I bet my life on you

— Алло… Андерсон. За долгие годы работы в полиции Хэнк научился урывать минуты сна буквально всегда и везде: понимая, что в следующий раз возможность поспать может представиться очень и очень не скоро, мужчина был способен заснуть в любом положении: сидя за рабочим столом, подложив руки под голову, на заднем сидении машины и даже за столиком в кофейне, не дождавшись своего заказа. Покосившись на молчавший мобильник, который только что противно трезвонил, Андерсон несколько раз сильно зажмурился, прогоняя остатки сна, который продлился жалкие три часа, и, вздохнув, откинул голову назад. В одиннадцать вечера он пришел из участка домой, планируя напиться до состояния, когда надоедливая реклама по телевизору перестает быть таковой и начинает казаться смешной, но завалился на диван и это стало его ошибкой — радостный Сумо с трудом уместился рядом, положив голову на колени хозяина, и, спустя десять минут механического почесывания за ухом собаки, Хэнк провалился в глубокий и вязкий, как смола, сон. В трубке что-то противно запищало, и Андерсон, поморщившись, резко отдернул руку с телефоном от уха. — Лейтенант, доброй ночи, простите за беспокойство, — неуверенно проговорил дежурный патрульный офицер и, кашлянув, продолжил чуть громче: — Полчаса назад мы получили жалобу от соседей на сильный неприятный запах из одной элитной квартиры в районе Высоток… — Вонь — это к коммунальщикам, — прервал поток информации Хэнк, пытаясь стряхнуть Сумо с коленей. — Я расследую преступления, а не тащу людей в участок за то, что они не убрали из холодильника продукты до истечения срока годности, — зевнул мужчина, потягиваясь. — Простите, сэр, но как выяснилось, причина сильного запаха — шесть трупов, — голос офицера дрогнул. — Три женщины, два мужчины и… и один ребенок, сэр, — собравшись с силами, закончил мужчина. Горлышко стеклянной бутылки остановилось в сантиметре от губ Андерсона. С громким стуком опустив недопитое пиво на стол, он с тоской посмотрел на уютный диван и довольную собаку, развалившуюся на мягков ковре, и, выдохнув, решительно встал: — Ясно. Диктуй адрес. Наскоро умывшись ледяной водой в кухонной раковине, мужчина схватил куртку и вышел за дверь. Зимний ночной воздух был неприлично стылым даже для суровых Детройтских зим, и Хэнк недовольно поежился, шаря по карманам в поисках ключей от автомобиля. Холод поспособствовал ускорению мыслительного процесса и спустя минуту, заводя машину дрожащей от холода рукой, лейтенант уже набирал на телефоне номер Коннора. «С ума сойти, — отстраненно подумал мужчина, слушая длинные гудки, — Коннор сам как телефон новейшей модели, но в КиберЛайф не догадались приделать ему какую-нибудь антенку, чтобы он мог принимать звонки сразу с помощью головы». Андроид по-прежнему не отвечал, и мужчина сбросил звонок, сосредоточившись на дороге. Несмотря на то, что Андерсон все еще относился ко всяким «современным штукам» с пренебрежением, функция «свободные руки» на подаренном Коннором телефоне сумела впечатлить даже его. Ведя машину по пустынным улицам ночного города, Хэнк испытал что-то очень отдаленно похожее на давно забытое чувство предвкушения. Многие осуждали его за такое отношение к делам — о каком «предвкушении» может идти речь, когда « случилась настоящая трагедия, жестокое убийство»? Однако на все подобные комментарии Хэнк либо не реагировал, либо, если комментатор начинал переходить границы, отвечал исключительно красноречиво поднятым средним пальцем. Именно чувство «предвкушения» сначала позволило ему с отличием закончить курс, затем стать одним из самых молодых полицейских, кто получил звание «лейтенант», а потом — одним из самых лучших детективов в Детройте, которому доверяли сложные и запутанные дела. Именно «предвкушение» — снова бросить вызов тому, кто посягнул на жизнь человека, доказать самому себе и миру, что справедливость хоть и в огромном дефиците, но существует, распутать клубок из человеческих мотивов и чувств, докопаться до истины — именно оно давало ему силы раз за разом смотреть на мертвые тела, срываясь с места, откладывать все планы «на потом», оставлять жену и сына, работать до ночи, на износ, не щадя себя — словом, быть «хорошим» полицейским, который вынуждает вертеться шестеренки государственного аппарата, заставляя законы работать. И тех, кто не понимал его и открыто осуждал, Андерсон не переубеждал, быстро просчитав, что за это время, потраченное на разжевывание простых вещей идиотам, он успеет перекусить, сходить в туалет и, если очень повезет, даже вздремнуть. Телефон в третий раз начал звонок — на всю машину зазвучали длинные монотонные гудки. Краем сознания мужчина отметил, что такое случается впервые — андроид всегда отвечал так быстро, словно сидел со смартфоном в руках, ожидая звонка. Пока мобильник продолжал протяжно «ныть», Андерсон успел проехать уже половину пути — Коннор все еще не удосужился снять трубку. Мужчина раздраженно отключился, испытывая щекочущее чувство, которое можно было бы описать как «волнение», если бы Хэнк не смалодушничал и не побоялся себе признаться в том, что на самом деле его заставил беспокоиться андроид, который не отвечал уже целых двадцать минут. Несмотря на то, что с момента окончания «мирной революции», как ее прозвали в СМИ, придумывая громкие провокационные заголовки, прошло уже почти полтора месяца, ситуация в городе не спешила становиться спокойной и возвращаться в рамки нормальности. Напротив, с каждым днем общественность, состоявшая теперь и из людей, и из андроидов, волновалась все больше — закон, который должен был ввести уголовное наказание за убийство андроидов и жестокое обращение над ними, все еще не был принят. Зато появилось слишком много вопросов, которые надо решить — будут ли разделяться андроиды по половому признаку? Нужно ли им социальное обеспечение? Как ускорить процесс получения гражданства? Что делать с андроидами, которые прибыли из других городов и стран? Возникло слишком много бумажных проволочек, разногласий между «сторонами», митингов, обсуждений на ТВ, в прессе, новых громких конференций — кажется, за всю свою длинную историю, город, долгое время считавшийся практически призраком, не принимал у себя столько политических и общественных деятелей, ученых, писателей, как за последние 40 дней. Детройт лихорадило. Люди, ровно так же, как и андроиды, словно медленно сходили с ума. Одни, воспользовавшись тем, что большинство правоохранительных сил было брошено на предотвращение столкновений между людьми и андроидами, совершали грабежи, нападения на мирных граждан, громили магазины и просто нарушали общественный порядок на улицах города. Другие, не желая «отпускать» андроидов и признавать их свободными, либо силой удерживали их, либо напоследок издевались над ними так, что порой невозможно было опознать даже их модель. Третьи, и самые опасные, воспротивившись воле президента, в открытую шли на «кровавые марши», целью которых было не желание высказать свое мнение и потребовать пересмотреть решение, а банальная и безжалостная резня. Поначалу такие «марши» состояли из нескольких человек, и полиции еще можно было разогнать их и даже предъявить обвинение в нарушении общественного порядка. Но буквально за две недели количество участников этих «маршей» возросло в три раза, и ситуация все же вышла из-под контроля. В одном из парков, на входе в который все еще красовалось несколько табличек «Андроидам вход запрещен» собралась разъяренная толпа, которая до прибытия полиции успела убить трех андроидов и ранить с десяток мирных жителей, которые просто «попались под горячую руку». Андерсон как сейчас, в мельчайших подробностях, помнил тот день. И словно потемневшие глаза Коннора, стоявшего с ним плечом к плечу. Андроид отвернулся от лежавшего на земле изуродованного тела и после недолгого молчания спросил лейтенанта, почему каждый из участников этой бойни настолько пропитан злобой и ненавистью к тем, кто ни в чем не повинен перед ним. И впервые за долгое время Хэнк не знал, что ответить Коннору и как объяснить, что порой человеку не нужна причина или повод, чтобы ненавидеть — ему просто нужна кровь. — Я не знаю, — честно ответил мужчина, прикуривая сигарету, — просто иногда под кожей человека скрывается монстр. — Лейтенант, я… я не понимаю. Такая жестокость не имеет никакого смысла, — диод на виске на мгновение мигнул красным и окрасился в тревожный ярко-желтый цвет. — Я тоже, Коннор. Но возможно, причина в том, что они — люди, а люди частенько полны дерьма. И если людей можно было сдержать и образумить, пусть и засадив пару-тройку сотен уродов за решетку или впаяв штраф, то на андроидов полиция не имела должного влияния — их старался урезонить Маркус, за что Хэнк был ему до глубины души благодарен. Порой, сидя за столом в участке и разгребая сотни страниц с заявлениями, он задумывался о том, как все могло обернуться, если бы вместо этого пацифиста-андроида революцию устроил кто-нибудь, настроенный более безапелляционно к людскому роду. И чем больше мужчина думал, тем больше убеждался для себя в мысли о том, что крови — и красной, и синей — было бы в разы, в разы больше. Остановившись на светофоре, Андерсон зевнул и, хрустнув шеей, уставился на телефон, брошенный на пассажирское сиденье. Словно почувствовав тяжелый взгляд владельца, мобильник коротко мигнул сообщением о малом количестве заряда и через секунду вывел на экран оповещение о входящем звонке. — Доброй ночи, Лейтенант Андерсон! — бодро проговорил в трубке Коннор, — Прошу прощения, что заставил вас ждать и не отвечал на звонок. Я уже получил сообщение о новом деле и прибуду на место через тринадцать минут. — Ладно, — недовольно буркнул мужчина, трогаясь с места. — Отлично. Если доберешься раньше меня, не суйся один. Жди меня, — Хэнк вдавил педаль газа в пол и отключился, не дожидаясь ответа. Вероятность того, что андроид прислушается к просьбе напарника была очень невелика, поэтому Хэнк решил сократить путь, насколько это возможно, поехав через небольшую «лесополосу» — рукотворный предмет гордости всех борцов за экологию. Эко-парк был своеобразным «заповедником» — пара лавок, несколько беседок, целый сад из непонятных растений, огромное количество разнообразных, «неместных» деревьев, горки камней тут и там, лужайки для отдыха и большое озеро, через которое было переброшено несколько подвесных мостов. «Лесополоса», в основном, пользовалась популярностью только у влюбленной молодежи, которой негде обниматься, и у разнообразных творческих личностей, которые черпали свое вдохновение у искусственного водопада или сидя среди высоких деревьев. Хэнк старался объезжать этот заповедник стороной не потому, что не любил природу, а потому что это место своей атмосферой слишком напоминало ему те парки и места отдыха, куда они раньше очень часто выбирались с женой и сыном. А наслаждаться видом, чувствуя, как груз прошлого словно назло начинал давить на грудь еще сильнее, не давая вздохнуть, у мужчины не получалось, и поэтому вся природа начиналась и заканчивалась для него теми редкими деревьями и кустами, которые почти нелепыми пятнами зеленели на улицах города на фоне бетонных стен, стеклянных окон и неоновых вывесок. Однако сейчас возможность опять приехать на место преступления вторым и прийти к тому моменту, когда своенравный андроид уже обнаружит пару значимых улик, а может, и вовсе раскроет дело, совершенно не прельщала Хэнка, поэтому он приоткрыл окно, впуская в салон ночной воздух, и уверенно поехал сквозь строй деревьев, слегка щурясь от яркого света лампочек, освещавших парк ночью.