Ch.

      Тиканье часов завораживало его.       Мадара купил их себе на ярмарке — большие, на толстой цепочке, с выпуклым стеклом и откидывающейся крышкой. Они были абсолютно невзрачными и очень старыми на вид, с щербинками кое-где, но ему было совсем плевать. Ощущение под пальцами — в конце концов только это теперь и имело значение. А оно ему понравилось с первого прикосновения. Металлическая поверхность чем-то напоминала шёлк.       Он часто вертел их в руках, исследовал кайму с гравировкой, поглаживал закрытую крышку. Ещё чаще он вслушивался в неторопливое пение секундной стрелки.       Это был конец весны, один из тех дней, когда в прохладном ночном воздухе пьяно разливались запахи распустившихся бутонов на деревьях, а ветер настолько устал после вечерних трудов, что теперь даже не мог рассказать кронам деревьев сказку и спал где-то в облаках. Они лежали в траве в открытом поле и смотрели на небо. Хаширама, по крайней мере.       А Мадара прислонил часы к уху и слушал. Слушал.       — Ты когда-нибудь замечал, что тиканье похоже на музыку звёзд? Когда-нибудь слышал её? Чтобы по-настоящему? — спросил он наконец.       Хаширама повернул голову и посмотрел на него.       — Нет, — ответил он честно.       Конечно, можно было даже не задавать ему этот вопрос.       Он-то ведь не ослеп, вся красота мира по-прежнему у него перед глазами — и большая её часть остаётся незамеченной. Потому что есть вещи, которые можно прочувствовать, только если не видишь, если этого лишён, если алкаешь так сильно — снова смотреть на свет, — но не можешь.       Мадара хотел было рассказать, что ещё звучит как звёзды, даже набрал побольше воздуха в лёгкие, он действительно желал, правда мог, но потом…       …потом слова остановились, так и не сорвавшись с губ, и он только тяжело вздохнул. Его выдох растворился в ночи. Что-то царапнуло изнутри по рёбрам — больно, остро.       Он так никогда и не скажет.       Тик-так.