Мы некоторое время шли молча. Мимо пробегали люди, от разогретого за день асфальта исходил острый, не особенно приятный запах, который смешивался с чужим парфюмом и запахом еды, которую люди несли домой, превращаясь во что-то мерзкое, однако, после сегодняшних приключений, запах — последнее, о чем думалось. Ямамото шел рядом, не пытаясь заговорить. Я тоже боялась нарушить молчание и спровоцировать поток вопросов или какую-нибудь серьезную тему, хотя понимала, что ему, возможно, было бы лучше выговориться.
Бросив украдкой взгляд на своего спутника, я вздохнула. Он, конечно, пытался казаться беззаботным, но отстраненный взгляд и легкая морщинка между бровей говорили об обратном. Да, ситуация перестала быть такой давящей, но все еще угнетала. Похоже, у меня просто нет выбора.
— Так и будешь молчать? — сердито глядя на бейсболиста, спросила я.
— А? — он даже вздрогнул от моего вопроса, взгляд карамельных глаз из неведомой дали вернулся на меня, сфокусировался и, руку даю на отсечение, в глазах было удивление. — Я думал, ты не любишь, когда я много болтаю.
Не люблю — слабо сказано. Меня выбешивает болтливость этого придурка, когда он в своем обычном состоянии. Хотя, если рассудить здраво, то рейтинг моих неодобрений немного иной. По производимому шуму на первом месте Сасагава Рёхей. От его рёва мои уши разве что не кровоточат. Найти бы у него регулятор громкости, а еще лучше выключатель. На втором месте Гокудера. Вокальные данные послабее, чем у первого, но орет в разы чаще — психика вообще ни к черту. Ямамото вообще среди горластых нет, он стоит особняком, и его минус — информационный поток. Каждый раз удивляюсь странной логике его суждений и непробиваемому оптимизму. Хочется врезать и наорать, чтобы он хоть на минуту стал серьезнее. Хотя… сейчас мне, кажется, хочется обратного. Нет, врезать и наорать остается в силе, но теперь больше хочется увидеть его прежним идиотом.
— Я не люблю, когда ты болтаешь без дела, — уточнила я.
— Значит я могу… — он на мгновение задумался, формулируя, — задать тебе пару вопросов?
— Можешь. Но потрудись, чтобы они не были дурацкими! — кого я обманываю, сейчас будет шквал именно дурацких вопросов.
— Это будет сложно, — засмеялся он. — Боюсь, то, что меня интересует, тебя рассердит. Но я рискну!
Ох, кажется я погорячилась, давая добро на допрос. Надо как-то ограничить фантазию бейсбольного придурка, а то вместо того, чтобы порыдать на моем плече, он будет лезть ко мне в душу.
— Думай лучше. Я отвечу на три любых вопроса. Но только на три!
— Лааадно, — он протянул это как-то предвкушающе, будто у нас тут соревнование. — Тогда первый вопрос — почему ты сказала, что тебе не нужны друзья?
— Потому что они мне не нужны, — раздраженно ответила я, однако поймав его взгляд, сдалась и пояснила. — У меня были друзья, и они меня предали. Не хочу повторения. И дальше говорить на эту тему тоже не хочу.
— Вот как, — Ямамото замолчал на некоторое время, обдумывая мой ответ, дав мне тем самым передышку и возможность успокоить колотящееся сердце — ненавижу вспоминать об этом. — Прости, я не подумал. Тогда, может, расскажешь, какое у тебя хобби?
Вопрос был невинным, однако именно он был куда болезненнее, чем предыдущий. Ками-сама, вот как он умудряется каждый раз ударить по больному? И ладно бы со зла — я бы хоть наорать на него смогла с чистой совестью, так ведь говорит, просто не подумав, не представляя, что было у меня связано с этим «хобби». Но я ведь обещала. И надо уже научиться говорить об этом спокойно.
— Сейчас никакого. Раньше играла на гитаре, — вышло как-то даже слишком отстраненно, настолько равнодушно, что это заметил даже бейсболист, удивленно на меня посмотревший.
— Кажется, у меня не очень получается с вопросами, — смущенно засмеялся он, ероша волосы на затылке. — А мы, кстати, пришли. Это ресторанчик нашей семьи.
Мы остановились у традиционного здания, украшенного тканевыми вывесками. Я подняла голову, разглядывая строение. От него веяло уютом, но каким-то странным… не женским. Рациональная мужская строгость, однако при этом какая-то… родная? Похожие ощущения у меня возникали в раннем детстве, когда наигравшись за день с мамой, я встречала с работы отца. Нет, маму я любила, безусловно, но с отцом чувствовала какое-то внутреннее спокойствие, уверенность. Вот и сейчас, меня будто погладили по макушке широкой теплой ладонью. Я тряхнула головой, отгоняя свои эмоции. Совсем двинулась, дом у меня ассоциируется с отцом. Да ладно бы еще бабушкин, а то, смешно сказать, дом Ямамото!
— О, Такеши! Ты уже вернулся! — за нашими спинами вырос темноволосый мужчина, кажется, немногим старше моего отца.
Он был высок, темноволос, подтянут, в уголках глаз собрались мелкие морщинки, то ли от возраста, то ли от привычки улыбаться. Взгляд его обежал нас, застыл на мне, губы тут же растянулись в улыбке, и он на всю улицу провозгласил:
— Такеши, у тебя появилась подружка?! Так чего же ты не зовешь ее в дом?! Надо угостить гостью на славу!
От его громкого голоса я вздрогнула, перевела мрачный взгляд на Ямамото. Подружка? Ты мне за это ответишь еще, бейсбольный придурок! Однако вид у парня был такой, будто он ожидал, что я его изобью вот прямо здесь. И, кажется, он был так смущен поведением отца, что не стал бы даже сопротивляться. Уголки губ подрагивали в неестественной смущенной усмешке, глаза жмурились, а руки привычно лохматили волосы на затылке. Ладно, сегодня пощажу. И даже не потому, что у него сегодня такой унылый вид, а потому, что знаю — родители порою могут такое ляпнуть, что хочется сквозь землю провалиться. Ба, к примеру, Хибари называет «милый юноша, который подтягивает Сузу-тян по физкультуре».
— Ну же! Угостим девушку вкуснейшим тунцом! — улыбаясь предложил мужчина и одним движением запихнул нас с Ямамото внутрь помещения.
— Прости, Сузу-тян, нам придется немного потерпеть — отец, кажется, серьезно настроен, — все еще крайне смущенно произнес мой одноклассник, вырвав у меня вздох отчаяния.
— Ладно, — сдалась я, покорно усаживаясь на предложенное место и глядя, как суетится папаша Ямамото, что-то нарезая и сервируя.
Бейсболист устроился напротив меня, чуть настороженно косясь на своего родителя и, видимо, ожидая от него очередной родительской пакости. Отец игнорировал его напряженный взгляд и, кажется, пребывал в отличном расположении духа.
Спустя несколько минут передо мной поставили блюдо. Ох… я, признаться, немного запаниковала. Несмотря на то, что я могла теперь терпеть боль и дискомфорт в пальцах, мелкая моторика давалась мне все еще сложно. Но ведь нужно пробовать, да? Иначе как я восстановлю свои руки. Вздохнув, я поблагодарила отца Ямамото и неуверенно взяла в руки палочки. Ощущение было, как перед прыжком с утеса в море — и страшно, и хочется одновременно.
Вдохнув поглубже, как перед этим самым прыжком, я попыталась подцепить великолепную закуску. На полпути ко рту руки дрогнули, пальцы ослабли и вся эта невероятная вкусность рухнула обратно на тарелку, разваливаясь на две части. Сердце пропустило удар, а щеки тут же покраснели. Какой позор… Мне казалось, что те немногие посетители, которые присутствовали, осуждающе на меня смотрят. В душе зародилось раздражение. Зачем я на это вообще согласилась? Могла ведь просто уйти, нет, повела себя как идиотка!
Палочки в моих руках снова дрогнули, я сердито ткнула ими в раскрошенное угощение и… промахнулась. Ямамото утащил кусочек с моей тарелки за секунду до того, как я готова была вонзить в него палочки, окончательно нарушив этикет. Я моргнула, шокированно уставившись на довольно жующего брюнета. Кажется, у меня глаз начал подергиваться.
— Вкусно, — не скрывая смеха произнес он.
Он издевается, да? Я набрала побольше воздуха, намереваясь прекратить этот фарс. Не умею я быть обычной девушкой, не хочу смеяться и краснеть от его внимания, не умею выслушивать и поддерживать. Да пошло все! Я уже открыла рот, чтобы от души наорать на бейсбольного придурка, однако снова не успела — Ямамото ловко ухватил оставшийся кусочек и сунул мне в рот, едва задев своими палочками мои губы.
— Я же говорю, вкусно! Попробуй!
Нет, я, наверное, никогда его не пойму. Если бы не шок, бейсболист мог бы много нового о себе узнать из того списка слов, которые приличные девушки говорить не должны. Однако удача была явно на его стороне. Я закрыла рот, не имея возможности говорить и задумчиво заработала челюстями. И правда, вкусно. Отец Ямамото прекрасно готовил и не пожалел хороших продуктов. Напряжение как-то само начало отпускать. Бейсболист совершенно игнорировал тот факт, что мои руки все еще достаточно неловки и еда порою оказывается не там, куда я ее пытаюсь отправить. Кормить меня он больше не рискнул — оно и правильно, второй такой выходки я бы не простила, однако первая весьма удачно потушила мой приступ ярости. Сомневаюсь, что он такой хороший психолог, скорее действовал интуитивно.
Когда посетители стали расходиться, я окончательно расслабилась и перестала обращать внимание на то, что иногда промахиваюсь мимо кусочков пищи или роняю еду. Пожалуй, стало даже комфортнее, чем дома с ба. Бабушка, хотя и старалась скрывать эмоции, но каждый раз, когда у меня что-то не получалось, я замечала в ее глазах такую душевную муку, что самой тошно становилось. Знаю, она переживает за меня, но мне-то от этого не легче.
***
Домой Сузумэ провожали не с пустыми руками. Щедрый глава семейства наложил целую коробку вкуснейшей еды «за то, что Сузу-тян позаботилась о Такеши!» и для того, «чтобы выразить уважение твоей бабушке, которая смогла воспитать такую замечательную внучку!» Като озадаченно смотрела на презент, переводила взгляд черных, как бездна, глаз на мужчин семейства Ямамото и, кажется, пребывала в том состоянии, когда начинают сомневаться во вменяемости окружающих. Однако коробку она взяла, едва не уронив, но вовремя удобнее перехватив и оперев картонное дно о твердый изгиб локтя.
— Спасибо, Ямамото-сан. Я пойду, — девушка откинула назад прямые черные волосы, поправила ворот толстовки и, бросив быстрый взгляд на Такеши, покинула ресторанчик.
— Ты ей не поможешь? — отец удивленно посмотрел на сына, обычно его отпрыск вел себя с людьми куда более предупредительно.
— Нет. Сузу-тян сердится, когда ей пытаются помочь, — улыбнулся Такеши и его глаза наполнились теплом.
Мужчина некоторое время смотрел на сына, пряча улыбку. То, что ускользало от самого школьника, было ясно с первого взгляда его отцу. Однако он тактично промолчал, позволив своему отпрыску проводить взглядом фигуру девушки, которая вскоре скрылась за углом.
— Ну, я-то не Сузумэ-тян! — наконец подал голос хозяин заведения и ухмыльнулся, поймав удивленный взгляд сына. — Мне нужна помощь! Тебя ждет уборка столиков и посуда!
***
— Я дома! — я разулась, сунула коробку с угощением в руки вышедшей ба и направилась наверх, намереваясь хорошенько выспаться.
— А как же ужин? — бабушка обеспокоенно смотрела на меня снизу лестницы.
— Я перекусила в ресторане семьи одноклассника, — отмахнулась я, не замечая как по щеке моей старушки скатилась слезинка.
Мои слова были и впрямь удивительными — я не ела с другими людьми и в общественных заведениях с тех пор, как попала в аварию, стыдясь того, что мои руки слишком неловкие. Даже родителям не удалось справиться с моим страхом опозориться. Я сама не понимала, почему вдруг этот ужин с Ямамото прошел весьма непринужденно и у меня каждую минуту не возникало желание сбежать оттуда. Ну да ладно. Спишем на везение бейсбольного придурка Такеши. А сейчас спать. Что-то плохие у меня предчувствия относительно завтрашнего дня.
Предчувствия меня не обманули. Ночью ко мне пришло оно — то ощущение, что в комнате кто-то есть. Наученная опытом прежних недель, я подскочила, готовая бежать, однако это, по счастью, был не мой мучитель Хибари. Ками-самаааа… В дорамах и аниме к девушкам в спальню красавчики лезут, а ко мне то дети с криминальными наклонностями, то психи с тонфами. Где справедливость, а?!
— Чего тебе? Не мог с утра зайти? — сердито проворчала я, включая ночник и мрачно глядя на сидящего на стуле рядом с кроватью Реборна.
— У меня не было времени с тобой поговорить, — отмахнулся он. — Однако это не значит, что я о тебе забыл.
Вот утешил, так утешил. Заинтересованность Реборна мне всегда выходит боком. Что, интересно, на этот раз? Очередной тренировочный марафон? Да я сдохну быстрее, чем пройду его! Не обращая внимание на мое недовольство, ребенок устроился удобнее и продолжил пристально на меня смотреть.
— Я пришел поговорить о том, что ты почувствовала во время боя.
— Страх, — без колебаний призналась я. — Я, знаешь ли, не привыкла к психам с холодным оружием, а тот сумасшедший мужик был ну очень страшным!
— Я не об этом. Подумай. Вспомни. Я хочу знать, было ли что-то странное в тот день?
— Страннее патлатого психа с клинком? — я скептически посмотрела на Реборна, но он только кивнул.
Я вздохнула и задумалась. Что было странного? Страшно было — это факт. Ноги как ватные — еще один факт. Да будь моя воля, я бы свалила оттуда быстрее ветра! Но это ведь все не странно, все не то, что хочет от меня услышать мелкий интриган. Я снова вздохнула, прислушиваясь к биению своего сердца и успокаиваясь. Что меня напугало больше самого боя?
Звуки…
Точно. Ведь был момент, когда мне было почти плевать на сам бой, потому что все внутри меня вибрировало и готово было разнести тело на куски. Эта какофония звуков, от которой я все же потеряла сознание. Раньше я такого не испытывала. Нет, у меня всегда был хороший слух, а благодаря Хибари я даже шаги научилась различать и идентифицировать…
— Это, конечно, бред, но странными были звуки, — пришлось признаться мне и, клянусь, Реборн при этих словах довольно усмехнулся.
— Прекрасно. Я уже начал переживать, что твое тело только на физическом уровне воспринимало тренировки с Хибари…
— А на каком еще уровне я их должна была воспринимать?! — я перебила ребенка, настороженно глядя в его полуприкрытые шляпой глаза. Ох, терзают меня теперь подозрения по поводу этих тренировок и ситуации, в которую меня методично вляпывает этот тип, причем все глубже. — Ну-ка выкладывай все, паршивый макаронник!
— Успокойся. Я не делаю ничего такого, что тебе не пошло бы на пользу! — мой скептический взгляд был ему ответом. — У тебя обнаружился очень интересный дар, который можно развить в нечто весьма полезное. При должных усилиях.
— И на кой-черт мне этот дар? — нет, ты же не хочешь меня во что-то опасное втравить, правда? Хотя о чем я, конечно хочешь…
— Все узнаешь в свое время. Я пришел сказать, что доктор Шамал согласился на операцию, но ее дату пришлось перенести из-за непредвиденной ситуации. Это дело не касается тебя напрямую, но косвенно ты должна принять в нем участие, как группа поддержки Цунаеши. Ты помнишь наш уговор?
— Помню. Я поддержу Саваду, как договаривались, — мрачно кивнула я, ситуация мне не нравилась.
— Хорошо. Продолжим. В прошлом бою ты не сумела понять того, что я от тебя добивался. Ты не оказала помощь и это, пожалуй, от того, что некому было объяснить тебе детали. Что ж, в те десять дней, которые у нас есть до прибытия Варии, ты будешь учиться. Я нашел тебе превосходного учителя, — довольно изрек Реборн и поднялся со своего места. — Тренировки начнутся с завтрашнего утра. Готовься.
— Только не Хибари! — вырвалось у меня, что вызвало усмешку ребенка.
— Хранитель Облака будет занят на своей тренировке, так что можешь не опасаться его, однако я бы не сказал, что новый учитель будет лояльнее, — с этими словами он выпрыгнул в окно, оставив меня в полном отчаянии.
В половине пятого утра я уже сидела в комнате и грызла ногти, готовая, в случае чего, спешно валить на улицу. Однако ни в это время, ни в пять, ни в шесть, никто меня не побеспокоил. Обо мне забыли? Даже не знаю, что и думать. Выглянув в окно, я увидела промчавшегося с хлебом в зубах Цуну. А? Куда это его понесло в такую рань? И что за мужик стоит возле их дома? Нана-сан, конечно, собрала под своей крышей всех детей, которых привел Реборн, но мужиков там я раньше не видела.
Поймав мой пристальный взгляд, подозрительный тип махнул мне рукой, улыбаясь во все зубы. Что-то меня это напрягает… Он случаем не…
— Сузумэ-тян, спускайся, начнем наш урок! — всё так же улыбаясь произнес он, а я чуть из окна не выпала. Это мой учитель?!
Впрочем, большого выбора у меня не было, пришлось спуститься. Мужчина оказался неприлично высоким, я ему даже до плеча не доставала, приходилось все время задирать голову, отчего я начала чувствовать себя маленьким ребенком. Мерзкое ощущение.
— Какие у нас милые соседи! — умилился он. — Я отец Цунаеши! Савада Емицу.
— А? — не поверила я, глядя на типа с подозрением, хотя, стоит признать, общее между ними проглядывается. — И что мы будем делать?
Я побоялась, что этот мужчина впадет в пространные объяснения, однако он только улыбнулся заговорщически, подмигнул мне и, наклонившись ниже, будто кто-то мог нас подслушать, тихо произнес:
— Мы будем наблюдать, Сузу-тян!
