Catch the Stars

Автобус наезжает на выбоину, и Мингю встряхивает так, что он ударяется головой об окно, к которому прислонился в попытках поспать. Он разочарованно вздыхает; все равно у него не то чтобы вышло бы уснуть. Несколько других людей в автобусе раздраженно ворчат, и пожилой водитель кричит из начала автобуса, — Не жалуйтесь мне! Научитесь голосовать за правильного человека в следующий раз! Завязывается очередная дискуссия о том, как нынешний президент плевать хотел на дороги в этом районе по политическим причинам, и Мингю вздыхает, закидывая голову назад и закрывая глаза в надежде поспать еще несколько минут, прежде чем они прибудут. Солнце пробивается сквозь листья и ветки деревьев, тени танцуют на лице Мингю, его кожа мечется между прохладой и теплом. Он поднимает руку, чтобы потереть зудящие глаза, сухие и красные от недостатка отдыха в последние ночи. Мингю почти кажется, будто ему снова шесть. В те годы для него не было ничего волнительнее, чем провести лето в месте, куда он направляется сейчас. Но теперь все по-другому, да? Его родители остались дома из-за работы и кое-кого не будет здесь, чтобы встретить Мингю, как было в прошлый раз. Что-то оседает на стенках его горла, и Мингю выдергивает из ушей наушники, тяжело сглатывая, когда направляет взгляд в окно. Поля вокруг кажутся бесконечными, в основном это просто огромные пространства с одной лишь травой и редкими скоплениями одиноких деревьев и кустов, за которыми желтеют нивы или виднеются радужные океаны распускающихся цветов на нетронутых землях. Если бы он не видел все это собственными глазами, Мингю бы, наверное, подумал, что это пейзаж прямо из фильма, одного из творений Хаяо Миядзаки. Небо над ним голубое, несколько безобидных облаков подвешены в воздухе; капля пота стекает по виску Мингю в изнуряющей духоте автобуса. Он помнит все это, помнит, как высовывал голову из окна и тянулся к цветам, чтобы сорвать их, пока отец вел машину по холмам. В автобусе пахнет шоколадом и апельсиновым печеньем, потому что мама чуть позади открыла упаковку для своего малыша, который теперь счастливо хрустит и усыпает крошками все вокруг, рассматривая окрестности широко распахнутыми глазами. Автобус полон людей, которых Мингю не хочет называть сельчанами, но одного только взгляда на их одежду и огрубевшие от физического труда руки достаточно, чтобы убедиться, откуда они и куда направляются. И среди них он, двадцатиоднолетний городской парень, который слушает свой плейлист на Spotify со смартфона последней модели, дорогой ноутбук и снотворное надежно упакованы в его сумке, а на теле красуются брендовая футболка и новенькие джинсы, которые он купил за 70000 вон, и то, когда те были на распродаже. Мингю не пропускает любопытных взглядов, которыми окидывают его в основном пожилые люди в автобусе, не пропускает приглушенных обсуждений, кем он может быть и что привело его сюда в горы, в деревню с населением не больше сотни человек. Мама предупреждала его об этом — о том, что его визит может привлечь немного внимания, потому что сельские жители не каждый день видят новые лица здесь. Поэтому Мингю не дает себе переживать из-за этого и отвечает вежливыми улыбками каждый раз, как ловит чей-нибудь взгляд. Все было бы по-другому, если бы он приезжал время от времени. Ну, его нога не ступала на эти земли последние пятнадцать лет. И почему? Да уж, Мингю хотел бы задать прошлому себе точно такой же вопрос. Солнце потихоньку стирается с неба, когда внезапный туман оседает вокруг, достаточно плотный, чтобы скрыть от глаз Мингю вид за окном. Слегка обеспокоенно он смотрит вперед, туда, где сидит пожилой водитель, но мужчина все еще мчится по узкой дороге, словно бы ему глубоко плевать, будто сбоку от него совсем нет опасного склона, и Мингю думает, что может и не увидеть свою бабушку в итоге. Женщина, сидящая рядом, смеется над очевидным беспокойством, отпечатавшимся на его лице. — Не переживай так, сынок. Дядя Чанхо ездит по этим дорогам вот уже тридцать лет. Он знает их, как свои пять пальцев. Мингю улыбается ей. — Здесь всегда так туманно? Она отвечает согласием; ее лицо украшено морщинами, хотя она и не кажется такой уж старой. — Погода здесь делает, что хочет. Когда проедем Чымсан, солнце выглянет снова. Поэтому мы говорим приезжим брать с собой и зимнюю одежду тоже, если они едут летом. Мингю моргает и смотрит на нее, как идиот. Он не взял с собой никакую зимнюю одежду. Мама не говорила ему ничего об этом. Женщина смеется. — В Чымсане есть несколько магазинов одежды, если захочешь найти себе куртку. — Хорошо. Спасибо, — он неловко бормочет, кивая. Спустя десять минут автобус останавливается, и Мингю понимает, что они, должно быть, прибыли в Чымсан. Город очень маленький, но кажется довольно оживленным, потому что везде ходят люди и ездят машины, даже несмотря на густой туман, зависший в воздухе. Мингю потягивается и вздрагивает, все еще абсолютно сбитый с толку тем, как резко похолодало за те несколько минут, что они ехали вверх. — В этом районе это единственный город, в котором есть больница и нормальные магазины. Поэтому все люди из соседних деревень приезжают сюда, — объясняет та же женщина из автобуса. — Тебе правда стоит подумать о том, чтобы купить куртку. Здесь холодно. Мингю кивает и поднимает свою сумку, ожидая, пока старшие выйдут из автобуса, чтобы выйти после них. Он начинает дрожать, как только оказывается на улице, его голые руки покрываются мурашками. Здесь не просто немного прохладно — здесь абсолютная холодрыга, зимний режим, хотя несколько часов назад там, где он сел на автобус, было около тридцати градусов. Большинство людей из автобуса уже поспешили скрыться в продуктовом, а Мингю же рассматривает здания в поисках магазина, в котором можно было бы найти одежду. Едва заметив один, он забегает внутрь, чтобы спрятаться от холода. За кассой сидит девушка, набирающая что-то в телефоне, который она быстро убирает, чтобы окинуть Мингю заинтересованным взглядом. — Привет, — Мингю неловко здоровается. — Мне нужна куртка и, эм, толстовка или что-нибудь такое. Девушка кивает, поднимаясь, чтобы показать ему несколько вариантов, и Мингю даже не пытается примерить их, прежде чем выбирает куртку и два свитера. Он достает свой кошелек и протягивает ей пару купюр, когда она кладет вещи в пакет. Девушка смотрит на деньги и едва заметно бледнеет. Она берет из его рук только половину, подталкивая остальное назад. — Ты из города, да? — она раздраженно бросает. — Все вместе 40000 вон. Мингю раскрывает рот и чувствует себя глупо. — Но это же… — так дешево. — Это то, что люди здесь могут себе позволить, — она слегка огрызается, а затем садится обратно за свой стол, берет в руки телефон, и ее интерес к Мингю пропадает в одно мгновенье. Мингю по-идиотски стоит посреди магазина, разрываясь между тем, должен ли он сказать что-нибудь или нет, но он решает, что уже и без этого выглядит полнейшим мудаком в ее глазах. Он вздыхает и выходит на улицу, чувствуя себя уебком. Мингю не хотел показаться таким. Он встряхивает головой и возвращается к автобусу, где видит знакомую женщину с тяжелыми сумками в руках. Он спешит помочь ей и получает на это теплую благодарную улыбку. Мингю улыбается тоже и заносит сумки внутрь, усаживаясь на несколько минут в ожидании, пока все не возвращаются на свои места, чтобы автобус двинулся дальше. Погода становится лучше после этого, и, когда они выезжают из тумана, ясное солнечное небо встречает их снова. Мингю даже не заморачивается, чтобы задуматься об этом. Это место всегда казалось ему отчасти мистическим, почти нереальным в какой-то мере, так что логично, что погода здесь такая сумасшедшая. — Смотри, магазинчик дяди Хви! — вскрикивает ребенок позади Мингю, указывая пальцем на маленькое здание перед ними, единственный след цивилизации здесь. — Мы уже приехали? — Да, дорогой, мы дома, — отвечает ему его мама. Мингю скользит глазами по желто-зеленым полям, закатное солнце омывает все теплыми оттенками оранжевого и розового. Он замечает среди цветов и усыпанных овощами грядок заброшенные железнодорожные пути и другие современные вещи, такие, как башни электропередач и их на вид бесконечно длинные провода, растянутые по небу над всей этой природой. Они проезжают мимо целого поля рапса, где мужчины и женщины в прелестных белых шляпках работают в рядах желтых цветов. Взгляд Мингю цепляется за перекошенный и ржавый синий знак. Добро пожаловать в Кунсан. Первым, что он видит в деревне, оказываются коровы, расслабляющиеся близ маленькой автобусной остановки, на которой установлена печальная красная скамейка. Водитель, ругаясь себе под нос, сигналит, чтобы коровы ушли с центра дороги, и те медленно и неохотно расходятся. Мингю улыбается сам себе, а мальчик в салоне протягивает руку из окна, касаясь бока коричневой коровы, которая жует пучок травы. Деревня на самом деле крохотная; она такая маленькая и непримечательная, что о ней даже не написано в Википедии, не говоря уже об отметке на какой-либо из существующих карт. Словно бы ее и нет вовсе, она абсолютно незаметна и печально забыта меж лесов и полей где-то в горах. Дома здесь маленькие и выглядят так, будто отчаянно нуждаются в ремонте, но все они очень яркие, и Мингю думает, что это нормально, учитывая, как немного денег получают люди, живущие в деревне. Женщина средних лет, одетая в одни из тех удобных на вид цветочных штанов, снимает высушенное белье в своем саду и бросает на них любопытный взгляд, когда автобус проезжает мимо. Мингю понятия не имеет, кто это, хотя технически он должен бы знать каждого человека в деревне. Он замечает группу детей, играющих на футбольном поле напротив старой сельской школы, слышит, как они кричат и смеются. Мингю отчетливо вспоминает, как играл здесь с некоторыми другими мальчиками, когда приезжал еще ребенком, хотя он и не помнит их лиц или имен. Он вскользь задумывается, что случилось с ними и живут ли они все еще здесь. Он сомневается в этом. Когда он сходит с автобуса, его бабушка уже ждет с широкой улыбкой на лице, соломенная шляпа защищает ее голову от солнца. Мингю улыбается в ответ и еще до того, как он замечает, бабушка уже пытается заобнимать его до смерти, приговаривая что-то о его росте и о том, каким красивым он стал. Она выглядит более оживленной здесь, в деревне. Мингю видится с ней каждый год, но только на Рождество, когда она остается в своем старом доме в городе. Он никогда не навещает ее здесь, но она выглядит, будто в своей тарелке — цветущая и искрящаяся жизнью. Мингю чувствует укол в груди, потому что сейчас должна быть очередь объятий для его дедушки, но он уже где-то далеко-далеко отсюда. Бабушка не упускает, как что-то тускнеет в его глазах и треплет его за щеку. — Давай, пошли домой, устроим тебя там. Когда они вместе направляются к дому, Мингю замечает группу парней около автобусной остановки, и все они глазеют на Мингю так, будто смотрят, как лев выходит из своей клетки. Один из них усмехается и закатывает глаза, прежде чем отвернуться, и Мингю мысленно вздыхает. Чудесно. Все парни его возраста уже его ненавидят. Обычно он получает подобную реакцию после того, как открывает рот, но в этот раз он даже не зашел так далеко. Если Мингю что-то и знает, так это тот факт, что его бабушка и дедушка относятся скорее… к более зажиточной части деревни. Другими словами, в их владении всегда был самый большой участок земли и, соответственно, самый большой дом. Все это имело смысл, потому что дедушка Мингю был мэром деревни вплоть до своей смерти шесть лет назад. Мингю виделся с ним той зимой, навещал их дом в городе, куда они всегда съезжали, если в горах становилось слишком холодно, чтобы оставаться там. Это единственное, чему он рад — что им удалось повидаться с дедушкой в последний раз, прежде чем пять недель спустя среди ночи раздался звонок и в трубке сообщили, что тот так внезапно скончался. Мингю проходит сквозь металлическую калитку и уже видит сквозь бабушкин урожай их сад с деревом, которое он помнит из детства. Дом выглядит очень умиротворенным, выкрашенный в красивый кирпичный цвет, окруженный аккуратно скошенной травой (кто ее вообще косит?) и яркими цветами. В основном это подсолнухи. Они везде, полные жизни на самом пике своего цветения, и Мингю улыбается от этого, потому что скорее всего во всей деревне нет ни одного человека, который бы не знал о дедушкиной любви к подсолнухам. А еще во дворе есть два дерева с все еще висящими между ними качелями, на которых Мингю играл в детстве. Он помнит их, потому что дома есть фотография, где он качается на них. Его дедушка повесил их здесь, наверное, надеясь, что так Мингю будет навещать их чаще. Однакого этого так и не случилось, потому что город был более захватывающим. Внезапный лай раздается сбоку от Мингю, он резко оборачивается и сердце разгоняется от перспективы встретиться с собакой. И действительно, перед ним стоит взрослый пес с оранжевым мехом, переходящим в белый к низу; тот дико виляет хвостом, уставившись на Мингю оттуда, где он привязан на длинную веревку, а затем начинает радостно прыгать вокруг, и Мингю, кажется, готов расплакаться. — У тебя есть собака? — он взвизгивает и подбегает, опускается перед псом и гладит его, умиляясь, когда тот так оживляется, что путается лапами в веревке. — У тебя Акита! Почему ты нам не сказала? Бабуль, охереть, — он замирает под взглядом, которым она стреляет в него, и неловко смеется, все еще обнимая собаку. Бабушка смеется тоже и протягивает руку, чтобы пес ткнулся носом ей в ладонь. — У одного фермера тут был приплод щенят в прошлом году, и, раз тут становится немного одиноко, я решила взять одного. Его зовут Тыква. Мингю дуется и сжимает собачьи щеки: он может поклясться, что пес улыбается Мингю, и парню хочется плакать от счастья. — Он такой милый! Бабуль, я люблю его. Мне придется забрать его домой, когда поеду обратно, прости, это даже не обсуждается. Бабушка смеется и треплет его по волосам. — Пойдем, поиграешь с ним потом. Давай занесем твои вещи в дом. Мингю неохотно отпускает Тыкву и следует за бабушкой к входной двери. Он идет по лестнице позади, осторожно присматривая, чтобы она не споткнулась. В доме не так уж много комнат, но все они очень просторные. На двух этажах расположены две ванные, кухня, три спальни и одна большая гостиная. Все стены выкрашены в теплый оттенок желтого, какого-то приглушенного пастельного тона, и Мингю вспоминает, как мама говорила, что дедушка выбрал этот цвет, потому что бабушка не разрешила ему украсить стены яркими желтыми оттенками подсолнуха, как он изначально хотел. Бабушка показывает ему его комнату, и Мингю не может перестать улыбаться, когда проходит внутрь; все выглядит так, будто они построили ее специально для него, потому что все здесь очень напоминает его старую спальню в родительском доме. В центре стоит кровать королевских размеров, а стол со стоящим перед ним офисным креслом устроены под огромным окном. — У тебя здесь своя ванная, — объясняет она, указывая на дверь внутри комнаты. — Я попыталась обустроить все настолько удобно, как смогла— — Бабуль, — нижняя губа Мингю едва не дрожит. Он просто чувствует себя так плохо. Где его дедушка? С его смерти прошло много лет, но возвращение сюда вскрывает старые раны и приносит воспоминания о дедушкином теплом смехе. — Все идеально. Мне очень нравится, честное слово. Она улыбается с облегчением. — Хорошо, я рада. Тогда я оставлю тебя, чтобы ты разложил тут вещи. Я буду на кухне, если что-то понадобится. — Ладно, спасибо, — отвечает Мингю. Когда она покидает комнату, он подходит к кровати и падает на нее лицом вниз. Постельное белье пахнет… домом. Пахнет детством. Как беззаботные дни, проведенные на улице под солнцем, и словно бы дедушка толкает его качели, а бабушка выносит из дома нарезанные фрукты и банановое молоко. Но теперь он взрослый. Взрослый парень, чей доктор посоветовал ему взять перерыв в учебе, прежде чем бессонница еще сильнее навредит телу; он был слишком занят взрослением и гонками за популярностью и богатством в городе, чтобы провести побольше времени с дедушкой перед его уходом. Он даже на крупицу не такой счастливый, каким был тогда. Он не может ничего с этим поделать, но чувствует, словно бы маленький Мингю и его дедушка были бы очень разочарованы, если бы увидели, в кого он превратился. Когда Мингю присоединяется к бабушке на кухне спустя полчаса, за которые успевает принять душ — она занята приготовлением ужина и тихо подпевает играющему где-то в доме радио. — Я могу чем-нибудь помочь? Конечно, она говорит «нет». — Прости, ужин еще не готов. У меня было сегодня много работы на участке и я— — Бабуль, пожалуйста. Все нормально. Я не умру от голода, — Мингю улыбается ей в подтверждение своим словам. — Все будет готово через час. Почему бы тебе не сходить немного прогуляться? — Прогуляться? — Мингю выпячивает нижнюю губу. — Не думаю, что помню, где здесь что. Бабушка протяжно смотрит на него, а затем кивает. — Давай я позвоню Вону, он покажет тебе окрестности, — она говорит, уже вытирая руки, чтобы взять телефон. Мингю нервно переступает с ноги на ногу, чувствуя себя неловко. Он не очень хорош в общении с незнакомцами, да и до этих пор ему встречались неоднозначные реакции по поводу того, что он из города, так что Мингю может предположить, что и другие сверстники не примут его с распростертыми объятиями. — Бабуль, правда, не стоит— — Ой, не говори ерунды, — она качает головой. — Вону хороший ребенок. Он немного зажатый, но много помогал мне с хозяйством с тех пор, как умер твой дедушка. Я уже говорила ему, что ты приедешь, о, алло, Вону! Мингю вздыхает и опирается на стену, высматривая из окна, как грузовик проезжает по деревне. Его кузов полон людей и это выглядит так, будто они все едут с работы. — Да, Мингю только приехал. Ты сейчас занят? — спрашивает она, и Мингю перестает слушать, чтобы снова сходить в туалет. Он только что оттуда, но ему приходится ходить в туалет чаще, когда он нервничает или испытывает стресс, что все равно в принципе и происходит в любое время дня. Мингю долго моет руки и на секунду замирает, задумываясь, может ли он так беспечно тратить воду, как делает это в городе. Он решает не испытывать судьбу и торопливо закрывает кран, прежде чем покинуть ванную. — Он ждет тебя внизу, — говорит ему бабушка, вновь устроившись у плиты. Она не присела ни разу с тех пор, как Мингю приехал. — Приходи домой к ужину, хорошо? — Ага, ладно, — бормочет Мингю, кусая нижнюю губу. Должен ли он обнять ее? Какая разница. Мингю подходит и обнимает, чувствуя, как она расслабляется в объятиях. — Пока, бабуль. Она дарит ему теплую любящую улыбку, от которой часть тревоги Мингю пропадает. Он может чувствовать себя не самым близким ей человеком, но каждое ее слово пропитано таким объемом любви, что Мингю уже невольно чувствует себя, как дома. Он надевает ботинки и берет свой телефон, прежде чем спуститься по лестнице, открыть дверь, выйти в свет закатного солнца и обнаружить парня, присевшего перед Тыквой, чтобы его погладить. Со спины он выглядит, как любой другой парень: пара грязных кроссовок, потертые джинсы, коричневая клетчатая рубашка с подвернутыми рукавами. Его волосы светлого шоколадного оттенка, но не крашеные, а скорее выгоревшие на солнце. Мингю прокашливается, и парень оборачивается, поднимаясь и показывая свое лицо, его глаза быстро проходят по Мингю от макушки до пят. Его лицо красиво: полные губы, острые глаза и бронзовая кожа. Мингю невольно обращает на все это внимание, и голос в темноте на задворках сознания упрекает его за это. Голос во многом напоминает его отца, но Мингю возвращается на землю, прежде чем начнет нервно дрожать и спугнет свои последние шансы поспать этой ночью. Тыква гавкает, из-за чего парни оба вздрагивают и перестают пялиться друг на друга. — Эм, — неуклюже начинает незнакомец. — Ты Мингю? — он спрашивает все еще с практически пустым лицом. Его голос глубокий и теплый, и он не звучит таким уж враждебным. Пока что. — Точно, — Мингю кивает. — А ты, я так понимаю, Вону? Вону моргает, и улыбка слегка трогает его губы, хотя и выглядит до боли натянутой. — Ага. Эм… Я должен показать тебе тут все. Очевидно, потому что у нас в деревне так много интересного, да, — у него очень сильный акцент, который уже знаком Мингю по бабушке и дедушке (а иногда и по маме, если она начинает злиться), но это звучит странно, когда кто-то такой молодой говорит так. Мингю неловко смеется, и Вону разворачивается, жестом приглашая идти за ним. Тыква смотрит на Мингю настоящими щенячьими глазами, и тот не может сопротивляться. Он даже не пытается. — Можно Тыква пойдет с нами? Вону останавливается и смотрит на собаку, пожимая плечами. — Конечно, — он подходит к псу и отвязывает его. — Ему разве не нужен поводок? — Он не убегает, — говорит Вону. — Он будет всюду ходить за тобой, не переживай. И это оказывается правдой; Тыква идет впереди, но замирает и ждет их время от времени, так что Мингю уже действительно планирует, как бы забрать его в город, и размышляет над тем, как Сынчоль отнесется к собаке в их квартире. На улице не так уж много людей — всего лишь несколько пожилых пар, которые задерживают их, чтобы спросить о Мингю. Он отпускает много поклонов в следующие несколько минут, представляясь всем им, разрешая себя обнять и принимая теплые приветствия всякий раз, как люди слышат, что он внук покойного Ким Чонхо. Вону улыбается рядом, и, судя по тому, как все похлопывают его по плечу или обнимают — люди здесь, видимо, любят его. Они проходят мимо печально выглядящей детской площадки, которой на вид необходимы пара ведер краски и просто ремонт в целом, и Вону замечает этот взгляд в глазах Мингю. — Здесь нет детей, которые могли бы поиграть на площадке, — он объясняет. — Самым младшим по четырнадцать, так что никто даже не заморачивался, чтобы починить ее. Мингю кивает. — Это как-то грустно. Вону вздыхает и кивком соглашается, но не говорит ничего больше, так что они продолжают свой путь. — Чем ты занимаешься в городе? — он спрашивает пару мгновений спустя. Мингю поджимает губы. — Учусь в универе. Или… учился. — Тебя отчислили? — Нет, я взял академ, — поясняет он. — Это… из-за здоровья. — Понятно, — Вону кивает, и Мингю не может точно сказать, действительно ли ему было интересно или же он просто пытался заполнить тишину. — А ты? — Я? — Вону смотрит на него, довольная улыбка растягивается на чужих губах. — Ты спрашиваешь, учусь ли я где-нибудь? — …Да? — Тогда нет, — Вону коротко смеется, будто это самая очевидная вещь в мире. — Я закончил старшую школу и все. — И чем ты занимаешься? — спрашивает Мингю. Он знает, что в этих краях нет университетов, но еще он знает, что многие уезжают из деревни, чтобы получить высшее образование. — Работаю, — начинает Вону, теперь звуча чуть более сдержанным. Он словно замыкается в себе. — У меня нет времени на учебу. Мингю решает сменить тему, когда замечает, что парню очевидно не нравится говорить об этом. — Так почему ты так хорошо ко мне относишься? — Чего? — Большинство парней, которых я здесь видел, смотрели на меня так, будто хотели надрать мне зад, — Мингю усмехается, и он бы навернулся над камнем, торчащим из земли, если бы Вону не схватил его за руку. — Это кто на тебя так смотрел? — Вону весело смеется. — Без понятия, — Мингю пожимает плечами. — Какая-то компания стояла на автобусной остановке, когда я приехал. Это было очень странно. — А, это, наверное, Сокмин и остальные, — Вону вздыхает. — Не обращай на них внимания. Они не плохие и ничего такого, просто сюда не каждый день приезжает кто-то новый. А еще городские обычно приезжают сюда со звездой во лбу, так что… — Со звездой? — Ну, знаешь, — Вону говорит. — Они такие все из себя надменные, как будто мы тут кучка деревенщин, которые понятия не имеют, как устроен мир. — Что ж, они просто мудаки, — фыркает Мингю, его брови дергаются в раздражении от одной только мысли. — Да, ты не похож на них, — Вону тихо отвечает. — А еще ты внук дяди Чонхо, так что ты не можешь быть таким плохим. Мингю вздыхает и пинает камень носком ботинка. Все такого высокого мнения о его дедушке. И Мингю понимает их, потому что есть такое выражение, как человек с золотым сердцем. Сердце дедушки Мингю было действительно золотым, даже если и перестало биться так рано. Его дедушка был человеком, который ценил честность и справедливость больше, чем что-либо. Мингю помнит, как мама рассказывала ему, что местные жители всегда искали его, если не могли решить проблему или разрешить спор. Несмотря на свой возраст, его дедушка боролся за права сельчан на такие простые вещи, как водопровод и электричество, и никто никогда не мог отказать ему, потому что он был настолько добрым. Мингю думает, что это чудесный способ остаться в памяти людей: когда все говорят о тебе только хорошее и вспоминают твое доброе сердце и все великие вещи, которые ты сделал за свою жизнь. Вону водит его по округе еще немного, но факт остается фактом: это всего лишь деревня. В ней нет ничего особенного, не считая изобилия природы, жуков и коров и нескольких до странного очаровательных маленьких хижин тут и там. — Я могу показать тебе водопад завтра, если хочешь, — Вону пожимает плечами. — Сегодня уже поздно, и у меня еще есть работа. — Работа? — Мингю достает телефон, чтобы посмотреть на время. — Но уже почти восемь. — Мне нужно пойти загнать скот, — Вону объясняет и прыскает смехом над ошарашенным выражением лица Мингю. — Мы выводим их в поле каждое утро. Нужно загнать всех обратно до захода солнца, иначе на них нападут волки. — Погоди, здесь что, есть волки? Вону бросает ему усмешку, оттягивая вниз прут проволочного забора, чтобы Мингю мог переступить через него, не порвав джинсы. Тыква пролезает снизу и наблюдает за тем, как Мингю перебирается, словно бы беспокоясь, что тот может пораниться. — Лисы, волки, горные львы. Много кто. — Да ты гонишь. — Можешь спросить у бабушки, если не веришь мне, — Вону закатывает глаза. — Но мне сейчас, правда, надо идти. Ты же дойдешь сам обратно, да? — Конечно, — Мингю кивает, хотя понятия не имеет, как добраться домой; он не собирается позориться в глазах Вону. И он довольно-таки уверен, что Тыква проведет его, так что Мингю не сильно беспокоится. — Спасибо, что показал мне тут все. — Конечно, — Вону шмыгает носом, и он делает это довольно часто, каждый раз морща нос, отчего становится похожим на кролика. — Эм… Я работаю завтра весь день, но у меня будет время после пяти или около того. Если ты… Ну, если хочешь… Мингю растягивается в улыбке от внезапного смущения Вону. Он не выглядит одним из тех, кто часто смущается, но это довольно мило — и Мингю приятно знать, что он не один здесь растерян. — Если тебе не сложно. Я пока не знаю здесь никого больше. — Да, то есть нет, конечно, — Вону снова вскидывает плечи. — Я не против поводить тебя тут. — Окей, классно. — Окей, — Вону прокашливается и разворачивается, чтобы уйти. — Было, эм, приятно познакомиться. Мингю глупо моргает, его губы расходятся в улыбке. — Да, приятно. Вону кивает, — Пока. — Пока, — Мингю отвечает, смотрит, как Вону уходит с опущенной головой, и не понимает, что все еще улыбается, пока парень не скрывается из виду. Тыква любопытно наклоняет голову, уставившись на Мингю. — Что? Пес смотрит еще секунду, а затем отворачивается и ждет, когда Мингю двинется, чтобы пойти за ним. В конце концов, Тыква действительно приводит его домой, потому что Мингю просто ужасно ориентируется в пространстве и скорее всего плутал бы по округе еще полчаса, прежде чем нашел бы бабушкин дом. Его бабушка все еще на кухне, когда он возвращается, и Мингю опирается на дверной косяк, молча и с улыбкой наблюдая, как она вихрем перемещается по комнате. Она оборачивается и вскрикивает, хватаясь за сердце, когда замечает его, — Господи, Мингю! — Привет, бабуль, — он смеется над тем, как она кидает в него полотенце. — Это не смешно! У меня из-за тебя чуть сердечный приступ не случился. Мингю подходит повесить полотенце на маленький крючок на стене, его желудок урчит от вкусных запахов, атакующих обоняние. — Я жутко хочу есть. — Конечно! Садись, я все разложу. — Я могу и сам— — Я сказала, садись. И Мингю знает, что лучше не спорить с бабушкой, если речь идет о еде: обычно она, кажется, пытается проверить, насколько максимально можно растянуть желудок Мингю, прежде чем он впадет в кому. Поэтому он усаживается в гостиной, слушая радио где-то на фоне и проверяя несколько сообщений от друзей — в основном от Сынчоля, который приходится ему лучшим другом и по совместительству соседом и который очень переживает из-за того, что Мингю придется провести все лето в горах в едва живой деревне. Бабушка заходит мгновенье спустя, держа в руках гигантских размеров поднос со всем, что она приготовила, и Мингю подрывается помочь ей донести его, но она начинает так злиться, что он опускает руки, надув губы. Говоря о еде — если он думал, что его мама была лучшим поваром на земле, то это просто другой уровень. Бабушка приготовила для него чапчэ и свежие овощные клецки, здесь есть и тушеная курица, которую Мингю давно не ел, но помнит, что ему нравилось, когда он приезжал сюда в детстве. Мингю хнычет от обилия вкусной еды перед глазами, не зная, с чего ему стоит начать. Он решает откусить немного кактуги, потому что знает, что это получается у бабушки лучше всего. — Бабуль, я бы всю жизнь питался только твоим дакджим, честно слово, — он протягивает позже с набитым ртом. — Ой, ерунда. Попробуй лапшу, — подталкивает она и полностью включается в режим бабушки, подкладывая все больше и больше ему в тарелку, пока он не чувствует себя сытым от одного только ее вида. — Ну, как все прошло? — она спрашивает спустя какое-то время их трапезы. — Вону приятный мальчик, да? — Да, он классный, — кивает Мингю после момента сомнения из-за того, какие слова она подобрала. Он все еще не уверен, что его бабушка знает. Отец определенно предупреждал его маму не говорить никому из родственников, но она имеет свойство не всегда слушать своего мужа, так что Мингю не может знать наверняка. — Он очень помогал мне здесь. Этот мальчик таскает целый мир на своих плечах, но его сердце еще больше, чем планета. Мингю перестает жевать на секунду, сводя брови. — В каком смысле? Бабушка вздыхает и отмахивается. — Ох, ты знаешь, что жить здесь… нелегко. Наш Вону может написать об этом целую книгу. Пожалуйста, хорошо к нему относись, слышишь? Неважно, что ты мой внук, я не потерплю, если ты будешь грубить ему. — С чего бы мне ему грубить? — Мингю дуется и заталкивает в рот еще немного риса. — Я хороший человек. — Просто предупреждаю, — она смеется. — Я знаю, что ты хороший, просто будь осторожен. Мингю не думает, что до конца понимает, о чем она говорит, но он и не планирует вести себя по-мудацки с Вону. Если, конечно, он не даст ему повод. Не могло быть лучшей ночи, чтобы получить немного умиротворяющего сна. Самый удобный матрас в мире — ну, или в этой деревне, по крайней мере — лежит под Мингю, воздух в его комнате свежий и прохладный, постельное белье новое и выглаженное, за окном стоит стрекот цикад, и тело Мингю устало от сегодняшних путешествий и переизбытка кислорода. Но мозг Мингю… его мозг бодрее, чем когда-либо. Он вздыхает, распахивает глаза после очередной жалкой попытки договориться с мозгом хоть раз подыграть ему и сдаться. Но как он может спать, если занят перемоткой всей жизни Мингю и пиздецки детализированным анализом каждой существующей в истории ситуации, в которой он хоть немножко проебался; как он может спать, если ноги никак не перестанут танцевать, а пальцы — нервно настукивать по животу. Его тело на взводе и крайне далеко от расслабления. Конечно, он не может уснуть. Мингю трет свои раздраженные глаза одной рукой и поднимает телефон другой. На часах два-тридцать. Все в деревне уже должны быть в отключке. Мингю единственный, кто не спит. Здесь не так, как в городе, где он точно знает, что, неважно, сколько времени, где-то все равно будет хотя бы один человек, который тоже не спит. Эта мысль приносит ему некое успокоение каждый раз, как бессонница не дает сомкнуть глаз. Так Мингю чувствует себя не таким одиноким; он чувствует себя лучше, даже если его мозг не может функционировать должным образом. Но сейчас, слушая стрекот цикад, пока голова потихоньку начинает кружиться — он чувствует себя до ужаса одиноким. Взгляд Мингю находит сумку, в которой, он знает, его верно ждет баночка снотворного. Она так манит… так манит— Мингю скидывает одеяло и хватает толстовку с пола, натягивая ее на голову, прежде чем тихо прокрасться на улицу. Когда он возвращается домой часом позже, толстовка насквозь пропитана потом, а его ноги гудят от бега. Тыква лежит в своей маленькой будке и поднимает взгляд на Мингю, собачьи глаза полны надежды, а хвост начинает рассекать воздух, как только пес узнает его. Мингю сжаливается, отвязывает его и пропускает в дом, хотя бабушка и говорила не делать этого. Он осторожно старается не наделать шума и не разбудить бабушку, поэтому снимает грязную одежду в комнате, пропуская душ, ведь знает, что будет слишком громко. Он падает на кровать с усталым стоном, его тело болит. Мингю засыпает, когда часы бьют четыре.