Читать по сигарете в руках

Я знаю Кэрол уже очень давно. С тех самых пор, как мы были маленькими детьми. Я смотрела на эту роскошную женщину и думала, что она сможет пережить даже самую ужасающую войну, не моргнув глазом, не потеряв тот живой блеск к глазах, за который я ее когда-то полюбила. Но, вот, она сидит передо мной с трясущимися руками, между пальцев которых зажата сигарета, и черными овалами на лице от слез и туши. Ей больно и уровень этой боли приближен к невыносимой для нее, но она все еще не сошла с ума и продолжает бороться. А все от чего? Я видела лица этих жестоких людей. Этой женщины, что пытает всех: своего сына, Ринди, меня, но, в особенности, ее. Она переворачивает сердце блондинки раскаленными щипцами из стороны в сторону. Но даже она — человек, и ей не чуждо чувство сострадания. Я видела ее лицо и заметила это, как искривились черты в человеческой муке сочувствия. Но продолжает делать то, что делает. Ведь по какой-то неведомой мне причине, она остро нуждается в том, чтобы ее сын имел благочестивую жену и счастливую дочь, даже если все это будет только видимостью. И эта необходимость заставляет Кэрол выполнять ряд отвратительнейших вещей. Она посещает психиатра, который должен «вылечить ее от нравственной болезни». Она приходит к этому напыщенному молоденькому выпускнику Йеля, натягивает фальшивую улыбку и рассказывает о том, что действительно согласна с ним. Согласна с тем, что гомосексуальность — это не больше, чем просто недуг, от которого она успешно избавилась и теперь может спокойно посещать дочь. Она присутствует на завтраках, обедах и ужинах с его семьей. С семьей, которая ее ненавидит и будет рада удушить в любой подходящий момент. И снова Кэрол надевает маску удовольствия, смирения, послушности. И терпит их пустые, светские разговоры о погоде и новых выходящих программах по телевизору. Все, ради того, чтобы на 2 из 30 таких приемов пищи увидеть свою любимую дочь. Она переживает разлуку с Ринди, убеждая себя, что скоро все наладится и они будут видеться чаще. И каждый раз, а это означает — каждую минуту, рассказывает себе о том, что саднящее сердце от тоски вскоре отойдет да и не так уж оно и болит. И все это было бы легче, в миллион раз проще, если бы не приходилось, закрывая глаза, прогонять силуэт желанной брюнетки. Кэрол отпустила Терез, но никогда, никогда не переставала ее любить. И пусть каждый, кто только попытается, засунет себе в задницу мысли о том, что любовь между мужчиной и женщиной отличается от любви между женщиной и женщиной. Потому что каждый раз, когда я гляжу на эти руки с ярко-красными ногтями, я понимаю, что в тот момент, когда их кожа навсегда перестала соприкасаться, ее тело начало постоянно испытывать такую боль, которую только можно сравнить с постоянным окунанием в кипяток. Один только Бог знает, откуда берется у Эйрд столько воли, чтобы каждый день противостоять себе и продолжать держать дистанцию. Наверное, дать объяснение может дать только тот свет, который родился между ними двумя. А мне только остается надеяться, что подобный свет хоть когда-нибудь коснется меня. Чья-то машина подъезжает к дому Кэрол. Мне пора уходить. Как бы она не просила меня остаться, я никогда не позволю себе разрушить то, что она завоевывает такими страданиями. Поэтому я встаю, и мы спускаемся по лестнице. Она крепко, мучительно и болезненно крепко держит меня за плечо одной рукой, а второй — мою руку, которой я придерживаю ее плечо. Читая ее по сигарете в руках, я надеюсь, что скоро ее тело прибьет к берегу этого океана боли.