-накопитель. Вот и пригодилось. Колечко налезло лишь на мизинец, и то не до конца. Сила хлынула по жилам, вновь наполняя только что солидно опустошенное тело. В мир вернулись краски, ушла водой в песок навалившаяся было безнадежная усталость. В самом деле, там, в Москве, толпа народу заинтересованных в благополучии его сына. Упырю Зернову там делать нечего... И тут же скрутило болью - Филипп! * * * Филипп не торопился домой. В последние дни ему ни с кем не хотелось общаться. Сегодня он снова взял с собой в школу часы, а после уроков, выйдя на улицу, надел их. Обычные наручные часы, на кожаном ремешке, каких почти никто давно не носит. Вообще-то, это был амулет, тот самый, скрывающий его от мамы, от родных. Он обещал маме, что больше их не наденет, но она сама, первая его обманула, когда... Он ведь справедливо ожидал, что после того, как мама переночевала у отца в квартире, все изменится, наладится... Хрена! Ну почему у взрослых всё вот так до абсурда сложно? Когда на следующий день к ним опять заявился Егор, и мама вела себя так, будто ничего не произошло и не изменилось, Филипп не выдержал, и молча ушел к себе в комнату, громко хлопнув дверью. Через полчаса в дверь поскреблась мама. Он ответил, что занят. Она так и не вошла. Еще через час стукнул Егор. Филипп ответил ему что-то такое резкое, чего сам уже не помнил, и его совсем оставили в покое. А сегодня он вообще перестал разговаривать с мамой. Ушел в школу, принципиально проигнорив завтрак. Потому что это - не честно! Немного радовало, что Егор хотя бы больше у них не ночевал, только приходил в гости. Но совсем чуть-чуть. Дождаться бы отца. Вот он вернется с очередного задания, и Филипп скажет им обоим, очень категорично... категорически... Ну, вобщем заявит, что если они не хотят жить вместе, то он будет жить у отца. Амулет на шее, выданный Антоном еще по возвращении в Россию, и подновляемый им какими-то неведомыми Филиппу способами каждую неделю, вдруг нагрелся до такой степени, что чуть не обжег кожу на груди. Защитная сфера засветилась вокруг всего тела мыльным пузырем, заметным даже ему, еще не инициированному иному. Филипп поднял голову, вынырнув из задумчивости, огляделся. Фыркнул пренебрежительно. Тупая стекляшка, этот амулет. Только позориться с ним, вдруг кто увидит, как девчонка с побрякушками (хотя, Антон уверял, что видим он лишь для иных, и то не для всех, а только для очень сильных). Ну и что с ним теперь не так? Ну вампир стоит у витрины магазина, по телефону с кем-то общается. Так мало ли в Москве вампиров? Филипп раздраженно сдернул безделку с цепочки, легко разорвав колечко крепления, и сунул ее в карман. Задолбали. Нигде от их надзора покоя нет! Короткая улочка, на которую он забрел в задумчивости, была почти безлюдна. Мужчина-вампир, высокий, поджарый, в светлых брюках и легкой куртке, с курчавыми, короткими, черными волосами, вроде и не обратил внимания на приближающегося мальчишку. Сказал что-то своему невидимому собеседнику, кивнул согласно. И медленно стал оборачиваться. Внутри у Филиппа, где-то в желудке, сжалось до тошноты. Предчувствие? Ну нафиг! Не хватало еще от каждого упыря шарахаться! Он сделал еще несколько шагов, уже краем разума понимая, что зря. - Ночной Дозор! Стоять на месте! - крикнули за спиной. Филиппа толкнули в плечо, убирая с пути. Вампир усмехнулся, холодно, презрительно. И Филипп разом пожалел, что не настоял на инициации, как советовал отец. Быстро сунул руку в карман, испуганно, как утопающий за соломинку, хватаясь за полупрозрачный камешек Антонова амулета. Трое дозорных, совсем незнакомых, вероятно, они незримо окружали мальчика все время, пока он был уверен в своем полном одиночестве, охраняли. Видно, они тоже почуяли какую-то угрозу, исходящую от упыря. Или камешек Антона им просигналил? Кинулись защитить Филиппа. И не смогли. Высокий мужчина в светлых брюках во мгновение пропал из глаз. И тут же один из дозорных рухнул на асфальт, располосованный от горла до ремня брюк. Хлынула с неестественно-киношной силой кровь. Бесполезный теперь для него жезл из светлого янтаря дозорный все еще сжимал в мертвой руке. Филипп оторопело прижался к стене магазина. Он никогда не думал, не понимал до конца, что нападение иного, вампира, это... так страшно. Не верил, что от одного вида покромсанного трупа только что бывшего живым, дышащим, движущимся человеком, так легко впасть в ступор. Где-то сбоку громко и протяжно завизжала женщина. Две яркие вспышки ослепили, жахнув по распахнутым глазам. Чьи-то руки схватили за предплечье, толкая к двери магазина и внутрь. Испуганный Филипп дернулся, пытаясь вырваться. Камешек амулета вывалился из руки куда-то на пол. Надо... Надо... Он с трудом соображал, что необходимо... Надо снять часы! Тогда мама его увидит. Придет и поможет. Спасет тех, кто еще жив. Он судорожно, вслепую, задергал ремешок на запястье. Где-то кричали, что-то то ли взорвалось, то ли обрушилось. Папа! Он же нашел его в прошлый раз, несмотря на часы! Он должен почувствовать, что Филипп в опасности! Дурацкий ремешок не поддавался, выскальзывал из потных пальцев. А глаза все еще почти не видели. - Пацан, ты как? - спросили над ухом. Голос незнакомый. Значит, все уже в порядке, вампира загасили? Почему же всё ещё так жжет чувство опасности в груди? Зрение наконец вернулось. Он моргнул, и увидел над собой того самого чернявого мужчину... вампира... только куртки на нем уже почему-то не было. Филипп хотел закричать, но не успел. Внутри, там где сердце, будто что-то лопнуло окатив изнутри кипятком, и тут же стало очень холодно. И темно.