Их двое

      Он умирает. Он – вместилище боли, ярости, горя, и ничего больше. Он умирает, и его душа вопит, разрывает саму себя, моля о мщении (о прощении).       Он мертв, жизнь ушла из него, утекла вместе с кровью и слезами. Плоть не держит его, эмоции – не душат. Он – продолжение мелодии флейты, ее песня тиха, спокойна, и он спокоен тоже. Но звук смолкает, а он открывает глаза. Он просыпается, и хозяин флейты (его хозяин) говорит ему вставать. Он поднимается, ‒ тело, которое прежде было покрыто ужасными ранами, сильно и послушно. Он обводит взглядом скудно убранную комнату, в которой нет никого, кроме них двоих. Его зрение остро, и полумрак не мешает ему внимательно рассмотреть своего хозяина. Тот высок, хорошо сложен, с тонкой талией, которую не скрыть слоями черных одежд, и темными глазами, сверкающими от любопытства. Он благороден и яснолик, но волосы его встрепаны, как у простолюдина, и перевязаны безыскусной лентой, цвета настолько насыщенно красного, что невольно опускается взор. Вэнь Нин помнит, как его собственные руки были окрашены в этот цвет, как от его прикосновений на чужом платье расплывались алые пятна. Вэнь Нин помнит смерть – и чужую, и свою.       - Я умер, - первое, что срывается с его уст.       - Смерть – проходящее состояние, - отвечает человек, пробудивший Вэнь Нина. У него мягкая улыбка и звонкий, юный голос. Склонив голову набок, он смотрит возбужденно, с надеждой: ‒ Ты можешь сказать мне, что чувствуешь?       Вэнь Нин растерянно моргает, сжимает-разжимает пальцы, подносит ладони к лицу, отмечая нездоровую бледность кожи, от которой его передергивает, грязь под сломанными ногтями, от вида которых хочется нахмуриться. Он потрясенно застывает, открывает рот, не зная, что сказать и потому досадуя (он никогда не страдал недостатком красноречия). Он – мертв, но он все равно…       - Я… чувствую, - наконец, говорит Вэнь Нин, ходячий труп, и падает на пол, трясясь, отчаянно желая, чтобы слезы могли пролиться из его глаз. И он знает, что не должен вести себя так, потому что никто не давал ему приказа, но не может совладать с дрожью – остатками его человечности. Хозяин наверняка уничтожит его, ведь кому нужен лютый мертвец, обремененный чувствами?       - Ох, а вот этого, признаться, я не ожидал, - бормочет хозяин, и ветхий пол поскрипывает, когда он садится рядом, обнимая его. – Ну, давай, иди-ка сюда.       Объятия хозяина – нежные, деликатные, но такие теплые, что Вэнь Нин не находит в себе сил отстраниться. Может быть, он и мертв, и странен, и совершенно сломлен, но он не один. Их двое.