не зеркальный шар

Одна секунда до взрыва. Девчонка. Мерзкая сука. Как она смеет взирать так — ах, бл! — п р е з р и т е л ь н о Жалеть и извиняться лишь взглядом Так, игнорируя, проходить мимо, а когда Сакура намеренно выскакивает вперёд, заглядывая в разводы бензина, спичкой мыслями вспыхивает — Ами полуоборачивается, передает тетрадку какой-то девчонке. Ами что-то Сакуре говорит, губы шевелятся, а она слышит то-ли какофонию, то-ли белый шум Это пламя пылает искромётно. Мысли — Ами первая, из тридцати. Ами первая, и этим всё сказано. Первый равен победителю, а победителей не судят. Логика простая, да только Сакуре умозаключение ни о чем не говорит. Лёгкие пути не для неё. Мысли о пожарах, ожогах. Шаг — они остаются в классе одни. Ещё один — Сакура не кричит от вопиющего гнева. Жилы без огня. Идеальное чувство. — Из нас жалеть будешь лишь ты одна. Третий — Ами отступает. Теряет контроль. — Не обвиняй меня. Это моё место! Я его заслужила. И глаза большие, и высокие тона голоса, всё меркнет для Сакуры. Ведь Ами спиной прижата к стене. Попытка провалена, лидер определён. Вдох-выдох Ами дышит торопливо. Пульс учащается. Горло сушит, хочется многое сказать, однако ни звука не вырывается, будто удушье невидимой руки. А потом... Потом она дрожит под дикостью зелени глаз, словно джунгли, полные хищников. Жарко. Слишком горячо. Немочь оторвать глаз от малявки перед ней. Чувства обострены. Сакура чуть пальцем задевает Ами, а той кажется, будто это само пламя. Рефлекторно одергивается тело. И чувство жжения по всюду. С-с-с

С-сбой системы.

А потом Ами трясёт, в судорожном приступе, Сакура держит ее за плечи. — Ами. Ами? Застывает стекляшкой, вскоре отключается. Ами У Сакуры руки дрожат. Ами У Сакуры ноги слабеют. Желудок скручивает спазмом, тошноты ком подбирается к горлу. Ами. Ами. Ами. — Ну пожалуйста очнись... Ну пожалуйста.. пожалуйста. Слёзы хлыщут, сопли, слюни. Истерика. Паника. Страх. Она не убийца. Не убийца же? — Ами.. я-я не хотела. Я не знала, что так будет. Последний рывок. Падение. Дно. Сакура бьёт по щекам девчонку в отключке, та не реагирует. Лежит на полу в судороге. Нелёгкие пути имеют свои последствия.

***

Почему-то стоять перед ним в спарринге кажется ей неправильным. Неправильным нечто, которое приведёт ками знает куда (главное приведёт куда-то, а не оставит с пустотой один на один). Неправильным, как и их знакомство. Грёбаное дежавю. Киба по-доброму подруге усмехается, со стороны виднее. Гладит щенка Акамару, спящего в его руках. Он своё испытание уж отмотал, а Сакура вот-вот начнёт. Почему-то стоять перед ним и нервно подрагивать кажется ей правильным. Разум говорит: он неопасен. Что убогий сирота может ей сделать? Сердце сокращается чаще, а Сакура плечи распрямляет. Для поднятия себестоимости. Взирает уверенно, с вызовом напротив тусклого голубого. Поклон. Уважение — штука важная. Меж ними мнимое. Три. Он ведёт бой. Голые инстинкты: уворот-поворот. Кончики волос двойственного цвета чуть задевают — щекочут. Два. Руки-схлетски, а ничья победа не нравится никому. И резкое вхождение в поток: кто раньше нанесет удар. Один. Удар. Кулак проезжается вдоль его челюсти. Удар — полу-шаг Удар — полу-стон Сбитое дыхание и внутренние часы. Его волосы напоминают мамины, но маски, определенно, чужие. Мальчик с кучей масок. И молоком. И ужасным оранжевым с примесью черного. Напоминает ржавчину. — Мам, ржавчина такая уродская! — возмущается малютка, топая ножкой. — Ты полюбишь ржавчину, милая. Мы все через это проходили. — тепло ей улыбается мама, рукой прижимает к себе ближе, и малютка касается щекой ткани ее брючного костюма. Растянутая футболка — некрасиво, под прицелом жирные пятна — отвратительно. И когда он падает озимь, Сакура нависает сверху, что-то в его глазках, таких прозрачных как наичистейшее небо, меняется на миг. А Сакура подмечает. Понимание придёт позже. Тут же жмурится обречённо так, словно Сакура приставляет к горлу его кунай — трусишка. Или прячется? — Победила Сакура Харуно. Объявляет Ирука-сенсей, а Н-а-а-а-руто реагируя, открывает глазки, глядит по-злому. Сакуре злость его видится притянутой за уши, смешно-знакомой; она подаёт ладонь, ожидая принятия и, конечно, он ее не принимает. — Победа это всё, что имеет значение. Не так ли? Уходит с полигона, а позади Наруто сжимает челюсть аж зубы скрипят, Киба подаёт Сакуре ее кофту. Под ладошками мягкая шёрстка щенка, спокойно и тепло (не так, как от солнца, с одним она уже столкнулась), странность-тревога утекает сквозь пальцы. Почему-то спину продолжает жечь. Самое удивительное — познакомятся они в библиотеке, когда будут искать среди старья крупицы понимания. — Ру-у-уто? — читает девочка кандзи с бейджа, посматривая на мелкого блондина. — Наруто! — выпячивает нижнюю губу мальчик, хотя сам-то имя на ее бейдже прочесть не может. — Как та штучка в рамёне? — Ага. — Будешь Руто. — утверждает Сакура, раскладывая книгу и свитки. — Чё это? — хмурится Наруто. — Похоже на цветок рута, такой же жёлтый. — и Сакура указывает на его жёлтую футболку. — А покажешь? — А покажу! — она достает из сумки фото с цветочками, показывает ему. — Они же простецкие, даттебаё! — Ну и ты не высокородный Хьюга. — Высокород.. — не договаривает мальчик. Ещё горячий свежеприготовленный хлеб запивают молоком, библиотека пуста, пол прохладнее, а шарф сирени цвета рядом с красным. За окнами снег, медленно опускающиеся сумерки, да играющее радио, оставленное библиотекаршей.

Зима, зима

Я насквозь таки промёрз

Забыл, не знал

Я в любовь таки упал

Как снег в ладонь, как снег в ладонь

Как снег в ладони таю

Встречаются каждый день, разглядывая картинки разных стран: пустынной Суны, горной Цучи, лесной Мизу; мечтают о подвигах и обсуждают что круче: нин или тай (пока не определяют). Весной их обоих зачисляют в академию. Руто, довольный собой, карточкой водит у Сакуры перед лицом. Класс А. Много чакры. Фамилия Узумаки. Она где-то ее встречала. Сакура свою карточку показывает тоже, гордости, правда, мало. Хотелось лучше. Но лучше не хотелось быть в Сакуриных ручках. Руто улыбается дружественно, она же видит только жалость. Решено: им больше не по пути. И Сакура уходит, а персиковое платье развевается на ветру. С того дня они видятся всё реже и реже (Руто пытается всё вернуть). Июнь снова сталкивает, не лбами, но взглядами и приходится терпеть. Парный проект: история печатей фуин. О, сколько же в этой теме Узумаки! Узумаки. Узумаки. Аловолосые дьяволы. Вертиго Сакуры устраивает взрывы под черепом. Прав тот, кто говорил, что гордость это кость, не дающая шее согнуться. Сакура оставляет Наруто делать проект практически самому, и очень удивляется, когда получает 75 баллов. Всегда в академии шебутной ветерок, невинно-чистый, кожу сушит. Если б его звуком определять, то обязательно ветер в полях, шелест колосьев пшеницы. Конец сентября — очередное сочинение, подумай, где бы хотел оказаться, когда мир рухнет? Сакура картинку в голове видит светлую: бежать сквозь поле, чтобы ветер развевал подол платья. Ярко-алого, как цветущий мак, и искать пристанище. Небо будет взрываться огнями, гарью вонять, вверх поднимется смог. Тошнотворный, ядовитый— В классе приятный аромат космей из сумки Саске. Оранжевое нечто показывает Ируке-сенсею лягушку. — Дурак что-ли? — вырывается у Сакуры, сидящей за первой партой. Морщится. — Она же погибнуть может. Сегодня жарко. — Тебе жалко лягушку? Так эт ты дура! Оранжевое нечто — Сакура ничего против этого цвета не имеет, он теплый и солнечный — представляет собой энергетического вампира, которому данный цвет как воспалённый прыщ, не подходит и в целом портит впечатление.

на листке описывает не так.

Садится в итоге к ней, от него морозит, и звуки напоминают шторм. Почерк у Наруто мелкий, аккуратный, конспекты лекций краткие и схематичные. Сакура пишет размашисто, крупно, со всеми подробностями. Тошнит, давит желчь, черты его дикие-дикие замечает, ощущение загнанности в угол. Сакура это ощущение каждый раз откидывает легко. Почему-то сейчас не получается. Наруто изменяется со времени спарринга, будто солнце светит ярче, ослепляет, и тому, кто подлетит слишком близко крылья спалит. — Наруто, — она впервые зовёт его по имени, он резко поворачивается к ней, взгляд у него какой-то мрачный. — Не приноси больше лягушек, пожалуйста. — она запоминает медленно смягчающее лицо и удовольствие именно оно искажает черты. — Не приноси никого. — А чё, малютка Сакура разве испугалась? — Это не смешно. — Ты шиноби. Убийца. Называй, как хочешь. Ты ведь сама выбрала этот путь? Так выбери отступать или продолжать до конца.

***

Волдырям впору лопаться — чужой взрыв задевает и ее. Девочку, что просто оказывается не в том месте, не в то время. Сакура ничего не может сказать — застревает, перекручивает, вспоминает. За что она бьётся? Мальчику с кучей масок до её проблем с высокой колокольни — его бы самого не раскрыл кто. Оставляет семечко раздора, а сам будто и не при делах. Наруто с ней больше не разговаривает. А Сакуре обидно: как он это понял раньше неё, и как ее разгадал ничейный. За что она бьётся — сама ведь дура решает Сама просит маму о поступлении, сама истерит, сама прилагает столько усилий. Молвят: куда тебе? Здесь борьба не на жизнь — на смерть. Выстоишь? Не сломаешься? И верится в иерархию. Это ей нужно выжить, сперва, а после стремиться к вершине. Это ей нужно постараться не стать обычным пушечным мясом.

***

Заканчивается февраль, слишком теплый в этом году, и совсем не скачкообразный. На руках последние тесты, табель успеваемости, и невесёлые 52 балла за проект.

«Тайдзюцу: 7-я из 30 человек (рейтинг по классу); 21-я из 90 человек (рейтинг в академии). Ниндзюцу: 30-я из 30 человек (рейтинг по классу); 90-я из 90 человек (рейтинг в академии). Личные качества: 1-я из 30 человек (рейтинг по классу); 3-я из 90 человек (рейтинг в академии). Работа в команде: 14-я из 30 человек (рейтинг по классу); 32-я из 90 человек (рейтинг в академии). Стратегия: 20-я из 30 человек (рейтинг по классу); 48-я из 90 человек (рейтинг в академии).»

Сакура недовольно фыркает, показывает лист Кибе, тот виновато опускает голову вниз. — Как лидер я не удалась, — серьезно она вещает другу, — впрочем, ничего удивительного. — Это же совместная работа. Ты не виновата. — Акамару гавкает, будто поддакивает. — Нет. Не виновата, но что я за лидер, если не смогла соединить команду? — Они сами не хотели. Ты не могла их заставлять. Она сминает листок, бросает в коридоре. Единственное, что в ней лучшее — личные качества, не большой повод для гордости. Киба угощает брусничным соком да шоколадным тортом. Шоколадный торт лучшее утешение, когда рушатся мечты. Лучше глупых иллюзий. Дома она заходит в пыльную комнату, где хранится всякое старьё, вытаскивает полотно и краску. Лето — зима Меньше месяца до следующего дня рождения. Нити крепки. Вытаскивает зелёное недоделанное кимоно, для хаори сгодится. Сейчас бы послушать медленную речь старика Кахиро и песни его заунывные, и рассказы о прошлом бабушки. Скучает. Как же она по ним скучает. И всё же: за что она бьётся? Ответ равнозначный — за себя.

***

Она перед Хокаге, волнуется до разрыва аорты. Его сморщенное лицо, проницательные глаза, дымящая трубка. — Харуно Сакура, верно? Сакура с трудом сдерживает позывы к кашлю. Сидит на стуле, ногти спрятав в кулаки, расчёсывает вокруг них кожу. — Да, — отвечает замедленно, в горле пересыхает. Старик в кабинете Хокаге не один: другой пристально девочку разглядывает. Сакура насторожена, ощущение, будто окатывают ледяной водой. — Такое сильное гендзюцу, — тарабанит старик кончиками пальцев по столу, — Практиковалась ранее? — Нет, — брови поднимает, губы поджимает. Не верит, что способна на такое. — Только звуковое на себе. Хокаге раскладывает табель ее оценок, быстро пробегается по списку. — Оценки неплохие. Гендзюцу у вас ещё не начиналось? — Пару лекций было, — волнение по немногу сходит на нет. Раздается стук, входит в кабинет парень. Черный налаженный брючный костюм, высокий такой, красивый. Фантомно ноет челюсть у Сакуры, как при воспалённой зубе. — Негоже такому таланту пропадать, — хмыкает Хокаге. — Это твой учитель по гендзюцу, познакомься, Сакура. — Акиниши Хигаши. — голос у "учителя" неимоверно безэмоционален. Сакуре не нравится. Они вместе покидают кабинет. — Талантливые эти Харуно... Слышит Сакура позади, учитель крепко захлопывает дверь. В мыслях одно: чё? — Эй, учитель, — вдруг веселеет Сакура,— а скажете какими кандзи пишется? Он подаёт ей бейдж из библиотеки, чуть помятый и выцветший. — Ясно-о-о, — тянет Сакура, если честно, не понимая значения: Красный запад и восток — несовместимо. — А Вашим сокомандником случайно не был Хисока? — Допустим, был. А ты откуда знаешь, малявка? Сакура аж поперхнется слюной (серьезно, чё все заладили! ну худая, но не малявка). — Значит, да. А мы в больнице летом познакомились. — Понятно, — и Хигаши вздыхает так тяжко. — Встретимся завтра в девять утра. И не опаздывать! Сейчас мне некогда.

***

Хисока обнимает подушку, сидя на диване, пока по телевизору фоном болтает какая-то телепередача. Две кружки от чая: одна пуста, другая лишь наполовину. Чёрно-белый котенок рядом с Сакурой лежит, оба спят. Бессонница Хисоки когда-нибудь выйдет ему боком, а пока все относительно в порядке, его это не беспокоит. Сакура ему всё-всё рассказывает: он оказывается прав. Не приняли и не примут. Принятие прежде всего от самого себя должно идти. Стук. Ночной гость — биджева ледышка Хигаши, апатичен, ноль реакции на спящую у бывшего сокомандника "ученицу". Фото того рыжего пацана смотрит на Хисоку словно приступом стенокардии. Ржавые клинья и его мерзкие достоинства. Цена. Неимоверно высокая. Возраст. Ублюдку лишь десять.