Ртуть

      Ева наконец-то находит объяснение абсолютно всему.       Объяснение Себастьяну, его сути и сущности, его манере речи, его сильной личности.       Самой себе — щербатой, недоделанной, но женщиной — и вроде бы этим все сказано.       Они как-то вместе встречали снег. Ему было всё равно, конечно же. А она.       Она поняла, что не потянет.       Не сумеет осилить всё его тёмное, всё его необъятное. Хочется уткнуться лбом в чужие тёплые руки, колени, признаться, что: чёрт с ним. Сдалась. Но не страшно же?       Губы ломаются в горькой честной улыбке.       Ты же понимаешь?       Ты же понимаешь, что мы-то с тобой будем, Себастьян?       Снег засыпает ресницы, Купер смотрит на демона. Красивый закат.       — Просто не в этой жизни, — ломается в лёгких и застывает. Не сейчас. Когда-нибудь там, далеко, через тысячи перерождений — она сможет вынести. Но не сейчас. — Посмотри на меня, — объясняет Ева.       Просто не в этой жизни.       Себастьян неумолим. Он скользит по Еве холодным взглядом, а после — улыбается, чёрство, голодно и лукаво. Последнее — остатки привычной маски. Ева это видит.       Возьмёшь за руку? Прогонишь?       Что он сделает с ней после её признания?       Она больна, она устала, она слабая. Она ломается тонкой скрипкой и из-за чего? Просто не её это удел — всё выдерживать. Купер бы дела поскромнее делать. Она не Сиэль. Не жестокая. Не уникальная.       — Этот закат кажется вам красивым? — Ева смотрит на остатки человеческой логики, что разбиваются о невозможное: хлопья снега на залитом солнцем небе. В природе так не бывает. Либо одно, либо другое — Купер в этом уверена. Для снегопада нужны облака, но она видит закат и это — чудо, которого не существует.       Только если.       — Да, — признаётся Ева, чувствуя, что неслучайно он спросил. А ей правда нравится эта морозная аномалия, очень нравится.       — Я смею предположить, что вы не поймёте без объяснения… — начинает Себастьян, с привычным бесстрастием рассматривая открывшийся перед ними вид.       Но почему-то не продолжает. А ей уже итак становится ясно.       Ева украдкой смотрит на стволы деревьев: дёгтевые ели, оцепившие небольшой клок сырой земли, мерцали солнечным янтарём и льдинками. Снег казался пушистым, а небо       что-то ему напоминало — Купер это видела.       Золотая патока. Яркая. Сильная.       Это ей в благодарность? Поблажка за все заслуги?       Ева уже давно запуталась.       — Не знала, что ты так можешь, — не знала, что ты можешь сотворить чудо. — Ради кого-то.       Себастьян смеётся.       Он может. Просто не в этой жизни? Не в этой. А когда? Где и кому? Кому ты подаришь противоречащее всем законам физики и всей существующей на земле красоте?       Ведь красиво же. Дьявольски красиво, что плакать хочется. Только нет в этом чуде ничего от беса. Ничего чёрного, животного, тошнотворного.       Рядом с Купер стоит настоящая тварь. Но Ева не видит этого — не сейчас, может, увидит потом. Увидит и проснётся, и будет жалеть; но сейчас нет.       Сейчас он отвечает ей своим присутствием. Только понимай правильно.       У Евы не всегда получается. Но Себастьян терпеливый, на самом-то деле. Он может не только есть её всю, словно очередную душу и тело.       Иногда он умеет что-то ещё.       Случилось ли это с ней в этой жизни?       Ева не знала. Ева была уверена в том, что давно сошла с ума.       Себастьян иногда снисходил до того, чтобы напомнить — пока ещё нет. Ему было невыгодно, когда Купер считала себя сумасшедшей. Временами Ева уставала, ей не хватало энергии и уверенности, ей не хватало силы, ей не хватало его, и ему приходилось направлять, подталкивать и вселять обратно в неё эту уверенность, которую он сам из неё и выдрал.       А солнце обтекало всё её тело и внутри и было горьким от слёз и дрожи.       Хочется спросить: а ты, ты ты чувствуешь, как оно светит?       Видишь ли ты всё это? Ценишь ли? Я — да; Ева улыбается на износ, на последнее воздыхание, на принятие, на щебет в костях. Снег перьями опускается на чёрную от холода землю.       Она же глупая до беспамятства.       Он сам не лучше.       Но приятно и горько это чувство, когда большего и не надо. Когда и этого достаточно. Ясный воздух перед глазами, чистое изнеможение, украдкой замеченные чужие холодные пальцы. Тепло. Тепло, что плакать хочется. И проглотить даже нечего. Сухое чувство морозного одиночества. Вот, они какие.       Не в этой жизни?       Наверное, нет.       Но Еве достаточно того, что есть. Она думает о том, что она ему не запомнится, что демону ещё жить долго и ему не до людей. Думает о себе, о закате, о спазме во всём теле — ей уже вовсе не холодно, но наружу с треском просится вся бесконечная слабость и тоска. Щемит смычком где-то глубоко в рёбрах.       Наверное, нет.       Но только спасибо тебе, Себастьян, — Еве тяжело признавать, но не страшно уже, потому что она наконец-то всё понимает. — Спасибо тебе, Себастьян.       За то, что дышишь со мной одним воздухом.