Основная цель — выжить

— Интересная у Вас нашивка на форме… Девушка немного развернулась в сторону солдата, но так и не подняла головы от раны. Она прекрасно знала, что раненому надо отвлечься хотя бы на что-то, поэтому была готова поддерживать разговор даже на эту тему. Пусть лучше на нашивку смотрит, чем на ампутацию голени и отсечение мертвых тканей с бедра. Убедившись в том, что ничего не осталось и уже можно спокойно зашивать, девушка наконец посмотрела на раненого. Сильно побледневшее лицо с редкими бисеринками пота, но относительно расслаблен. Эйфория уже спадает, судя по вопросам. Может, инъекцию повторять не придётся? — Сейчас может быть немного больно, — она чуть сжала кожу рядом с повязкой, не отрывая взгляда от лица. Судя по тому, что он не издал ни звука, только шумно выдохнул и сильнее сжал зубы, можно было не повторять анальгетик. Так ещё и кивнул в конце, требуя у неё не тратить времени. Нет никого лучше покладистых пациентов — это она усвоила ещё в университете. Но лучше всё равно отвлечь — не нужно ему сосредотачиваться на боли. — А нашивка… Вам знаком этот символ? — пока руки были свободны, она указала на нагрудный карман потрепанной хирургички, где на фоне бурых разводов ярко выделялась странная эмблема с бело-синими крыльями. Она сама не поняла, почему пришила её к рабочей одежде, когда всё началось. Была во всём этом какая-то странная ирония. — Это был… мультик какой-то? Но оно называлось по-другому… — солдат ненадолго отвлёкся на притупленную боль, но всё равно продолжил: — Я помню, что смотрел его раньше. Крылья свободы, так? Только сейчас она обратила внимание на то, что солдат — её ровесник. Возможно, он также попал в эту мясорубку сразу после учёбы. В полевом госпитале никогда нет времени на то, чтобы анализировать лишние детали. Есть рана, есть врач — вот и всё. — Верно. Это называлось аниме — японские мультфильмы. До… всего этого я увлекалась ими, вот и осталась нашивка с тех времён, — девушка была уверена в том, что слова прошли мимо его ушей, но было важно лишь отвлечь солдата. К её удивлению, он отреагировал по-своему: — Прошло ведь всего несколько лет, а порой ощущение, что помимо этого всего в жизни больше ничего не было. Во внезапной тишине уже ничто не могло скрыть далёкий звук очередного разрыва снаряда. С трудом сглотнув ставшую вязкой слюну, девушка подняла глаза, сразу наталкиваясь на пустой взгляд. У них у всех он одинаковый. У обычных солдат, у командиров, у медиков. Война измотала всех её участников за эти годы, и всё, что им оставалось — повторять одни и те же действия раз за разом, ожидая любого конца. Девушка резко отвернулась — у неё ещё много работы. Рук не хватает совсем, а уж хирурги наподобие неё вообще нарасхват. Нельзя терять время. — Вы учились где-то? — желание забить чем-то тишину оказалось сильнее, и она даже не почувствовала привычного укола раздражения из-за такого глупого вопроса. — Окончила медицинский университет как раз перед наступлением. Хотела и дальше продолжить учиться на хирурга, но уже не вышло. Краем уха девушка услышала тихий хмык. Конечно, странно слышать такое от военного хирурга. Она бы тоже раньше удивилась. Хотя нельзя сказать, что она действительно изменилась. Поменялся лишь мир вокруг. Девушка внимательно рассмотрела швы, проверила повязку на культе, убеждаясь, что всё в порядке и нормально держится. Передав инструменты медсестре, про которую она даже позабыла в ходе разговора, и выбросив использованные перчатки и маску, она уже хотела идти к другим раненым, как вдруг вновь услышала голос солдата: — Там ведь тоже была война, верно? — кивком он указал на символ. Она не должна была останавливаться и тратить ценное время, но почему-то хотелось ответить. — Да. Точно такая же: люди против других людей. Даже травмы одни и те же. Солдат чему-то усмехнулся, но девушке уже не хотелось вникать. Дав ему совет отдыхать, она наконец отошла от койки. В госпитале невозможна была тишина: стоны и резкие непечатные выкрики больных (а ведь это операционное отделение, где обычно стоит мертвая тишина), на далеком фоне — шумы войны, но особенно выделялись ругательства врачей из-за постоянной нехватки лекарств. Она сама уже хотела ругаться при больных, что поставки задерживают на непозволительно долгое время. Средств для наркоза осталось непозволительно мало, и теперь все более-менее возможные случаи делали только под анальгетиками, растягивая их максимально надолго. Хорошо хоть они ещё есть. Но и эти запасы стремительно истощаются. Что тогда делать? Бить пациентов кувалдой по голове? Одежда, а может с ней уже и спутанная копна волос под шапкой, была покрыта новыми кровавыми разводами, а руки мелко дрожали от усталости. Во время операций она всегда была предельно собрана, но за два дня без какого-либо отдыха сил осталось мало. И всё равно надо было продолжать — время было самым недостающим ресурсом. Врачей нет, она и так должна была работать в паре с другим хирургом. А ведь это главный госпиталь, расположенный совсем близко к фронту. Как справлялись с недостатком в мелких батальонах — вообще непонятно. Ещё на несколько человек её точно хватит, а потом доползёт до диванчика в углу. Медсестра устало потянулась, зевая, и уже хотела что-то сказать, как её прервал чей-то глубокий бас сзади: — Вы что тут забыли?! От неожиданности девушка вздрогнула, разворачиваясь практически прыжком. Их главный производил неизгладимое впечатление уже внешне — двухметровый суровый мужик, который не скупился на выражения, если хотел кого-то отчитать. А её, похоже, он уже хотел послать. И не факт, что спать. — Мы только закончили операцию и уже хотели пойти отдыхать, — медсестра тихо кивала в сторонке, прекрасно зная, что всё это ложь и что её врач не успокоится, пока вся не выложится. Главное, что не падает стоя. Не сработало. Мужчина лишь скептически поднял бровь и подошёл к девушке ближе, практически нависая. — Зубы мне не заговаривай. Я ведь вижу, куда ты сейчас смотришь. Да чтоб его. Она ненавидела, когда высокие люди так делают, подходят совсем близко и смотрят сверху вниз. Мало того, что сама низкая, так ещё все вокруг — жирафы. Почему она не могла родиться такой же высокой, чтобы не задирать голову? — Людей ещё много, я могу… — Тихо! — он моментально её заткнул, гаркнув: — Раненых мало, со всеми срочными уже разобрались, врачей достаточно. Не нужно, чтобы ты что-то натворила своими дрожащими граблями. Свалили обе отдыхать, снова увижу тут до вечера — за шкирку выкину. Противопоставить она ничего не могла — правда выкинет, было такое. И на этот раз он был действительно прав — в прошлый раз ей позволили работать в таком состоянии только из-за большого потока. А если осмотреться, видно, что остались в основном легкораненые. И она уже действительно устала. Глаза постепенно закрывались сами по себе. — Повторяешься уже, а я-то думала, фантазия на обидную гадость у тебя неистощима, — девушка хмыкнула и хорошенько зевнула, не выдержав. — Уже уходим. Мужчина лишь усмехнулся, видя немного пошатывающуюся походку. Если ты самый молодой и способный хирург отряда, это ещё не значит, что нужно себя выжимать досуха, чем она и занимается регулярно. И откуда столько желания помочь всем? До чего же странная всё-таки девушка. С самого начала войны в его отряде, а до сих пор ничего не ясно с ней. Детдомовская, а ведь у таких детей добротой совсем не пахнет. Да и нельзя это слепой добротой назвать — таким в хирургии делать нечего, особенно в военной. Пару раз он видел, как она успокаивала умирающих солдат, рассказывая им о каких-то старых мелочах или скорой победе. Первая смерть бесследно не проходит, но с ней не было ничего — она лишь провела несколько лишних секунд у трупа, разглядывая его неожиданно холодными глазами, хмыкнула каким-то своим мыслям и ушла к другому раненому. А потом и вовсе не задерживалась — окидывала их пустым взглядом, моментально освобождая руку, за которую солдаты цеплялись в последние мгновения. Странно всё это, но в чужие дела он лезть не станет. При работе за ней никаких склонностей не замечено, пашет сверх нормы, талантлива — одним словом, незаменима. Окружающий шум всё сильнее захватывал её разум, очищая его. Голоса, голоса, голоса, высокие и низкие. Много тихих шагов и скрипа прорезиненной обуви. Звон металлических инструментов. Снова взорвался какой-то снаряд, уже недалеко, из-за чего землю под ногами ощутимо тряхнуло. Сверху слышен тихий, еле различимый свист… Свист? Откуда ему взяться тут? Девушка резко встрепенулась и вслушалась снова. Нет, она однозначно это слышит. — Что-то случилось? — медсестре тоже передалось внезапное напряжение, и она неосознанно осмотрелась. Ничего нового. — Ты слышишь? Сверху свист доносится, — девушка задрала голову вверх, забыв о том, что они всё ещё под пологом. Медсестра попыталась вычленить хоть что-то из общей мешанины звуков, но не нашла ничего, пока врач всё ещё во что-то вслушивалась. — Откуда свисту взяться, с нашей стороны ведь никто не летает. Да и гула нет, — она всё ещё была уверена в том, что от усталости может померещиться что угодно. В ответ на это с девушки резко схлынули все краски, кожа приобрела мертвенно-серый оттенок, а глаза расширились в ужасе. Вот теперь медсестра заволновалась — она ни разу не видела её в таком состоянии. Такие просто так не паникуют. — С этой стороны ведь только наш госпиталь? — голос внезапно осип, как бы она не пыталась держать себя в руках. Это ведь… Это… Пару секунд медсестра смотрела на неё непонятливым взглядом, но та даже не обратила внимания. — Теперь и гул слышно. Ведь если наши с этой стороны не летают, а тут только госпиталь… Тогда чей это самолёт и что ему тут нужно? — она рассуждала для себя вслух, едва двигая пересохшими губами. Свист. Совсем-совсем тихий. Такой свист она только на фронте слышала, когда на них сбросили… В тот день она выжила и осталась без ранений лишь чудом. Во второй раз так уже не повезёт. Мысль сработала как падение тяжелого мешка на голову, заставляя двигаться, бежать, спасаться — делать что угодно, но не стоять и ждать! Сердце стучало как заведенное, кровь шумела в висках, отделяя её от всех внешних звуков, но в голове было неожиданно пусто. Лишь инстинкт, приказывающий спрятаться. Девушка резко развернулась и бегом кинулась обратно в палатку. Ещё можно спастись! В голове на задворках сознания почудился смех. Мелькали мысли, но сейчас совершенно не было на это времени. Потом, она успеет всё потом, когда сбежит отсюда! Главный ещё не мог отойти далеко, и она сразу бросилась в его сторону. Если быстро всё организовать, то успеют уйти все! Раненых забрать не получится, но врачи могут… До чего же ты порой наивная. Прибежала сюда, зная, что в любом случае не спасёшься. Хочешь просто предупредить их? По-о-оздно. Чей-то жуткий, потусторонний голос вывел последнюю фразу с каким-то безумным предвкушением. Да, верно. Она не успеет. Никто тут не успеет. Во второй раз так уже не повезёт. Резкое осознание выбило из неё весь кислород, и она остановилась, тяжело дыша. Не столько приводя в порядок дыхание, сколько стараясь насытиться воздухом в последний раз. Свист и гул стали громче, на него уже обратили внимание больше людей. Девушка стояла как раз у койки того солдата, которого лечила последним. В отличие от остальных он даже не стал озираться, сразу определив, что это. Лишь с грустной улыбкой посмотрел на неё. Ей даже не потребовалось усилий, чтобы раздвинуть сухие губы в ответной усмешке. Смерть не так страшна, когда постоянно ждёшь её. Солдат уже хотел что-то сказать, как ей почудился удар чего-то о землю. Затем вспышка. Больно. Это так больно. Как будто мгновенно сломались все кости, а она прыгнула в пылающий жаром костёр. Тело разрывало на части, выкручивало все, что было возможно. Последней мыслью угасающего сознания были чужие слова: …подходишь. Не разочаруй меня. И странные ярко-зелёные огни, очень похожие на глаза.

***

Голова у неё болела нещадно. Казалось, что изнутри кто-то долбит по черепу со всех сторон. Что с ней такое? Вроде бы работала как всегда, было очень много раненых, поэтому она бегала как заведённая. Потом… потом провал. И вот она здесь, с ужасной болью не только в голове, но и по всему телу. Как будто она упала с какого-то обрыва и катилась, катилась… Что за бред? Надо сосредоточиться на нынешних проблемах. Возможно, если у неё провал в памяти, что-то случилось? Ведь так бывает, что сам момент травмы и то, что было до, человек не помнит — ретроградная амнезия. У тех, кого им приносили, часто такое бывало. Но откуда взяться такой травме? Возможно, госпиталь всё-таки разбомбили. И она вновь выжила. Будь у неё силы, она бы точно рассмеялась. Или она опять потеряла сознание от усталости и неудачно рухнула. Надо было слушать командира, когда он называл её непроходимой тупицей. Пока что вывод только один — надо попробовать открыть глаза, поспрашивать, что с ней и где она сейчас. И думать дальше. Тело девушка чувствовала только как один огромный ком, приносящий тупую боль, поэтому даже не пробовала пошевелить рукой, чтобы подать знак спасшим её людям. Она только с третьей попытки сумела разомкнуть веки. В глаза сразу же ворвался очень яркий свет, обостряя боль. Неосознанно она несколько раз моргнула, дав глазам привыкнуть. И сразу же попала в тупик. Над головой был потолок. Самый обыкновенный потолок в самом обыкновенном доме. Вот только откуда он взялся, если в ближайшем городе постоянно шли бои, и её никто бы не дотащил туда? А других домов рядом не было. И всё выглядело таким странным. Неожиданно ярким. Неестественным. Можно было точно сказать, что это не заброшенная древняя хижина, что в теории могли быть рядом. Нет, это был обжитой нормальный дом. Было заметно постоянное присутствие человека, а краем глаза она зацепила висящие на стенах пучки трав. Зачем кому-то засушивать столько? Да и откуда столько, если вокруг пустыня? Первые пару секунд она была всё ещё дезориентирована, но тут резко включились все остальные органы чувств. В нос сразу же ворвалась смесь успокаивающих травяных запахов, а потом она разобрала чьи-то слова: — …слышишь меня? Софи! Чей-то голос повторил это имя несколько раз, а затем она ощутила прикосновение к запястью. Да что такое-то? Девушка попыталась повернуть голову, и пусть удалось ей это совсем немного, было достаточно. Рядом с… постелью? сидел мужчина в каком-то очень старомодном костюме. Темные длинные волосы были собраны в небольшой хвост сзади, а серые глаза скрыты за круглыми очками. Облик показался девушке смутно знакомым, но она точно не знала этого человека. Теперь она запуталась ещё сильнее. Кто это такой? Где они находятся? Почему он так странно одет? Что вообще происходит? Девушка попыталась что-то сказать, но по горлу словно поскребли наждачной бумагой. Вместо нормального звука вышел только подавленный хрип. Мужчина сразу это заметил и подал ей кружку, откуда шёл едва сладковатый запах. Рядом с ним, на столике, были открыты ещё несколько пузырьков. Лекарства? Почему в такой странной форме? Почему всё как… несколько веков назад? Он помог ей приподняться и придержать кружку, потому что рука так и норовила разжаться. Сначала девушка засомневалась, но быстро пришла к выводу, что если бы её хотели убить, то сделали бы это раньше, пока она была без сознания. Вряд ли в чашке есть что-то помимо сильно растворённого сиропа. — Как ты себя чувствуешь, Софи? Где сильнее всего болит? — дождавшись, пока она допьёт воду с лекарством, начал спрашивать мужчина, заодно забрав кружку из мелко дрожащих рук. Это он её сейчас Софи назвал? Это же даже не её имя. Её зовут… Девушка хотела ему сказать это, но не смогла даже вспомнить своё имя. Ничего, только одна пустота в голове… Может, её действительно зовут Софи? Никакой реакции. Что с ней такое? Почему он вообще называет её так? Откуда это имя вообще? И где она, чёрт возьми, где? Теперь она уже могла говорить, поэтому задала один вопрос: — Кто Вы такой? Где мы? — и тут же осеклась. Это не её голос. Этот голос слишком… тонкий и детский. И она только что говорила на другом языке. Когда говорил этот доктор (он же доктор, так?), она не задумалась о том, что всё звучит непривычно. Мозг переводил намного быстрее. Но заговорив сама, она поняла, что в жизни не слышала таких звуков. Не могла же она внезапно перейти на абсолютно незнакомый язык? Бред-бред-бред. Ей просто мерещится, ведь так? Девушка медленно перевела взгляд на собственную кисть. Сначала она ничего не заметила за синяками и ссадинами, обильно покрывающими руку по всей длине, но теперь было заметно. Ладонь слишком маленькая и немного пухлая, а пальцы слишком короткие. Совсем как у ребёнка… Для проверки девушка слегка сжала пальцы, и эта рука повторила её мысль. Она сошла с ума. Может быть, уже лежит в психушке, и ей всё это кажется. Тело резко похолодело, а голова вновь закружилась, но уже от постепенно проникающего во все клетки ужаса. Теперь объяснений нет совсем. Но ей нельзя паниковать, сейчас не до этого. Нужно понять, что тут с ней происходит. Мужчина был явно удивлён её вопросам (ага, значит, он её знает!). Он чуть отстранился, заглядывая ей в лицо, и пару секунд так и смотрел. Девушка не опускала взгляд, смотря на него прямо. Ей нужны ответы, и она их раздобудет любым способом. — Ты помнишь своё имя? — девушка качнула головой, и мужчина поражённо сложил руки на груди. — Видимо, ты ударилась головой намного сильнее, чем я думал… Это же как надо было удариться головой, чтобы очнуться в чужом теле?! — Тебя зовут София Манн. Ты воспитанница Ханны, местной травницы. Я Гриша Йегер, доктор. Недавно ты сорвалась с небольшого обрыва в лесу и сильно ударилась головой… Софи (теперь уже Софи, раз она не может вспомнить своё имя) поражённо уставилась в стену невидящим взглядом. Гриша Йегер. Да, она точно помнит одного человека с таким именем. И выглядел он похоже. Вот только этот человек ненастоящий был. Нарисованная часть воображения одного из множества авторов. Даже если предположить, что она действительно попала в какую-то нарисованную вселенную (безумие, самое настоящее безумие), то, чёрт возьми, почему именно в эту? Почему именно туда, где человечество вымирает ударными темпами? Почему именно в «Атаку титанов»?! Она же умрёт тут в любой момент, а если уж она в Шиганшине… Дыхание неосознанно участилось. Ей нельзя поддаваться панике. Нельзя. Если это действительно так, и она попала в эту… мангу (до сих пор не верится), значит, надо сделать всё, чтобы выжить. А потом… а что потом, она уже решит на месте. Доктор Йегер понимал, что для девочки это всё огромный шок. Даже в десятилетнем возрасте потерять всю личность — это страшно. Особенно в их мире, где опасность ждёт под стенами постоянно, и спасения пока что не найти. Поэтому он не стал её трогать и дал спокойно всё обдумать, когда она обхватила себя руками, опустив голову ещё ниже, так чтобы не было видно глаз за завесой спутанных русых волос. — Где мы, доктор Йегер? — голос Софи был совсем слаб. Он объяснит ей всё позже. — Город называется Шиганшина. Она надеялась, что находится где-то за стеной Сина до последнего. Но нет, как всегда в эпицентре событий — совсем близко к титанам. До Йегера донёсся только короткий рваный выдох. Действительно тяжёлое испытание для ребёнка. — К-какой сейчас год? — всё равно страшно. Очень страшно. Сколько у неё времени до событий канона? Сколько времени осталось до очередной смерти? Очередной?.. — Восемьсот тридцать девятый год, — этому вопросу он сильно удивился. Гриша ожидал, что она будет задавать личные вопросы, но пока что они все были отстранёнными. У неё есть шесть лет. Или меньше, она уже плохо помнит даты из этого древнего аниме. На её стороне знания канона, но спасёт ли это, когда Мария будет прорвана и нужно будет бежать как можно дальше? Она умерла в своём мире. Да, она вспомнила, как это было. Страшно и очень-очень больно… Дороги назад больше нет. Да и нужна ли ей эта дорога, если шансы выжить в той безумной войне были такими же, как и здесь? Тут шансов даже больше, если будет возможность менять события. Её мир от войны уже не спасти, а в этом есть предзнание — невероятный козырь. Пока что есть только одно — ей нужно всё узнать. Дотянуться до любых знаний, чтобы после падения Марии её не списали как излишний человеческий ресурс. Она на воспитании у травницы, которая явно хорошо зарабатывает, у неё есть дом. Уже хорошо. Без родителей прожила раньше, так и сейчас спокойно проживёт. Доктор Йегер знал эту девочку раньше, и явно не один день. Может, получится напроситься в ученики и научиться всему с нуля? Она многое знает, но возможностей в местной медицине меньше. И к отсутствию привычных медицинских технологий нужно будет привыкнуть. Да тут даже лекарства нормально не ввести! Но шанс есть. Она сможет. Она сделает всё, чтобы выжить в этом мире. Гриша внимательно следил за Софи, ожидая взрыва в любой момент. Но она всё ещё сидела, не поднимая глаз и ровно дыша, без всхлипов. Когда он уже забеспокоился о ребёнке, она резко подняла голову. Глаза немного покраснели, но слёз не было. С какой-то дикой надеждой в глазах девочка задала ему один вопрос срывающимся от волнения голосом: — Господин Йегер, Вы знали меня раньше?