Последний бой обернулся полным провалом.
Если против одного Эррора шансы у них троих ещё были, то внезапное вмешательство Кросса не оставило им ни шанса.
Они были разбиты, а миры, что они так старались сохранить — навсегда стёрты из реальности.
Инку было особенно больно — он видел в Эрроре большой потенциал, но… Его мировоззрение никак не могло сосуществовать в мире и согласии с мультивселенной.
Мусор? Разве то, что проект незакончен, делает его мусором?
Не проработан, не закончен, прост и банален?
Но… Разве это так плохо?
Все с чего-то начинают. И любую идею можно раскрыть и оживить.
Сколько творцов возвращалось к своим творениям после долгих лет забвения? А сколько прекрасных шедевров выходило из того, что когда-то было отставлено на дальнюю полку!
Но Эррор… Он просто не мог понять этого. Не был готов немного подождать, дать шанс. Не хотел верить, что у даже у самого, казалось бы, бесперспективного мира на самом деле всё ещё была надежда.
А Инк… Верил в это.
Просто верил.
Верил в авторов, верил в окружавших их людей, верил в монстров из этих миров — разве могло существовать что-то невозможное, если даже он, бездушный, что, казалось бы, не должен был и вовсе существовать, но вот он — стал хранителем мультивселенной, жил, даже чувствовал, пусть даже и не совсем самостоятельно, но чувствовал!
Был таким же, как и нормальные монстры с настоящими душами!
Да, он прилагал для этого чуть больше усилий, но всё же!
Он жил. Он знал, что такое дружба — и был окружен верными друзьями.
Если бы только Эррор мог понять…
Дружба была тем, что не давало ему сбиться с пути. Дрим и Блу всегда были рядом, рядом, чтобы поддержать и вдохновить.
Без них… Без них он не сделал бы и половины того, что смог сделать.
Но… Был у него и ещё один друг.
Друг, которого он не смог спасти. К которому он не смог прийти вовремя, и в итоге — потерял.
Кросс не должен был попадать под влияние Найтмера. Он не заслужил того, во что повелитель кошмаров старался его превратить.
Но Инк… Опоздал.
Тем, кто спас мечника, стал Найтмер. Он дал Кроссу надежду воплотить свою мечту и вернуть свой мир — и кому как не Инку было знать, что это абсолютно неосуществимо!
Но красноречия повелителю кошмаров было не занимать, а потому у мечника не было ни единого шанса не попасть в его сети, запутавшись в паутине красивых слов лжи и полуправды.
Кошмар опередил его, а теперь… Он заставил Кросса связаться с Эррором!
С тем самым Эррором, что чуть не убил мечника! С тем самым, что чуть не забрал его душу и не уничтожил то немногое, что осталось от его мира!
Как он мог… Как он мог заставить его пойти на это?
И как сам Инк… Мог позволить этому случиться?
Он… Он действительно подвёл Кросса.
Он не должен был позволить ему попасть в руки Найтмера, должен был что-то придумать, оградить, а в итоге… Кто знает, вероятно, даже то, что Эррор вообще узнал про мечника тоже было именно его виной — и уж точно — то, что вместо Инка на помощь ему подоспел повелитель кошмаров.
Из него действительно вышел просто отвратительный друг.
Кросс был прав. Абсолютно прав.
«Ты много говоришь о дружбе, но, когда доходит до дела, где ты?»
Как после этого… Инк вообще имел право иметь хоть каких-то друзей? Тем более, таких замечательных, как Блу и Дрим…
— Инк! — вдруг вывел его из размышлений тихий, мягкий голос .— Не стоит винить себя во всём.
— Дрим? — Инк словно очнулся. Дрим стоял рядом, смотря на него своими удивительно пронзительными глазами. — Хей, ты же говорил, что не можешь чувствовать моё состояние без красок…
— Мне не нужно чувствовать эмоции, чтобы видеть по твоему лицу, что тебя тревожит. Некоторые мысли ужасны и без выражения… — по лицу Дрима прошла тень. — Эх… Мог бы я только научиться видеть это раньше…
— Да… Есть то, о чём мы будем жалеть вечно, верно?
— Есть то, чего мы не можем изменить, — грустно заметил Дрим, кладя руку на плечо друга. — Это печально, но нам придётся принять это. Не всё можно исправить, но мы можем попробовать.
— Точно. — Инк потянулся к пузырьку с жёлтым цветом. — Что бы там ни было, мы не должны позволять горьким мыслям взять над нами верх. Ведь… Если не мы, то кто?
— Вот это уже совсем другой настрой, — улыбнулся Дрим. — Пошли, нас уже ждёт Блу. Он немного расстроен после прошлого поражения. Всё же, сам понимаешь, нам не часто приходится покидать мир… Вот так вот. Я ещё почти не говорил с ним после этого, но могу представить, насколько ему нелегко. Я надеялся, что он задержится в своём мире чуть дольше, но… Сейчас, я думаю, ему нужна именно наша компания.
— Ну тогда… Не будем заставлять его ждать?
Хранитель положительных эмоций лишь тихо улыбнулся и прошёл к двери, придержав её для Инка. Тот, сразу поняв намёк, шмыгнул за неё, сразу же стараясь придать своему лицу самое дружелюбное и поддерживающее выражение.
Может, у него и были некоторые… Проблемы с собственными эмоциями, это не значило, что он мог позволить себе забыть о том, что другие чувствуют намного больше. И намного глубже. Болезненнее. И если даже ему, чувствующему лишь отголоски вызванных краской эмоций, и не раз уже сражавшемуся — и проигрывавшему — в битвах с Эррором было всё также чудовищно больно видеть, как ещё один мир исчезает, распадаясь строчками бесполезного кода, уничтожающего сам себя, то каково было Блу, которого они с Дримом всячески старались оградить от такого зрелища?
Да, это не первое их поражение, не первый мир, который так и не удалось спасти, но всё же…
Разве к такому вообще можно привыкнуть?
Разве можно привыкнуть к тому, что мир за твоей спиной раскалывается, обращаясь в прах, брошенный тобой?
Даже если шанса спасти его на самом деле нет, какое до этого дело чувству вины, что захлёстывает даже без красок?
Потому что не нужно чувствовать, чтобы видеть, как разрушается то, что могло быть прекрасным. То, что кто-то любил, во что верил — ведь вселенные не рождаются просто так.
Они идут из сердца, идут из фантазии — иначе создатель… Просто не сможет стать создателем. Не сможет создать — ведь как иначе создать целый мир, как не вложив в него часть собственной души?
— Инк… — вновь тронул его за плечо Дрим, заметив, что художник снова терзает себя мыслями. — Сейчас мы нужны Блу.
— Иду! — виновато сказал Инк и тут же, увидев неодобрительный взгляд хранителя позитива, хлебнул жёлтой краски, прибавив к ней капельку — маленькую, честно! — синего.
Да и разве смог бы он добавить больше?
Собирать краски было не так уж просто, а после того как целых три бутылька пропали… Восстановить потерю будет не так-то просто! У него было теперь совсем немного — и, возможно, в каком-то смысле он был даже рад этому. Страшно было даже подумать, что бы могло произойти, если бы он вдруг, как это бывало в особенно трудных боях, выпил красную краску в бою с Эррором! Ведь Кросс теперь помогает ему… А Инк под красной совсем не может себя контролировать! Если бы… Если бы он вдруг ему навредил… Инк бы точно никогда не смог себя простить.
И какое облегчение, что этого не произошло!
Кажется, жёлтая краска начала действовать — мысли стали течь намного легче. И это хорошо. Хорошо, потому что это ему одному так легко поправить эмоциональное состояние, а для Блу… Для Блу он должен быть сильным. Готовым утешить, уверенным, способным убедить в том, что всё в порядке. Что так бывает. Что всё будет хорошо.
Он уверенно поспешил вперёд.
***
— Хей, Блу! Не ожидал тебя так скоро…
— Инк! — кинулся вдруг к нему тот. — Я… Просто захотелось побыть с вами. Ты же не против?
— Конечно нет, Блу! Ты можешь приходить сюда так часто, как тебе захочется. Ты ведь часть команды. Мы всегда тебе рады.
— Ага…
— Расположимся в гостиной? — мягко улыбнулся тому Дрим, подталкивая друга к дивану. — Как ты себя чувствуешь?
— Конечно, — пробормотал Блу, усаживаясь на диван, — прости, я только… Я хотел поговорить… Про тот мир.
— Я понимаю, Блу, — присел рядом хранитель позитива. — Это действительно больно и непонятно, когда ты вот так вот покидаешь, казалось бы, пока ещё целый мир, но… Но правда в том, что его действительно уже было не спасти.
— Но почему?
— Пусть мир и выглядел целым, — тихо прошептал Инк, — его основа уже была повреждена. Кросс, он… Он сделал это, пока мы отвлеклись на Эррора.
Хранитель альтернатив сжал кулаки.
— Если бы я только понял раньше! Я должен был понять, что что-то здесь не так! Я должен был догадаться! Вот как он уничтожал миры так быстро! Это ведь не единственный мир, который пал сегодня — конечно же он не мог сделать это без Кросса!
— Инк… — Блу замер, поднимая обеспокоенный взгляд на корящего себя художника. Инку всегда было непросто переносить поражение, каждый раз чувствуя разрушение мира. — В следующий раз мы обязательно победим!
Блу думал, что ему самому надо выговориться, но сейчас… Говорить особо не хотелось. Но вот быть — здесь, с друзьями, с теми, кто мог понять, что он чувствует, кто мог разделить это и принять, действительно принять, не как его брат, что хоть и не мешал ему спасать миры в составе Звёздных Сансов, всем своим видом показывал, что больше всего на свете желает, чтобы тот прекратил, навсегда оставшись в своём родном мире, таким же, каким был до того, как узнал о существовании мультивселенной.
И после того, как последний геноцид остался в его памяти открытой раной вместо того, чтобы исчезнуть без следа, как было при предыдущих перезапусках, Блу соврал бы, если бы сказал, что не понимает его.
Нет. Он понимал. Прекрасно понимал.
Просто не мог иначе.
Не мог стоять в стороне, зная, что творят Эррор и Найтмер. Даже понимая, насколько это опасно для него самого.
И здесь… Здесь, среди Звёздных Сансов… Здесь, он действительно на своём месте.
Пусть будет плохо, пусть будет больно, и чувство вины после проигрыша, конечно же, тоже будет — Санс не променяет это ни на что другое. Блу мог смело поклясться в этом.
И раз так… Разве не его заботой было всегда поднимать всем настроение?
— Как насчёт выпить чаю? Инк, ты хочешь? — Блу засуетился, с улыбкой втягивая других в будничную суматоху. — У тебя ещё остался тот зефир? Так хочется чего-нибудь сладкого… Но полезного! Без того неимоверного количества сахара, которое любит мой брат. Он совсем не следит за своим здоровьем! Вот разве можно так!
Возможно, он прозвучал слишком жизнерадостно, да и Дрима никаким весёлым тоном не обмануть, но всё же…
— Ты так заботишься о брате, — улыбается ему в ответ Дрим, понимающе и чуть печально.
— Конечно! Кто же ещё, если не Великолепный Блу, будет защищать его зубы от кариеса? Он не отлипнет от банки с мёдом, если я об этом не позабочусь! И вам двоим зубы портить я тоже не позволю!
Блу продолжал поддерживать разговор в полушутливом тоне, с радостью замечая, как светлеют взгляды Инка и Дрима.
Да, пусть он не был самым сильным бойцом, пусть не умел утешать или красиво говорить, он мог их порадовать, мог отвлечь, не давая печали занять место в их мыслях. Он будет поднимать им настроение, будет радовать, заставит смеяться, заставит забыть о плохом!
И пускай Кошмар смеялся над тем, что Блу годен лишь как батарейка для Дрима — пусть этот глупый кальмар думает себе всё что хочет — Блу больше не будет стесняться. Не будет горевать.
Нет. Раньше он сомневался в себе, потеряв спокойствие из-за одних только слов, но больше такого не повторится.
Что плохого в том, чтобы приносить счастье? Что плохого в том, чтобы поддерживать своих друзей? Разве есть в этом что-то постыдное? Что-то недостойное? Что-то, из-за чего слова Кошмара должны были причинять ему боль?
Нет.
Более того, он будет носить такое определение себя с гордостью, потому что это именно то, что он мог сделать, то, чем он уже помогает и будет помогать.
Пусть это выглядело глупо, пусть иногда это было слишком наивно — Санс знал, что он не отступит.
***
Напряжённая атмосфера потихоньку рассеивалась, заполняясь лёгкими разговорами ни о чём, и в дом хранителей постепенно возвращалось спокойствие.
Поражения всегда были болезненны, но кто бы они были, если бы сдались просто так?
Звёздные Сансы падали и поднимались, и так было и будет — вечно побеждать невозможно, но если не они, то кто?
Оставалось лишь идти в перёд, сожалея о потерях, но не сдаваясь и не горюя.
Потому что это именно то, что они должны делать как герои.
Спасать всех, кого только смогут и не отступать, если вдруг не получится — ради тех, кого им ещё только предстоит спасти.
Это было нелегко, действительно нелегко, но им ничего не оставалось, кроме как идти вперёд.
И пусть это было сложно, они были друг у друга.
Настоящие друзья.
— Блу, поставишь чаю?
— Конечно!
Они вновь говорили о сладостях, рассуждали, что стоит прикупить к следующему разу — под деланные возмущения Блу о переизбытке сахара в их рационе — и всё возвращалось в прежнее русло.
Легкая, теплая атмосфера разлилась в их гостиной. Разговор тёк легко и плавно, вытесняя все мысли о грусти.
И Блу радовался, видя, как его друзья вновь спокойны. Спокойны и веселы, готовы ко всему.
Звёздные Сансы, именно такие, какими их все видят.
Все именно так, как и должно быть.
Он отвлёкся от шутки Инка и оглянулся на Дрима, чтобы спросить того, что ему принести, как увидел, что его друг больше не улыбался.
— Дрим? — недоумённо спросил он. — Все в порядке?
Вопрос привлёк внимание Инка, который тоже развернулся к их притихшему другу.
Дрим замер, словно во что-то вслушиваясь, лицо его приняло сосредоточенное, чуть нахмуренное выражение.
— Дрим? — протянул руку к плечу друга художник.
Но не успел он его коснуться, как хранитель позитива вскочил с места как ошпаренный.
— За мной! — его голос дрожал, и во всём виде чувствовалась тревога.
— Дрим? Что случилось?
Хранитель позитива не ответил, устремляясь в коридор, к выходу.
Остальным ничего не оставалось кроме как последовать за ним.
Дрим не оглядывался до самой двери, и не сбавлял шаг.
Лишь коснувшись ручки, он обернулся на недоуменно преследовавших его друзей, словно прося поддержки, а затем резко распахнул дверь.
На пороге замер Кросс.
