Неправильная омега

Теплый воздух и рычание бас-гитары — первое, что отмечает Реджина, и уже потом осознает себя и Эмму стоящими под открытым небом посреди невообразимо большой толпы людей, преимущественно очень молодых. Многие носят джинсы, некоторые девушки полуодеты, да и мужчины — в расстегнутых рубахах или вовсе без них. И все это людское море волнуется, а потом начинает что-то синхронно выкрикивать. Обернувшись, Реджина видит сцену, на которой стоит взъерошенный парень с рыжими бакенбардами. Толпа возбуждается все сильнее, и, когда после гитарного рифа Реджина узнает песню, она оборачивается к радостно улыбающейся Эмме: — Куда ты нас перенесла? Неужели мы в Калифорнии или во Флориде? Какой-то трибьют-концерт? Эмма отрицательно качает головой, продолжая улыбаться. — Просто послушай! И Реджина слушает гитарное вступление, ударники и, наконец, хриплый голос вокалиста, ни секунды не стоящего спокойно: он размахивает руками, нагибается, играет на невидимой гитаре, дирижирует… Люди вокруг танцуют, обнимаются, и Эмма, вернув себе привычную уверенность, тоже собственнически обнимает Миллс сзади за талию, слегка покачивая в такт песне, разносящейся под чистым небом. Реджину одолевают вопросы, но она поневоле втягивается в общее настроение и даже подпевает знакомые строчки, но после третьей песни решительно разворачивается к Эмме и настойчиво спрашивает: — И все-таки — где мы? И кто на сцене? Омега заливается смехом, и, сильно разозлившись, Реджина спрашивает у стоящей рядом девушки-беты в цветастом сарафане: — Скажите, пожалуйста, кто сейчас пел? — Джо Кокер, — с готовностью отвечает соседка. — Правда, он милашка? Реджина не удостаивает ее ответом и, еще сильнее встревожась, поворачивается к Эмме: — Где мы, черт возьми? Это… это ведь не может быть прошлым? — Хоспаде, да расслабься хоть ненадолго, Реджи, — качает головой Эмма и даже надувает губы. — Отличная погода, великолепный фестиваль, хорошая музыка, да и компания вполне себе… Это производит обратное действие на мадам мэр. Она обеспокоенно поворачивается к девушке в ярком сарафане и дрожащим голосом спрашивает: — Не подскажете, какое сегодня число? — Семнадцатое, кажись, — беззаботно отвечает она. — А месяц и год? — О! — смеется незнакомка и понимающе подмигивает ей. — Ты в августе шестьдесят девятого, красотка! И Реджина снова невежливо обрывает разговор с девушкой. Она поворачивается к Эмме и, не обращая внимания на происходящее на сцене (туда как раз сейчас выходят новые музыканты), с ужасом спрашивает: — Как ты это сделала? Как ты перенесла нас в Вудсток? Да еще и в шестьдесят девятый год?! Эмма! — Технически это не Вудсток, а Бетель, — спокойно замечает Эмма. — И просто смотри уже на сцену! Реджина, совсем растерявшись, переводит взгляд на возвышающуюся над толпой площадку, на которую уже вышел высокий рыжеволосый парень в черных кожаных штанах, украшенных пряжкой. Он хмуро смотрит на публику, а потом поворачивается к ней спиной. — Не может быть, — бормочет Миллс. — Джим Моррисон никогда не выступал на «Вудстоке»… И только когда мощный вокал Джима наполняет пространство, Реджина, наконец, понимает: «Иллюзия! Но какая точная и верная…» Альфа восхищенно, другими уже глазами смотрит на людской океан, сцену, небо, а потом позволяет себе расслабиться, как советовала ей Свон, и насладиться фестивалем. Через какое-то время Эмма тянет ее за собой, и они пробираются чуть ближе к сцене; Реджина вполне уместно чувствует себя без каблуков и в джинсах клеш и снова удивляется, как много усилий вложила омега в свой сюрприз. Они смотрят, слушают и часто подпевают, пока на сцене Моррисона сменяет Сантана, а его — Дженис Джоплин. Эмма снова обнимает альфу со спины, и Реджина растворяется в объятиях своего партнера. Спустя пару часов они все-таки устают, и Эмма ловко отводит ее от сцены куда-то в сторону. — Мы сможем передохнуть, — обещает Свон. — Просто не верится, — говорит Реджина, следуя за омегой. — Все, что нас окружает, — иллюзорно? Но как тебе удалось? И… почему вообще именно это место? — Удалось не сразу, — скромно отвечает Эмма. — А почему… Ну, мне вспомнились твои слова, когда, помнишь, ты говорила, что было большой ошибкой для «Доорз» не выступить на «Вудстоке». Эти слова вертелись у меня в голове, когда я решила посмотреть несколько видео с фестиваля и прочла под ними комментарии. Многие высказывались в том духе, что обидно родиться так поздно и даже не иметь шанса побывать там, если только не будет изобретена машина времени или они не встретят фею с волшебной палочкой. И я подумала, а собственно, какого… У меня же есть магия! И даже выдумывать особенно ничего не надо, учитывая, что это было не так уж давно и куча людей хранят воспоминания, понимаешь? — Да, — кивает очень заинтересованно слушающая Реджина. — А еще есть кинокадры, аудиозаписи, да куча всяких источников… Так почему бы не собрать все это в единое концентрированное пространство? Выступление Моррисона пришлось взять с другого фестиваля, конечно, но в основном все очень даже исторически достоверное, — заверяет омега. — Мощностей вот только сначала не хватало, очень много надо было объединить и просчитать. Кстати, мы пришли. Они оказываются на вытоптанном кусочке поля, на котором одиноко стоит высокая полотняная палатка. — Что-то вроде глэмпинга специально для твоего королевского величества, — заявляет Эмма. — Прошу! Внутри Реджина обнаруживает раскладной столик и самую настоящую кровать с белым покрывалом. Рев толпы заметно стихает, хотя музыкантов слышно и здесь. — Здорово, — оценивает Реджина и осторожно опускается на кровать. — Я понимаю то, о чем ты рассказала, как идею, даже примерно понимаю, как собрать эти картинки в мозаику и сделать ее трехмерной… Но, Эмма, это же колоссальный труд! Какая точность — ни одного разрыва картинки, ни секунды тишины или несовпадения звука… А та девушка, с которой я говорила? Получается, ты настроила ответ… Даже запахи? Клянусь, по дороге сюда на меня несколько раз ощутимо пахнуло «травкой»! Нужно так много усилий… И ты сделала это?.. «Для меня», — остается недосказанным, но услышанным. — Помогло, что я обучалась у чертовски хорошего учителя магии, знаешь ли… Ну, и тот учебник с рунами пригодился. Эмма, вытянувшись на матрасе, удовлетворенно наблюдает за неспокойно сидящей рядом Режиной и смакует в полной мере восхищение, написанное на ее лице. — Даже поверить не могу, — качает головой Реджина. — Я всегда знала, что ты очень сильная волшебница, но твоя магия раньше была так импульсивна. Мне пришлось разрушить мост, чтобы она хоть как-то пробудилась… — Кстати, не делай так больше, — чуть хмурится Эмма при неприятном воспоминании. — И ты права, кропотливая работа — не совсем по мне, хотя тяжело было лишь в самом начале. Наверное, те твои слова о напрасно потраченном потенциале все же засели у меня в голове, — признается она. — И, когда ты стала учить меня магии по-серьезному, я заново поверила в свои возможности. — Мне все равно не стоило так говорить, — опускает голову Реджина, а потом снова смотрит на омегу, не скрывая эмоций. — И, если уж мы заговорили об этом, твоя магия, даже дикая и едва пробудившаяся, заставляла меня… — Только не говори, что завидовать! — удивляется Свон. — Не совсем. Это было… очень сексуально, — шепчет Реджина. — Твои способности сделали тебя еще более привлекательной, Эмма. — О-о, — протягивает омега, заинтересованно глядя в ответ. — Кстати, в это пространство никто не может вторгнуться… — Значит, никаких хиппи поблизости? — Определенно. Даже никто из членов «Клуба 27» не дерзнет помешать нашему уединению, мадам мэр, — бормочет Свон и обхватывает Реджину за плечи, пытаясь затащить на себя. — Эмма… ох… я поняла, что совсем не слежу за временем. В Сторибруке уже ночь? Генри, наверное, нас уже спохватился. — В Сторибруке пройдет ровно одна секунда с нашего исчезновения, — успокаивает ее Эмма. — И мы можем вернуться в любое время, коснувшись помады в моем кармане — это что-то типа порт-ключа. Даже если что-то пойдет не так, заклинание позволит нам оставаться здесь лишь восемь часов, а потом вышвырнет в реальность. — Ты все продумала, — улыбается Реджина. — Чего же мы ждем? Осталось всего несколько часов. И мне хочется еще увидеть и услышать концерт. — Сейчас? — поднимает брови Эмма. — Позже, — многозначительно произносит альфа. — Сначала я хочу показать, как сильно мне понравился твой сюрприз, дорогая. И все меняется. Только что Эмма была полновластной хозяйкой огромного, хоть и не настоящего пространства, а Реджина — восхищенной вежливой гостьей. Но сейчас, когда Миллс наклоняется к ней, опаляя губы поцелуем, и приминает к постели, Эмма превращается в послушного котенка: ей хочется, чтобы Реджина позаботилась о ней, чтобы она особым образом показала себя. И властный поцелуй, кажется, обещает ей это. Эмма ерзает под сильным горячим телом, чувствуя, как разгорается нетерпение. Она кладет ладони на восхитительные ягодицы Реджины, желая, чтобы они поскорее обнажились, но альфа внезапно отстраняется. — Значит, мы сейчас в иллюзии? — спрашивает она хриплым голосом. Эмма молча кивает, как завороженная, глядя в блестящие карие глаза. — И абсолютно все вокруг не вполне настоящее? Эмма снова кивает. — Пойдем-ка! — Что? Куда? — сопротивляется Эмма, но Реджина уже скатилась с кровати и тянет ее за собой. Они выходят из шатра и, движимые энергией альфы, волокущей за собой недоуменную Свон, покидают уединенную полянку, вскоре снова оказываясь среди фанатеющей толпы людей, выглядящих как хиппи и ведущих себя соответственно всем стереотипам о них. — Туда! — показывает альфа, покрутив головой. Эмма, уже заинтригованная, следует за своим партнером. Они оказываются на стихийной парковке посреди поля, где хаотично разбиты палатки и брошены машины; немало людей находятся здесь, выпивая, закусывая, куря и просто дружелюбно болтая. Звук со сцены доносится и досюда, и многие подпевают, путая слова и часто заходясь смехом. Одна компания, кольцом окружившая фургончик «Фольксваген» и несколько машин, кажется особенно отвязной. Именно туда и направляет их путь Реджина. Они вскоре пересекают человечье кольцо и проникают во внутренний круг, и Эмма тихо охает, замечая, чем именно по преимуществу заняты находящиеся в гуще событий девушки и парни с длинными волосами, и еще два парня, и еще три девушки. Феромоны, смешавшиеся с запахом травки, заполняют полянку, и даже не разобрать, кто здесь беты, а кто омеги и альфы: такое ощущение, что все здесь со всеми, и при этом происходящее своим дружелюбием и отсутствием конкуренции словно служит иллюстрацией к девизу «Занимайтесь любовью, а не войной». Реджина ступает все дальше во внутренний круг, явно направляясь к капоту потрепанного классического «жука» синего цвета. — Ты не можешь это серьезно! — пробует остановить ее Эмма. Но Реджина неуклонно идет вперед, и омега, краснея и озираясь, идет следом. Когда Эмма решительно тянет ее назад, альфа разворачивается и обнимает ее. — Эмма, ты, как творец этого пространства, ведь понимаешь, что люди вокруг, хотя и выглядят как настоящие, на самом деле совсем не такие? Свон неуверенно кивает. — Я никогда, слышишь, никогда не сделала бы этого в реальном мире, — Реджина делает паузу и внимательно смотрит в настороженные серые глаза. — Но… возможно, иногда мне хотелось чего-то такого. О том, что мы вместе, знают от силы шесть-семь человек. В то время как я хочу не то, что всему Сторибруку — всему миру прокричать, что я — твоя и что ты — моя. Позволь показать хотя бы этой кучке иллюзий, как совершенно твое тело, когда обнажено. Как идеальна твоя красота, когда ты всхлипываешь и умоляешь меня двигаться быстрее. Как сияют твои глаза и кожа, когда мы сливаемся и приближаемся к… — Да, — перебивает ее Эмма. — Сделай это, черт возьми! Давай покажем этой кучке обдолбанных воспоминаний, как идеален твой член, когда берет то, что захочет. И альфа не заставляет себя ждать. Обойдя несколько групп, трахающихся прямо на земле, они подходят к чужому одинокому синему «жуку» (может быть, собранному на конвейере рядом с Эмминым, — мелькает мысль у альфы) и нетерпеливо занимают позицию: Эмма на капоте на спине с поднятыми перпендикулярно ногами, Реджина – перед ней. В силу закона гравитации длинная юбка омеги обнажает ее бледные ноги, и Миллс всего и остается, что отодвинуть полоску стрингов Эммы вбок и открыть собственную ширинку, откуда, как застоявшийся в стойле молодой жеребец, сразу выскакивает отросток. Они слышат ропот и аплодисменты, но отвлекаться уже некогда: обе терпели слишком долго. Реджина утешающе проводит концом по слезящейся промежности и, оценив готовность омеги к случке, решительно проникает на всю длину, не мешкая переходя к ритмичному сексу. Кто-то следует их примеру, и на капоте соседнего седана оказывается еще одна парочка. Реджина немного косится на них, но в целом ее внимание остается сосредоточено на собственной омеге. Что касается Эммы, она, поначалу ощутив себя не очень уютно, быстро ловит кураж и не стесняется глазеть по сторонам. Особенно ее занимает пара, демонстрирующая позу «мост»: худенький заросший бородой юноша с видимой легкостью стоит на «мостике», верхней точкой которого является торчащий в небеса пенис, а такой же худенький омега, крепко стоя на земле и оседлав своего партнера-акробата, с большим энтузиазмом насаживается на него сверху. Реджина рычит, и, слегка покраснев, Эмма возвращает альфе свое безраздельное внимание. — Увидела что-то интересное, дорогая? — ухмыляется Миллс, продолжая размеренно двигаться в омеге. — Это была твоя идея! — оправдывается Эмма и чуть постанывает в такт приятным толчкам. — Но в целом терапевтический эффект налицо: не думаю, что еще когда-нибудь в своей жизни я стану переживать о волосатости своей киски. Реджина посмеивается, и на лице Эммы тоже появляется глупая широкая усмешка. — При всем при этом, мисс Свон, если вас до сих пор хватает не только на наблюдения, но и еще на такие глубокие умозаключения, получается, я недостаточно хорошо отрабатываю здесь. — Что? Нет, вернись, — требует омега, чувствуя, как дарящий наслаждение орган покидает ее лоно. — Цепляйся за капот, — командует Реджина, переворачивая Эмму вниз лицом с той же легкостью, как переворачивает по утрам блинчики на сковородке. Свон послушно старается за что-то уцепиться, получается только за «дворники», а Реджина обхватывает ее за лодыжки и немного поднимает, после чего вдавливается тазом между ее разведенных ног и снова погружает отросток в капающую киску омеги. Эмма знает, что все и всё, что их сейчас окружает, — ненастоящее. Она отдает себе отчет, что они с Реджиной — внутри трехмерной картинки, которую сама же Эмма построила, используя коллективные воспоминания сотен тысяч американцев. И все же сейчас омега оказывается полностью захваченной идеей, что ее дерут на глазах у кучи народа, в чистом поле, на самом крутом из всех, что когда-нибудь бывали и будут, рок-фестивале. Ее голые локти и грудь, едва защищенная тонкой майкой, трутся о нагретый на солнце металл, пальцы покрываются бороздками-следами от жестких каркасных дворников, и все это чертовски реалистично, как и долбящий сзади член, и даже немного стыдно, как мало требуется Эмме времени, чтобы кончить: она громко вскрикивает и с «мясом» выдирает левый дворник фольксвагена. Но Реджина не успокаивается на этом: она снова вынимает пенис из сочащегося лона и переворачивает омегу. Усадив ее на капот, она легко целует Эмму, одновременно вытаскивая ее грудь из майки. Эмма, все еще ошеломленная от стремительного оргазма, все же замечает, с каким самодовольством осматривается альфа по сторонам, когда демонстративно пощипывает и крутит розовые соски. И это было бы странно, если бы не оказалось так неожиданно сексуально. Эмма опускает глаза вниз: весь покрытый любовным соком отросток впечатляюще прям и находится совсем близко, и омега делает выпад бедрами, желая снова заполучить его внутрь. Желание и иррациональная ревность, что кто-то другой может пялиться на принадлежащий ей орган альфы, руководят Эммой. Реджина позволяет теперь омеге вести и сохраняет собственные бедра неподвижными. Ее джинсы свалились уже до колен, и Эмма втайне радуется, что рубашка достаточно длинная и может прикрыть от чужих взглядов те идеальные выпуклости, которые она целовала утром в постели альфы — наяву. Терпения Реджине хватает ненадолго: она снова хватает ноги Эммы, поднимает их вертикально, строя идеальный прямой угол, и начинает всверливаться в ее влажность. Выпад за выпадом, укол за уколом, идеальный демонстрационный урок фехтования, даже если никто его не просил. Пара на соседнем седане громко вскрикивает, им вторят и незваные гости иллюзорного шестьдесят девятого. Альфа производит впечатляюще много жидкости, и излишек выливается из лона омеги наружу, подобно обратному течению в устье Амазонки. Отстранившись, Реджина любуется картиной: ее омега, истомленная ласками, лежит со скрученной жгутом юбкой и голой грудью. Лежит, раскинув ноги, являя всем и каждому обильные доказательства страстной привязанности своей альфы. И Реджина смотрит, до мельчайших подробностей запоминая, как выглядит сейчас ее пара на капоте покалеченного их яростной любовью «жука». Потом она протягивает Эмме руку и помогает ей слезть с импровизированного ложа, а также ревностно одергивает длинную юбку, оставляя, впрочем, грудь обнаженной; если бы не белокурая шевелюра, Свон была бы сейчас очень похожа на героиню картины Делакруа, являя всем новое воплощение Свободы в ту эпоху, когда стали доступны противозачаточные таблетки и омега-блокаторы. И тем более лестно, что это воплощение встает сейчас перед нею на колени и, никого более не стесняясь, очищает ртом член альфы от остатков их случки, а потом ревниво прячет его в джинсы и застегивает «молнию». Едва они успевают выйти из веселого круга, доносится чье-то отчаянное нытье: — Ну, что за фигня, ребят? Кто обкончал мою тачку? А «дворник» где?! Взорвавшись хохотом, Реджина и Эмма, запрятав соблазнительные выпуклости омеги под майку, быстро идут к сцене, успевая к выступлению Джима Хендрикса. Наблюдать, что этот темнокожий парень вытворяет со своей белой электрогитарой и национальным гимном, невероятно, и обе покрываются мурашками, забывая, что находятся в реинсценированной действительности. Именно выступление Хендрикса дает ощущение яркой точки, и Эмма предлагает, а Реджина сразу соглашается вернуться. Эмма расстегивает накладной карман своей юбки и на мгновение опускает туда их соединенные руки. Едва успев почувствовать прикосновение к флакончику помады, Реджина обнаруживает себя рядом с Эммой в собственной спальне. Омега аккуратно уводит ее ладонь из фанерного ящика, подальше от порт-ключа, а Реджина все никак не может опомниться. Она смотрит на ящик, потом переводит взгляд на Эмму, чей наряд снова хотя и странен, но снова ничуть не помят, прислушивается к ощущениям в собственном теле… — Эмоционально мы действительно пережили все, что там с нами случилось, — осторожно произносит Свон. — Но наши тела все время оставались здесь, в полной неподвижности, и с точки зрения «телесного времени» прошла ровно секунда. Реджина машинально оглядывается на часы, убеждается в ее правоте, но по-прежнему молчит. — Это было слишком? — начинает волноваться Эмма. — Я читала в твоей книге, что эффект заклинания может понравиться не всем… — Это было восхитительно, Эмма, — мягко перебивает ее альфа. — Ты невероятно талантливая волшебница. И этот опыт, что мы разделили, — Реджина мечтательно смотрит на грубо сколоченный ящик, — я даже не мечтала о таком. Думаю, я официально и окончательно вписалась в фанаты рок-музыки, — со смехом признается она. — Мы должны купить абсолютно все диски всех музыкантов, которых слушали! — Вообще-то многие у меня есть, — замечает Эмма. — Я принесу. — Отлично. Ох, только у меня ощущение, что я несколько часов стояла на ногах и ничего не ела? — То же самое. На кухню? — Сначала переоденемся. Генри может неправильно понять. Эмма фыркает, но с готовностью переодевается, благо ее вещей в гардеробе мадам мэр уже больше, чем в собственном доме омеги. После сытной трапезы, большую часть которой уминает растущий подросток, пара перемещается на заднее крыльцо. Темнеет заметно раньше, чем в начале лета, но сегодняшним вечером почти не холодно. Реджина просит Эмму захватить бокалы и придирчиво выбирает в винном шкафу бутылку, приличествующую сегодняшнему закату. Потом они сидят в плетеных креслах, наслаждаясь видом багрового солнца, заходящего за крышу соседнего дома. — Скоро мне просто нечему будет тебя обучать, — после долгого молчания произносит Реджина. — Сегодняшний вечер показал, что ученик полностью превзошел учителя. — Я так не думаю, — спорит Эмма. — Мне просто повезло, что для моей идеи искусственной реальности оказалось так много материала. — Да, но одного материала мало, нужны терпение и недюжинный талант, — говорит Реджина, закручивая вино в своем бокале. — Ты показала великолепное мастерство, дорогая. Получилось так реалистично, что сначала я даже запаниковала. — Я это заметила, — усмехается Эмма. — Кстати, почему? — Потому что все, что нас окружало, настолько походило на настоящий шестьдесят девятый год, что, признаюсь, я подумала, не затеяла ли ты игры с Временем. — Вот как? — переспрашивает Свон, борясь с желанием поерзать на стуле. — И поскольку ни одна такая игра не заканчивается без жертв, я пришла в ужас от мысли, что ты можешь в такое ввязаться, — объясняет Реджина. — По-настоящему расслабиться мне удалось, когда я поняла, что ошиблась. Альфа разливает остатки вина и протягивает налитый бокал проглотившей язык Эмме. — То, что я пытаюсь сейчас сказать… Извини, что сначала подумала о плохом, — мягко произносит Миллс. — Мне следует больше доверять тебе. И в будущем я постараюсь, обещаю. Омега кивает, не поднимая глаз. — За тебя, Эмма! — говорит мадам мэр. Свон сглатывает. Вино в ее собственном бокале рубинового цвета, но она не помнит, было ли оно таким сразу или это закат подкрасил. Она сталкивает их бокалы, извлекая тихий мелодичный звон, сразу делает крупный глоток и ставит бокал на столик, потом, поерзав, зачем-то прячет руки в карманы толстовки. Поднимая глаза, Эмма сталкивается со взглядом Реджины. В нем столько искренности, тепла и восхищения, что терпеть больше становится невозможно. — Я пообещала Голду вернуться в прошлое с помощью тех проклятых часов Темного и спасти Нила, — выпаливает омега и зажмуривается. Не услышав ничего в ответ, она осторожно открывает глаза, чтобы увидеть реакцию Реджины. Альфа с меланхоличной улыбкой допивает свое вино. Может, она не расслышала? — Уже завтра, — робко добавляет Свон и на всякий случай немного отодвигается вместе со стулом. — Видишь, Эмма, — тихо говорит Реджина, — оказалось не так уж и сложно рассказать мне об этом, правда? — Нет, это было чертовски сложно и страшно, — не соглашается Спасительница. — Подожди-ка, выходит, ты уже все знаешь? Эмма дуется, понимая, что альфа сейчас осознанно поджаривала ее на костре и, возможно, получила немалое удовольствие, наблюдая, как она на нем корчится. — Допустим, я узнала об этом только сегодня, — замечает Реджина, — и почему-то от Темного, а не от своего партнера. — Голд и тебя решил втянуть? — уныло вздыхает Свон. — Ему нужен широкий защищенный квадрат для портала, который будет держаться не менее трех часов. Голд полагает, его должен сотворить и охранять маг, который останется вне портала. То есть я. — И ты согласилась? — Я сказала, что сначала обсужу это с тобой. Мне казалось, принимая важные жизненные решения, теперь мы должны советоваться друг с другом. Понимая упрек, Эмма вздыхает. — Я пыталась. И отказаться, и сказать тебе… Но… Она решается посмотреть Реджине в лицо. Альфа не кажется разгневанной, скорее — грустной. — Ты ведь понимаешь, что, изменив события в прошлом, больше нельзя будет вернуться в ту же самую точку в настоящем? — спрашивает Миллс.  — Я много размышляла об этом… — И все же согласилась. Понятно. Лицо Реджины становится пасмурным. — Нет, — спешит оправдаться Эмма, — то есть да, я думала о том, как это может повлиять на будущее и нас, но… Реджина молчит, и Эмма, переведя дыхание, осторожно продолжает: — Но потом я подумала, что мы… в смысле мы, что это неизбежно. И, как бы события ни развивались, мы с тобой всегда находим друг друга. Миллс вскидывает голову и недоуменно смотрит на омегу, но Эмма не сдается. — Согласна, формулировочка не очень, — морщится она, — однако сама посуди, каков был шанс, что, сорвавшись в Портленд в отчаянной надежде найти кого-то, чтобы пережить течку, я встречу в том ночном клубе именно тебя? Что это, если не судьба? — Да, — кивает Реджина, и часть напряжения покидает ее лицо. — Я тоже верю, что та наша встреча было проявлением не просто случая, но судьбы. — Вот видишь, — радуется Эмма, — мы думаем одинаково. — Жизнь научила меня крайне бережно обращаться с ее дарами, — спокойно заканчивает свою мысль альфа. — А то, как погиб Нил, явилось итогом его свободного выбора. К какому событию вы вернетесь? В ваше путешествие по лесу? В более раннее — на путь к Темному храму? — Думаю, мы вернемся почти к самому финалу, — размышляет Свон. — У Голда наверняка туз в рукаве, чтобы не дать сыну обменять их жизни и при этом спастись самому. На крыльце снова повисает молчание. Становится заметно темнее и прохладнее, но все же они не спешат возвращаться в дом. — Говоря откровенно, Эмма, ты действительно уверена, что не совершаешь сейчас ошибку? — спрашивает, наконец, Миллс. — Скорее, наоборот. Я как раз-таки уверена, что затеянное Голдом — большая ошибка. Да и сам Нил был бы против. Он сейчас… в хорошем месте. Я знаю. — Из твоего сна. — Да. — Ладно. Пойдем. Впереди много работы, а ночь коротка, — заключает альфа и поднимается с места. Эмма все же встает быстрее и умудряется подать ей руку, а также подхватить со столика пустые бокалы. — Что у тебя на уме? — осторожно интересуется Свон. — То, что я сказала раньше. Я не могу и не буду рисковать даром судьбы. Мы всего лишь несколько дней назад стали настоящей парой, Эмма. И никто — ни Голд, ни черт… хотя это одно и то же… не лишит меня этого. — Он ведь не отступит, — предупреждает омега. — Не отступит. Именно поэтому сотворенная нами иллюзия должна быть не менее качественной, чем твой «Вудсток».