История Романо.

Только те, кто предпринимает абсурдные попытки, смогут достичь невозможного. Альберт Эйнштейн       Я сижу на поляне и с презрением наблюдаю за ними. Особенно за одним из них. Что в нем такого? Что в нем того, чего нет во мне? Эти вопросы не дают мне покоя, а ответа как не было, так и нет. Хотя я столько раз пытался узнать, в чем загадка, в чем отличие. Но так и не узнал…       Мой младший брат Венециано с всегда радостной и всегда дурацкой улыбкой сидит сейчас рядом с дедушкой Римом и учится рисовать. Почему не я? Почему он? И почему хотя бы не взяли меня с собой?        Сейчас я одиноко и уныло сижу в сторонке под зелеными тенями старого дуба и наблюдаю всю эту идиллию. Идиллию, в которой мне нет места. И я так и не понял почему. Я ненавижу Венециано за то, что он отнимает у меня единственное, что может стать дорогим, я ненавижу дедулю за то, что он вечно держит меня в стороне, будто я вовсе не существую. Ненавижу вас всех!       Вскоре разразилась война – нас с братом пытались завоевать многие другие страны, и в итоге мы оба попали в цепкие лапы проклятого Австрии. А дедуля погиб… После той войны мы так его и не увидели. Чертов австриец вечно командует и заставляет нас работать. Бесит! Надо – сам и паши! – Романо!        Я с презрением посмотрел в лицо этого гордого урода. Ну, что, получил ты меня и мои земли, собственно, как и земли брата – доволен теперь? – Твой брат от и до выдраил всю прихожую! – повысил тон австриец. – А ты и пальцем не шевельнул! – И не собираюсь! – огрызнулся я.       Австрия приложил руку к лицу, а затем с грозным выражением схватил меня за шкварник платья, которое вечно напяливал на брата и на меня. – Отпусти, урод! – взвизгнул я.        Но Австрия не ответил. И тут я увидел то, что пугало меня сильнее, чем войны – лишенная света и всех оттенков жизни темная кладовая. Он запер меня в этой кладовой. Первое время я не понимал, что происходит, и что я такого ему сделал? Признаю, методы австрийца более чем жестокие. Как он мог запереть меня здесь, да еще и совершенно одного?! Я же боюсь темноты! На глазах нахлынули слезы. В ужасе я попятился назад и, съехав по стене, сел на пол, погружая истерзанное болью лицо в ладони. Мне было больно…больно от того, что я вновь остался совершенно один и снова никому не нужен, как никому не был нужен и при дедуле. Я просидел в проклятой кладовой до самого вечера. Когда Австрия выпустил меня на “свободу”, просторы австрийских улиц уже были погружены в ночной мрак. Это ж сколько я просидел в треклятой кладовке… И вновь это проклятое чувство: я один.       Подобная история продолжалась изо дня в день. Я отказывался помогать, а австриец то запирал меня в кладовой, то превращал мою задницу в спелый помидор. Ненавижу гада! Что б ты в яму свалился и шею сломал! – Романо!        Я вновь обратил свой потухший взгляд к австрийцу. – Кто не работает – тот не ест! – в тон сказал Австрия. – Если не хочешь помереть от голода – бери метлу и работай, как Венециано!       С этими словами он удалился. Оказывается, за его спиной стоял мой младший брат. В лице его читалось волнение и беспокойство. Ну, и чего уставился? Ты ж у всех любимчик! – Братик? – пискляво спросил Венециано. – Ты в порядке? – В полном, придурок! – рыкнул я на младшего, в страхе который издал свое вечное “Ве”.       Я схватил метлу и побрел в соседнюю комнату. Мдэ… Тут давненько не подметали. Я разозлился еще сильнее: а с чего ради я должен подметать у этого австрийского ублюдка?! Он насильно затащил меня в свою берлогу и теперь еще командует! Пусть помыкает Венециано, а меня оставит в покое! В состоянии аффекта я швырнул метлу прямо в стену. Как же все бесит! Я подошел к роскошному синему дивану и, вскарабкавшись на него кое–как, довольно растянулся в позе морской звезды. Хорошо… Мягко и уютно. Все вокруг мгновенно приобрело краски и показалось таким чудесным, как добрая сказка перед сном. Хех. Сказки на ночь читал дедуля. И читал он Венециано. Я мгновенно сел на диван и, схватив первую попавшую под руку подушку, мгновенно запустил ее в сторону двери. Этот поступок стал для меня роковым… Летевшая через всю комнату подушка, приземлилась прямо в лицо несшего чашку чая Австрии. Вот попал… И что меня ждет теперь? Порка? Темная кладовая? За последние года я так к ним привык, что подобным меня уже не удивишь и не разочаруешь. – Романо! – крикнул на весь дом Австрия – от такого резкого и громкого крика стало по–настоящему жутко. – Собирай вещи. Я отвезу тебя новому владельцу.       Ч–что? Новому владельцу? Но почему? Я заметил стоявшего в арке двери брата, на лице которого навернулись слезы. Впервые в жизни я не испытывал к нему ненависти. Ведь теперь я его могу вовсе больше не увидеть. – Романо!       Венециано прижался ко мне всем своим телом. Прижался и рыдал мне в платье. Я был настолько разочарован, что не было сил даже ответить на эти страдания, который со мной сейчас разделял лишь мой младший брат. Минут пять спустя, я на интуиции обнял Венециано в ответ. Меня разделяют с братом. Теперь у меня точно не останется никого. Все. Бездна. Темнота. – А теперь пора в путь!       Я почувствовал, как меня снова взяли за шкварник. Сейчас у меня нет сил даже сопротивляться… С болью в глазах я кинул последний взгляд в сторону печально стоявшего позади Венециано.       Ехали мы довольно долго. Всю поездку я не проронил и слова. Живя у Австрии, казалось бы, что может быть хуже? Очевидно, может да и еще как. – Приехали, – сухо бросил австриец, вылезая из кареты. – Выходи.       Пф. Как будто у меня есть выбор. Я вышел вслед за ним и первое, на что наткнулись мои глаза: высокий парень в пиратском костюме с шоколадными волосами и глазами цвета изумруда. Кто…кто это вообще такой?! – Романо. Это твой новый хозяин. Антонио Фернандес Карьедо.