Венец терновый. С крестом и на кресте.

В беспросветную ночь Теодор пришёл к ней. И снял с неё оковы. — Уходи. Прошу. Он встал перед ней на колени. В его глазах стояли слёзы. — Я расскажу тебе, как пела ночь. Как я кружилась в сумасшедшем танце! И как хотелось плакать и смеяться! Как беды от костра ступали прочь. О силе нежных трав и звонких рек, что хвори и напасти побеждают. Так было в мире с самого начала! — она запнулась. — А ты своей жестокостью и Богом, требующим этого, не прав! — Молчи! Довольно этого. Беги же, умоляю. Она тоже опустилась на колени и обвила его спину руками. Он неровно задышал. — О! Если бы ты мог пойти со мной… Сложив с себя обеты и оковы! Он схватил её за плечи и крепко сжал, так что из груди Рейны донёсся глухой звук. — Не смей. Молчи! Прошу тебя, молчи! — Оставь Христу его венец терновый! Пройди со мной свободным путь земной. Теодор поднялся и отошёл в дальний угол темницы, пригрозив рукою. Он был похож на загнанного в угол ребёнка: — Остановись. Безумная! Молчи! — отмахивался он от её слов, закрыв уши руками. — Ты смертный приговор себе пророчишь! Она схватила его за рясу: — Ты посмотреть на мир вокруг не хочешь! Распятая душа твоя кричит. Рейна поцеловала его и прижала к углу. А он отчаянно пытался освободиться, пускай и не прекращал поцелуй. Но потом, когда мысли взяли верх над прочим, он схватил её за тоненькую шею и со всей жестокостью и ненавистью, что были сейчас в его глазах, попытался её придушить. Но не смог заставить себя. Он забился и встал. Пока она откашливалась, Теодор начал судорожно креститься: — Святая дева! Укрепи мой дух. Не дай поддаться дьявольским речам. Дай силу побороть огонь греховный! Но небеса молчат… Мольбам не внемля. Рейна взяла его за руку и повела на одну из башен, крыша которой была сломана, и перед ними простирались все поля и луга. До пропасти был шаг. Она обняла со спины и прошептала: — На части душу рвёт бессилья крик. Мы над бездонной пропастью застыли. О, как мы друг без друга раньше жили! Продлись же, вечность, хоть ещё на миг. Она сбросила лохмотья и стала расстегивать его рясу. Он стоял безмолвно и не шевелясь, но потом быстро развернулся и она почувствовала на лице его горячее дыхание. Теодор обхватил её нагое тело. Рейна слышала тяжелые удары его сердца. Ей стало больно. Она вскрикнула. Рейна ощутила себя в руках совершенно чужого, безумного человека. Она снова глухо вскрикнула. Теодор крепко взял и повернул её голову, впившись в неё настолько неистовым поцелуем, что она забыла обо всём. Его губы, оторвавшись от её рта, скользнули вниз, на нежную бархатную кожу. Он шептал что-то неразборчивое. Губы его дрожали. Внутри них рождалось чувство до сих пор ими неизведанное. Всё окутала тьма и мир вокруг перестал существовать. Впервые она встретила человека сильнее её, пусть и с глупой, непонятной ей верой, но который сражался. Они сражаются и теперь. И ветер шумел в небесном просторе над полуразрушенной башней храма. Она уснула. Уснула как маленькое дитя. Он отнёс её в старую клетку напротив Джека. Тот тоже спал. Теодор же упал на колени перед крестом. — Ваша милость, костёр готов. Ведьма не принесла признание. Её сожгут с рассветом? — спросил отца Теодора молодой монах. — Да. На то воля Господа. — Оружием Господь избрал меня, благословляя на святое дело, — голос его дрожал; он взглянул на свою руку и сжал её в кулак. — Когда огонь обнимет это тело… Найду ли сил не погасить огня? Он стоял среди монахов в первом ряду перед ней, привязанной к деревянному столбу. На его лбу выступил пот. Ему становилось дурно. И вот, пламя быстро перекинулось по соломе. Через несколько секунд он увидел, как её лицо изменилось от боли. Он знал, что не сможет вытерпеть её крики. Был слышен первый стон, который вскоре должен был перейти в крик. Но в её сердце прилетела стрела. У Теодора потемнело в глазах, он успел лишь оглянуться и увидеть рыжую голову и нацеленную на него стрелу.

***

Прошло три дня с того момента, как на костре была убита рыжеволосая ведьма. На холодный каменный пол храма непрерывно падали капли. Тусклый свет пасмурного дня пробивался через пыльные витражи. Внутри было сумрачно. Десяток свечей собраны были в одном месте — рядом со статуей мученика на кресте. Рядом, на коленях, не издавая ни звука, забывшись в молитве, стоял мужчина в светло-серой рясе. Капли продолжали падать на пол и шуметь. Монах молчаливо молился. На его плечо опустилась рука. Он вздрогнул и обернулся. Рыжие волосы. Это всё, что он успел увидеть до первого удара. Потом последовал второй и третий. Джек поднял его за грудки: — Почему? Она любила тебя! Она предпочла костёр жизни только из-за тебя. Ублюдок! — он замахнулся снова. — Спасибо, Джек. Парень закричал и оттолкнул монаха с такой силой, что тот ударился головой о гигантский крест. — Пошли со мной! Она… Она хотела спасти тебя от этого. — Откуда ты знаешь? — Мы говорили на рассвете. Клетка оказалась открытой и я сбежал. Если бы я заметил это сразу. Я хочу, чтобы ты увидел мир. Ты пойдешь со мной и осуществишь её надежды. Увидишь мир. Ты пойдешь со мной, или я пристрелю тебя, — Джек натянул тетиву. Теодор опустил голову, на его рясу упали капли. Джек опустил лук и протянул руку. — Я ненавижу тебя, но ты пойдёшь со мной. Чтобы расплатиться за свои грехи. Ты пойдёшь, или я силком вытащу тебя отсюда. Теодор подал ему руку. Джек помог ему подняться. — Пойдём, и я покажу тебе этот огромный мир, от которого ты спрятался за этими холодными толстыми стенами.