***
— Вечер обещает быть впечатляющим… Коннор сидит в кресле, придвинувшись к экрану, с идеально ровной спиной и уже внимательно следит за тем, что происходит на ринге и вне его, хотя на бой даже ещё не явился второй боксёр. Это был его первый бой и, как комментатор, он не мог облажаться, потому что… Потому что это был Коннор. Он хотел всё сделать идеально. И желательно без подвыпившего напарника пенсионного возраста. Стажёр нервничал, ёрзал на сидении, постоянно тараторил в микрофон, всеми своими действиями раздражая своего более опытного товарища. — Не сказал бы, — едким голосом отвечает Хэнк, вольготно расположившись в своём кресле. Коннору иногда казалось, что напарник и вовсе заснул, но каждый раз Андерсон внезапно вставлял колкие замечания, которые нужно было игнорировать. Коннора предупредили, что Хэнк не любит работать с кем-то вдвоём. — Маркус — восходящая звезда ринга, это нельзя отрицать, — продолжает Коннор, — двенадцать боёв, двенадцать побед, из них одиннадцать нокаутов. Ему всего двадцать лет, он совсем недавно вышел на большую арену, но выглядит он уже как опытный боец. Прекрасное начало для новой гордости Америки. — Дамы и господа, извините моего коллегу, — Хэнк еле заметно хмыкнул, сказав это, — он ещё слишком молод, чтобы знать все правила этой арены. — Правила?.. — Да, Коннор. Ты говоришь, что он будущая легенда, а вот я не могу этого утверждать. Я на своём веку много таких повидал. Они падают со своего пьедестала так же быстро, как и взлетают. Коннор хмурится и становится похожим на недовольного ребёнка. Хэнк понимает, что с ним намереваются спорить. — У Маркуса отличные показатели, искусный тренер. На прошлом бою он отправил соперника в нокаут на втором раунде, и… Хэнк быстро наклоняется к стажёру, оттягивает от рта микрофон и спрашивает: — Ты по «Википедии» готовился? Коннор краснеет от возмущения. — Такие, как этот Маркус, всегда выглядят многообещающе. В начале они побеждают бой за боем, все вокруг них крутятся, как муравьи на мёд сбегаются, но как только начинают всплывать их маленькие секреты, а журналисты копаться в их грязном белье, публика их отвергает. Стоит им хотя бы один раз проиграть, и их сметут. Зритель очень быстро забывает заслуги и очень легко меняет своё мнение. Этот парень продержится ещё где-то месяц, два. Один проигрыш — и он уже не в игре. Коннор молча смотрит в экран, обиженно и смущённо мнёт на себе футболку. Ему бы и хотелось поспорить, но он понимает, Хэнк говорит правду. — А что насчёт Карла Манфреда, его тренера? — осторожно спрашивает Коннор. — Я давно знаю Карла, как боксёр он, конечно, провалился, но из нынешних тренеров он лучший. Маркус не первый его воспитанник, были до него двое, пожалуй, успешных бойца: Робин Холл, сейчас он и сам уже тренирует, и Норт, дочь Манфреда. Она выступает только в любительском боксе, карьера её явно не интересует, но бои у неё всегда зрелищные. — Я слышал, что Маркус состоит с ней в гражданском браке… — Это не так важно, чтобы это обсуждать. Хэнк закашливается, снова быстро наклоняется к Коннору, убирая микрофон. — А я слышу, как мой сосед каждое утро трахает надувную куклу, но я же не базарю об этом в прямом эфире. — Простите, — хмурится Коннор. — Про личную жизнь спортсменов не говорим, усёк? — Да, мистер Андерсон… Внезапно зал наполняется дьявольским хором восторженных криков, дикторы смотрят в экраны. — Ну что, шоу начинается, — усмехается Хэнк.***
По проходу медленно продвигается процессия, впереди которой, чуть отделившись, идёт боец. Под мантией пока что не видно половины его лица, Саймон, выбрав ракурс, делает несколько удачных фотографий по пояс. Правая часть торса спортсмена была забита татуировкой в виде геометрического грубого узора, напоминавшим скандинавские или египетские древние руны. Грудь мужчины, смуглая и крепкая, мерно вздымалась под спокойными вздохами, руки, потянувшиеся к капюшону, расслаблены. Он скидывает с головы мантию и оглядывает арену. Публика ликует. Маркус осматривается кругом, равнодушно поводя глазами разных цветов; он выглядит настолько отстранённым, словно всё, что происходит, не касается его, будто бы все эти овации не предназначены его персоне. «Непоколебимая самоуверенность», — думает Саймон, фотографируя лицо мужчины крупным ракурсом. Журналист с кровожадностью охотника рассматривает свою жертву, облизывая пересохшие розовые губы. Вслед за спортсменом выходит врач, кое-кто из семьи боксёра, младший тренерский штаб. В самом конце возвышается фигура красивой женщины с изогнутой спиной и расправленными плечами. Она смотрит на арену с таким же безразличием, что и Маркус, только в её лице появляется ещё и еле заметная высокомерная черта. Это Норт. Она держит за ручки инвалидное кресло, в котором сидит и сам тренер. Карл абсолютно спокоен и явно не собирается разговаривать со своим подопечным до начала боя. Если бы Саймон не знал, что Маркус вырос сиротой на попечении у дальних родственников, он бы подумал, что он сын Манфреда и брат Норт. Нерушимое спокойствие этих троих делало их чрезвычайно похожими друг на друга. Мимо прессы боец проходит так, словно и не видит их. К нему кидаются, требуя ответов на интересующие вопросы, в основном, эти вопросы касаются его предполагаемого романа с дочерью тренера. Саймон пробивается к Маркусу, наглым образом протискиваясь между камер, людей и микрофонов, но, столкнувшись с ним нос к носу, не успевает задать вопроса. Маркус грубо толкает его плечом, лишь бросая короткий невозмутимый взгляд, когда журналист возмущённо вскрикивает. Удар показался ему не болезненным, но обидным, и это его оскорбило. Прессу расталкивает охрана, и Саймон, унесённый потоком возбуждённых журналистов, успевает только перехватить тот взгляд. Маркус отворачивается и рывком запрыгивает на ринг. Вокруг спортсмена начинается привычная нудная суматоха. Маркус будто бы находится вне её. Он позволяет снять с себя мантию, подставляет забинтованные руки под перчатки. Врач и младший тренер крутятся вокруг него, проверяя каждую мелочь, которая хоть сколько-нибудь зависела от них. Маркус смотрит только на противоположный угол без вражды, но с оценивающим взглядом соперника. Он следит за рефери, расхаживающим без дела от одного спортсмена к другому, разглядывает тёмные лица зрителей. Саймон специально становится напротив угла Маркуса, чтобы видеть его. К тому же, у противника столпилось гораздо меньше журналистов, в основном те, кто мало заинтересован своей работой. Саймон же был чересчур увлечён задачей. Он прожигал тело Маркуса взглядом, опустив фотоаппарат — он уже сделал достаточно снимков. Он даже успел несколько раз запечатлеть Норт и Карла, но это было лишь приятным бонусом по сравнению с фотографиями главной звезды сегодняшнего боя. Маркус внезапно переводит взгляд вниз, туда, где обосновалась команда его соперника. Он замечает Саймона, но не придаёт этому никакого значения. Ничто не было важным, кроме ринга. — Маркус! — хриплым голосом перекрикивает толпу Карл. Маркус наклоняется к тренеру и внимательно слушает его указания. Это никак не касается соперника, лишь прошлых ошибок Маркуса, которые он допустил в предшествующих боях. — Не торопись и не скачи вперёд паровоза, сначала посмотри его! Но не тормози, посмотрел — опрокинул и дело с концом! Если снова облажаешься, буду гонять, как скотину! Маркус понятливо кивает, потом смотрит на Норт. Она улыбается ему, кивая на отца, будто говоря, что не о чем беспокоиться. Старик в любом случае будет его гонять. Норт на мгновение вскакивает на ринг, перегибается через канат и целует Маркуса в щёку. — Лучше обосраться в раздевалке, чем на ринге, парень, — она хлопает его по плечу и спускается обратно. Своим жестом она вызывает такой гром среди журналистов, что они, отстав от врачей и младших тренеров, кидаются к ней. К Карлу их вовсе не подпускает охранник. Манфред терпеть не мог вокруг себя посторонних. Через пару минут прессу, словно окаченную ледяной водой, оттесняет охрана. Норт лаконично отшила их и вернулась к отцу, присев на край ринга.***
— Соперники жмут друг другу руки и наконец-то звучит гонг! — восторженно восклицает Коннор, даже чуть приподнимаясь на своём месте. Это его первый бой, и ничто, даже мистер Андерсон, его испортить не сможет. — Маркус, конечно, сильный боец, но и Стивенсон не лыком шит. Они пока осторожно присматриваются друг к другу, никто не предпринимает попыток зажать противника… Хэнк протяжно зевает. — Стивенсон ждёт, когда более молодой соперник наконец откроется, а Маркус аккуратно прощупывает его защиту, пытаясь найти слабое место… Быстрый джеб от Маркуса… — Этот парень выглядит очень уверенно на ринге, — замечает Хэнк. — Отлично держится для новичка на арене. — Мне один раз приходилось встречать его вживую, — Коннору не нравится, когда его перебивают, но ничего сделать он не может, — он и в жизни довольно спокойный. — Какой красивый правый хук делает Стивенсон! Ай, красавец, — вдруг оживляется Хэнк. Коннор поворачивается к нему с выражением возмущения на лице, его покрасневшие щёки становятся лиловыми в свете голубоватых экранов. Хэнк постоянно скакал с одной темы на другую. — Ну вот и посыпалась восходящая звезда, — усмехается Хэнк, когда Маркусу приходится перейти в защиту, не только поставив перед тем плотный блок, но и применяя клинч. — Крепко он его прижал, конечно, но это не бокс. — Клинч не запрещён, мистер Андерсон, и Маркусу позволительно использовать его, — Коннор морщится, когда видит, что его любимцу прилетает удар в рёбра. Маркус плотно прижимает к себе противника, мешая ему наносить удары. Рефери, который, видимо, разделял позицию Хэнка, поспешил разнять бойцов. Отстранив их друг от друга, он снова отошёл. — Действительно, хватит обниматься, — говорит Хэнк, проигнорировав прошлую реплику Коннора, — теперь время Стивенсона перейти в защиту… — Удар с левой! — Коннор возбуждённо приподнимается в кресле, — Маркус наносит серию ударов, снова пробует джеб, ух, жёстко… — Ничего, Стивенсон умеет держать удар. — Если бы Стивенсон умел держать удар, Маркус бы этого не сделал! — торжественно вскрикивает Коннор, наблюдая, как Маркус, переступив чуть вправо, бьёт в открывшуюся для него голову противника. Стивенсон, видимо, не ожидает этого удара, отклоняется, а молодой спортсмен быстро отскакивает от соперника. — Прощупывает защиту, молодец, — будто бы нехотя признал Хэнк. Коннор улыбается с довольством. Он даже не пытается скрыть того, что болеет за Маркуса. — Разошлись пока что… Маркус снова подходит… Сейчас ему было бы логичнее атаковать, оппонент, мне кажется, не собирается снимать защиту, — Коннор быстро отпивает минералку из бутылки и передаёт напарнику; Хэнк отмахивается и делает пару глотков своего пива, — действительно, Стивенсон не предпринимает ничего, только наблюдает. Маркус пробует провести серию ударов… — Маркус ведь левша, правильно? — говорит Хэнк, снова откинувшись на спинку своего кресла. — А правой владеет не так хорошо, я посмотрю. Если травмирует левую, всё потеряно. — Если, — резонно замечает Коннор, — у него мощные удары, джеб мощный как с левой, так и с правой. — Он рискует, — Маркус несколько раз открывается перед оппонентом, чтобы провести мощный прямой удар в корпус, — о боже! За свою ошибку Маркус быстро расплачивается; Стивенсон пользуется положением и атакует, ударяя противника в корпус. Маркус отпрыгивает так быстро, словно ждал этого удара или… — Как пёс подбитый отскочил, — едко усмехается Хэнк, — не надо быть таким самоуверенным, парень. Звучит гонг, соперники тут же расходятся по своим местам. Маркус обрушивается всем весом на раскладной стульчик, позволяя врачу проверять его левую сторону лица на предмет повреждений.***
К его губам быстро подносят воду, он делает пару глотков. Норт отбирает у ассистента бутылку и, встав перед Маркусом, поливает его голову и лицо. — Маркус, чёрт бы тебя побрал! — слышится снизу. Маркус быстро наклоняет голову и получает лёгкую оплеуху по правой щеке. — Ты слепой? — продолжает орать Карл. — Ты видишь, что он только голову защищает, корпус почти полностью открыт? — Вижу, — вполголоса произносит Маркус. — Так чего ты встал, как будто в штаны наложил?! За первый раунд можно было всё это устроить, чего возишься? — Папа, — Норт с укоризной глядит на Карла, — он понял. — Понял? — обращается Карл к Маркусу. — Да как тут не поймёшь, — усмехается боксёр. — Третий раунд будет? — Не будет! — решительно возразил тренер. На скуле у Маркуса наливается цветом крупный синяк, по корпусу ещё несколько мелких гематом, но на них врач даже не обращает внимания. В рот Маркусу снова вставляют капу, он поднимается с места, как ни в чём не бывало. Саймон делает снимок. На нём Маркус смотрит в пол, как будто бы настраиваясь перед боем. Это могло бы показаться жестом смятения, если бы не расправленные широкие плечи спортсмена; мышцы рук и ног были напряжены, как пружины, готовые вот-вот упруго выпрямится для удара. Вены на шее вздулись под кожей, но Маркус продолжал дышать медленно и размеренно. Оглушающий звон гонга. Команды уже нет в его углу, и Маркус выходит в ослепительный сияющий центр ринга, противник настороженно обходит его кругом. Два взгляда — не врагов, но соперников, — пересекаются, и каждый понимает, что щадить друг друга они не будут. Мысли в голове Маркуса не могут формироваться в точные утверждения, в такие моменты он не может осознать всего того, что приходит ему в голову. Он чувствует и понимает, просто знает, когда бить, а когда защищаться. На ринге в нём пробуждается инстинктивное предчувствие, которое и помогает решить, что делать. Короткий обмен резкими обманными выпадами и ложными ударами быстро заканчивается, Маркус подходит ближе, тут же заслоняет корпус от атаки и уклоняется в сторону. Противник настроен так же решительно, как и он, так что любая ошибка будет непростительной. Маркус на пробу бьёт соперника в голову, потом снова и снова наносит удары, с каждым разом всё яростнее и сильнее. Он не замечает, как оказывается в клинче, он, настроенный на атаку, не намерен просто стоять и ждать, пока его отпустят. Выпутав левую руку, он с силой бьёт Стивенсона в рёбра, пока наконец рефери их не расталкивает. Карл после боя будет отчитывать его за то, что он не может вести бой размеренно. Снова одна и та же проблема. Маркус не может сохранять спокойствие после собственной атаки; он чувствует в такие моменты свою силу, в нём появляется азарт, который он ещё не умеет контролировать. Кровь закипает во всём теле, Маркус становится более дерзким, быстрым и дёрганным, будто бы исход боя решит всю его дальнейшую судьбу. Этот жар в груди он не может унять, поэтому снова подбирается к сопернику. Он открывается несколько раз, и Стивенсон, довольно-таки умный спортсмен, пользуется этими случаями. Один удар Маркусу удаётся отразить, второй приходится терпеть; держать удар он умеет… По сравнению с ударами Норт, которая никогда и никого не щадит в спарринге, это была лёгкая проверка на прочность, которую Маркус удачно прошёл. Когда череда ударов Стивенсона стихает, как несколько случайных выстрелов из травматического оружия, в игру вступает атака Маркуса, больше похожая на автоматную очередь: ударов много, они быстрые и мощные, но не каждый из них попадает в цель. По крайней мере, это точно сбивает с противника всякую спесь, заставляя его раз за разом уходить в защиту. В момент, когда Маркус якобы даёт себе и сопернику короткую передышку, он вновь подскакивает к нему, бьёт в незащищённое солнечное сплетение, вкладывая в этот удар столько ярости и мощи, которые были в нём, которые необходимо было выплеснуть. Стивенсон сгибается пополам от боли, но старается ещё держаться, как Маркус завершает атаку, бьёт по голове; мужчина теряет равновесие и падает, судья мигом оживляется и кидается к нему. Идёт отсчёт, Маркус внимательно следит за тем, как его оппонент пытается подняться. У него выходит это на пятой секунде, но он делает только хуже для себя. Маркус чувствует боль в скуле и под рёбрами, но как будто бы плюёт на это. Может драться — значит, всё не так плохо, как кажется. Ещё серия ударов, которые Стивенсон тщетно пытается отразить без ущерба себе. Маркус не может судить, но удар по голове, кажется, оказался куда более мощным, чем по корпусу. Противник заметно пошатывался, возможно, у него было сотрясение. Но они не собирались щадить друг друга, к тому же, у соперника был шанс выбыть из борьбы с минимальными повреждениями. Маркус не собирается никого жалеть. Вялый блок не помогает удержать соперника на месте, он качается назад-вперёд, это нарушает его координацию и не даёт сфокусироваться на защите. Маркус подпрыгивает к нему и бьёт по лицу, затем, куда сильнее, под рёбра. От такого уже нельзя держаться на ногах, Стивенсон отлетает от удара и падает. Он уже не встанет, пока ему не помогут. Возможно, у него пропадёт всякое желание драться на ринге, он закончит свою карьеру. А дальше всё покатится с горы единым комом. Самый распространенный сценарий у боксёров. Ещё один нокаут в карьере Маркуса. Ещё один десяток ошибок, которые используют его будущие противники и которые постарается исправить Карл к следующему бою. Армия поклонников увеличивается, все больше СМИ интересуется им. Маркусу интересно не это. Он понимает, что единственное важное, ради чего он выходит на ринг — это тот момент осознания своей силы. Ничего больше не доставляет ему такого удовольствия, как это. Стивенсона приводят в чувство, поднимают на ноги. Он шатается. Рефери, понимая, что тому срочно нужна помощь, быстро провозглашает победу Маркуса и отпускает нокаутированного бойца к команде врачей. У Маркуса пот стекает рекой с лица, груди и боков, на рёбрах, которые доктор всё же проверит на предмет целостности, несколько мелких гематом, а на лице образовывается синяк фиолетового оттенка, но команда всё равно подходит, чтобы обнять его. Только Норт и Карл остаются в стороне, Карл по понятным причинам, Норт — потому что слишком брезгливая, чтобы даже подходить к нему, пока он не сходит в душ. Саймон, в отличие от других журналистов, не кидается наперерез победителю, а обходит его стороной и сразу направляется к дверям его раздевалки. Когда мимо него проходит Маркус, обдавая жаром разгорячённого влажного тела, он молчит и только самодовольно смотрит на него. Маркус снова замечает этот взгляд и уже с вызовом смотрит в ответ. Саймон приветливо улыбается и позволяет охране оттеснить его от звезды сегодняшнего вечера. Ну что ж, его заметили, а это уже дорогого стоит. Саймон самодовольно усмехается, оправляет рубашку у шеи и уходит с арены.***
Проходит больше получаса, как Саймон, всё это время простоявший у чёрного входа, наконец лицо к лицу сталкивается с незнакомцем. Мужчина накрыл голову капюшоном болоньевой чёрной куртки, скрывавшей мускулистую фигуру, но Саймон сразу узнал в этом человеке Маркуса. Его выдавала твёрдая тяжёлая походка и опущенный силуэт головы в совокупности с прямой спиной. — Маркус? — спокойно произносит Саймон. Он догоняет боксёра и идёт с ним вровень. Они идут по какой-то подворотне, в которой не виднеется следов цивилизации помимо трансформаторной будки со свисающими из пробитой дверцы проводами. — Меня зовут Саймон, я из журнала «Sport Time». Я бы хотел… — Мне плевать, чего бы ты, — Маркус картинно закашливается, — чего бы Вы хотели. — Простите, это не займёт много времени. — Но это займёт моё время, и Вы его мне возместить не сможете. — Но, сэр… Маркус резко разворачивается и, схватив Саймона за грудки, впечатывает в кирпичную стену. — Я не собираюсь отвечать на твои чёртовы вопросы. Будешь меня преследовать, я… — Бойцы не дерутся вне ринга!.. — выпаливает Саймон. Ему сложно не паниковать, когда человек, который только что нанёс серьёзные телесные повреждения опытному боксёру, стоит так близко и с такой силой сжимает воротник его пальто. — …я подам на тебя в суд за преследование, — со спокойной полуулыбкой заканчивает Маркус, донельзя довольный страхом журналиста. Саймон облизывает губы, рассматривая вблизи лицо Маркуса. Он неожиданно замечает, что у боксёра гетерохромия: левый глаз светло-зелёный, правый — кристально-голубой. Прелестное сочетание, если бы не остальные черты лица, грубые и напряжённые, брови сведены у переносицы. Почему-то людям особенно нравятся такие лица. В них есть что-то дикое, что не может не привлекать. — Почему вы так тщательно скрываете свою личную жизнь? Что, есть чего стыдиться? — Саймон чувствует, как руки у его шеи сжимаются всё крепче. — Почему мисс Манфред прекратила тренировки и отменила последний бой? Она беременна от Вас? Вы… Саймона встряхивают, он больно ударяется головой о стену и цепляется за локти Маркуса, которого он, кажется, довёл до состояния крайней ярости и смятения. Саймон понимает, что какой-то из его вопросов попал в самое слабое место его жертвы. Хотя, кто тут хищник, а кто — жертва? Маркус приближает своё лицо к лицу журналиста и говорит вполголоса: — Если ты хотя бы на шаг подберёшься ко мне или к Манфредам, я сделаю всё, чтобы тебя посадили. Может, даже забуду о главном правиле бойцов, о котором ты мне так галантно напомнил. Я тебя уничтожу, Саймон. Тебе всё ясно? — Его спокойствие пугает даже больше, чем его ярость. Саймон молчит, не отводя взгляда от лица Маркуса. — Понял? — Его снова встряхивают, как тряпичную куклу. — Да. — Замечательно. Маркус постепенно ослабевает хватку и отстраняется. Отойдя на шаг, он окидывает холодным взглядом журналиста и, быстро развернувшись, идёт прочь. Саймон некоторое время остаётся у стены, понемногу отходя от испуга, но потом выпрямляется, поправляет помятый воротник пальто и идёт в противоположную сторону к своей машине. «Этот человек скрывает куда больше, чем я ожидал. Причём это напрямую касается именно его любовницы. Это действительно Манфред? Это было бы слишком предсказуемо, он любимый ученик её отца, знает её с самого детства. Слишком идеальная версия, это не стоило бы того, чтобы так тщательно скрывать от прессы. Хотя, с другой стороны, это вызвало ажиотаж вокруг его персоны. Он добивается популярности? Он не похож на того, кому она нужна. Впрочем, рано об этом судить… Пугающий человек». Саймон действительно побаивался его. Но тем не менее, чем сильнее был его страх, тем сильнее был и интерес. Увлечение этим человеком могло сыграть с Саймоном злую шутку, но его, как и Маркуса на ринге, охватывал азарт, которому он противиться не мог и не собирался.