Его сердце больше не стучит быстро-быстро только при одном виде родного человека. Оно не ёкает, когда мужчина подходит и мягко целует его в губы. И уж точно не ухает вниз в смущающие и абсурдные ситуации. Рядом с Хранителем Облака сердце Савады Тсунаёши спокойно.
Теперь. Потому что идёт уже десятый год их отношений, и выученный каждый сантиметр чужого тела отныне приносит спокойствие и умиротворение, а не одно лишь волнение, когда двое находятся рядом. Саваде даже смешно вспоминать моменты, когда он стеснялся взять
Хибари-сана за руку, не говоря уже о взгляде глаза в глаза и тем, что последует после. Сейчас это казалось вымыслом прошлой жизни, что неизменно потонуло где-то в глубине воспоминаний.
«Люблю», — мягко шепчет Тсунаёши и щёки вовсе не покрываются румянцем, потому что это уже не открытие ни для кого, а
непреложная истина, которую, тем не менее, не надоедает слушать день ото дня год за годом. «Люблю», — повторяет Тсуна, наблюдая за спокойным лицом Хибари, пока тот подписывает какие-то документы, кажется связанные с Дисциплинарным Комитетом (который он до сих пор курирует). «Очень», — спустя некоторое время добавляет он и замечает, как глаза мужчины всё же отвлекаются от бумаг и медленно перемещают взгляд на его фигуру. И Савада уже даже не вспомнит, когда в последний раз смущался такого открытого и прямого взгляда
хищника, когда взгляд Хибари Кёи изменился и стал отражать не только ненависть или презрение, или когда его собственный взгляд стал спокойно блуждать по любимому лицу без тени стеснения.
— Чего тебе, — на выдохе произносит Кёя, понимая, что если Тсуна начал говорить, то уже не остановится, хотя обычно он не мешает работе.
— Ничего, — глупо улыбается он и продолжает с нежностью смотреть на Хранителя. — Просто воспоминания вдруг накатили.
— С чего вдруг? — удивлённо спрашивает Хибари, вновь что-то подписывая. — Подожди, — его лицо приобретает более строгий вид и он в мгновенье ока оказывается перед Вонголой, зло произнеся: — Ты же ничего не почувствовал своей гипер-интуицией?
— Нет, — также удивлённо отвечает мужчина, удивляясь такому выводу.
— Говори правду, — ещё больше злится Кёя и грубо хватает Тсунаёши за подбородок. — В прошлый раз ты в таком же настроении признавался в любви, а потом ушёл на войну с другой мафиозной семьёй в гордом одиночестве. Тебя еле откачали.
Тсуна на это грустно улыбается и мягко убирает руку любимого с лица, нежно поглаживая её, успокаивая. Это случилось вот уже три года назад, но не было ещё момента, когда Хранитель не вспоминал бы ему это, отчего долго не выпускал на другие миссии, не говоря уже об одиночных заданиях. Возможно, он тогда и совершил глупость, но никто не убедит его в том, что этого можно было избежать.
Дечимо всё также не может рисковать своей семьёй. Дечимо всё также не может рисковать своими Хранителями. Дечимо всё также не может рисковать своим хищником. Дечимо всё такой же идиот.
— Всё в порядке, — вновь переходит на шёпот Савада. — Просто мне приснился сон. Про среднюю школу. Как же это было давно. Даже не верится, что столько всего изменилось. Это точно всё произошло за одну жизнь? Это точно всё произошло за каких-то десять лет?
— Идиот, — вновь выдыхает Хибари от осознания, что недавний ужас не повторится. Торчать сутками в больнице возле кровати, где лежит родной человек и даже не может самостоятельно дышать, очень выматывает нервы и психику. Не шло речи о выполнении каких-либо заданий, пока
зверёк находится в коме.
Ни о чём не шло речи, пока Тсуна не открыл глаза. — Всё такой же идиот.
На это заявление Тсунаёши даже чуть посмеивается, потому что излюбленное «идиот» стало единственным ругательством в его сторону и только в зависимости от тона могло приобретать разную степень оскорбления.
— Знаю, — отвечает он. —
Хибари-сан десять лет назад мог и забить до смерти за такие размышления.
—
Травоядное десять лет назад, — передразнивает Кёя, — мог быстро убежать отсюда, лопоча извинения.
— И правда, — кивает Тсуна и вспоминает, как начались их отношения. — И кажется, что прошло полжизни.
— Ты не успокоишься, да? Зачем вспоминать начало, когда ещё не видно конца. Идиот.
— Чтобы в большей мере насладиться моментом? — скорее утверждает Вонгола, но всё же делает вопросительную интонацию.
— И как ты хочешь им насладиться, — ехидно улыбается Хранитель и вновь садится за письменный стол.
— На улице весна, — мечтательно произносит он. — Можно выбраться куда-нибудь вдвоём и отдохнуть пару дней.
— В прошлый раз, когда мы уехали на Окинаву, от особняка не осталось даже фундамента, а о выполнении миссий и вовсе забыли, не вспоминая уже о том, чтобы следить за работой производств и торговых центров.
— Когда это было! Целых пять лет назад! Пять, Кёя! — насупился мужчина. — Мы не брали даже маленького отпуска уже так долго. Гокудера-кун и Ямамото регулярно берут выходные, Мукуро исчезает сразу после выполнения миссии, Старший Брат иногда уезжает в родной город с Киоко-чан, а Ламбо каждый сезон наведывается к моей маме в компании И-пин. Только мы вынуждены сидеть в этой клетке! — всё больше возмущался Савада и в конце выпалил. — Надоело!
— Если ты хочешь, можем выйти в сад, — не мог удержаться от комментария Хибари.
— Поехали в Намимори, — также мечтательно продолжает Савада. — Ах, нет! Постой! — притворно восклицает он и вытаскивает из кармана два билета на самолёт. — У нас нет выбора.
Хранитель, несомненно, удивляется такому повороту: Тсунаёши шёл к этому вопросу долго, сравнивая с началом разговора, но теперь была понятна общая причина поступков. И сердце окончательно успокоилось.
— Ты знаешь, что я могу просто вернуть их. Но, видимо, уже всё продумано?
— Ты прав, — усмехается Тсуна. — Все остальные Хранители также уже знают об этом. Гокудера-кун возвращается в Италию завтра утром, а остальные будут ещё на задании до того, как мы приедем. Это всего лишь на неделю. На большее ты не согласишься, верно?
— Значит, он будет отвечать за документы и возможные встречи? А как же годовалый ребёнок.
— Хару недельку и потерпит, — мужчина надувает щёки, не слыша положительного ответа.
— Вао, — улыбается Хибари. — Кто-то научился ставить свои интересы выше других? И полвека не прошло. Или действительно так работа вымотала?
— Она меня вымотала ещё когда и не началась эта эпопея с наследованием, что уж говорить теперь, — выдыхает он и с ужасом вспоминает давнишние бои за право наследования воли Примо.
Кёя на секунду прикрывает глаза и делает еле заметный кивок, давая свободу действий
нелепому Боссу.
— Наконец! — тут же вспыхивает Тсунаёши и мигом покидает кабинет, чтобы успеть собрать чемоданы.
А Хранитель Облака в очередной раз тяжко выдыхает и невольно вспоминает их первый
не мафиозный разговор и чуть улыбается. Тогда от Савады было не дождаться такой смелости.
***
— Тсуна! — тут же зовёт Ямамото, как только звенит звонок с последнего урока. — Отец сегодня приглашает нас поесть суши. Идём?
К ним тем временем уже подходит Гокудера, собрав все вещи в школьную сумку, ожидая вердикта Десятого.
— Идите вперёд, Ямамото, — чуть нервно произносит он. — Мне ещё нужно кое-что сделать. Встретимся уже там.
— Что-то случилось, Джудайме? Вам помочь?
— Спасибо, Гокудера-кун. Я должен сделать это сам.
Он медленно идёт по длинному коридору, будто на казнь и всё вертит в руках белый лист, где с одной стороны он чист, а с другой написано только «Луна прекрасна»*. Щеки залиты густым румянцем от мыслей, как он должен это произнести.
На самом деле, вначале Савада планировал оставить лист в кабинете Дисциплинарного Комитета на столе Хибари, а потом всё чаще возвращался к мнению о том, что такой человек, как он даже не посмотрит на содержимое и просто забьёт до смерти того человека, который посмел так нагло врываться в его кабинет да ещё и «мусорить». И всё же Тсунаёши надеялся, что может оставить послание, пока кабинет будет пустовать, а потом пропустит пару дней учёбы, чтобы уж точно не нарваться на гнев Хранителя.
Поворачивая направо, он уже видел дверь Комитета и с ужасом заметил, как рядом стоит Хибари, рассматривая доску объявлений, которая с началом учебного года начала пестрить приглашениями вступить в клуб. Тсуна рефлекторно сделал шаг назад, но мистическим образом споткнулся и с громким звуком плюхнулся на пол, сетуя на проделки своей неуклюжести. Кёя тут же обратил внимание на нарушителя и с немым укором взирал на травоядное, который медленно поднялся и неловко почесал затылок.
Он продолжал сдерживать внутреннюю злость, так как сегодня был прекрасный день, и не хотелось портить всё из-за одного неуклюжего создания.
— Чего тебе? — спрашивает он, понимая, что Савада никуда не спешит и продолжает мяться на месте.
— Я-я!.. — тут же заикается парень и прикусывает кончик языка от своей неуверенности. Ему было ужасно стыдно за дрожь в голосе и собственную неуверенность, ведь Хранитель Облака ценил только силу. — Я-я х-хотел…
— Зверёк, — начинает подросток, понимая, что собеседник так просто не уйдёт, — скажи всё чётко или уходи.
Однако выполнить этот приказ было отнюдь не просто. Тсунаёши едва ли удалось сказать «Я хотел вам кое-что сказать, Хибари-сан» спустя десять минут. После чего его нервов уже ни на что не хватило, и он с красными от смущения щеками вручил Кёе лист и убежал прочь со словами:
— Только не бейте!
— Что это было? — сам у себя спрашивает он и обращает внимание на чистый лист бумаги. С сомнением оглядев его, он замечает на другой стороне старательно выведенные иероглифы, написанные чуть ли не каллиграфически. Кёя даже усмехается этому, представляя, как тот до этого испортил кучу бумаги на неудачные попытки. И только потом вчитывается и осознаёт значение несказанного.
***
Хранителю потом пришлось около часа искать Саваду, чтобы тот сам признался во всём. Сам же он при нём на чистой стороне листа написал то же самое, давая время всё осознать чуду напротив.
«Да», — подтверждает собственные мысли Хибари. — «От него даже нормального признания нельзя было дождаться».
— Кёя! — выкрикивает Тсуна и с громким хлопком двери о стену заходит в комнату. — Я собрал чемоданы. Поехали.
— Какой шумный, — усмехается мужчина. — Хорошо, только переоденусь.
— Люблю, — вновь повторяет Тсунаёши просто так и добавляет. — Спасибо.
— Не забывай, — Хранитель вновь подходит к Саваде и ласково приподнимает лицо, чтобы поцеловать. — Я тоже люблю тебя.
