show me how you make that

тэхен лежал на кровати и смотрел на грязно-белый потолок, ощущая давящую боль посередине грудной клетки. в горле уже почти сформировался привычный ком, и точно по прямой мышце бедра пробежали мурашки. теперь как по накатанной идёт лёгкий жар, за ним озноб и слабое головокружение. тэхен закрывает глаза, в надежде хоть немного устаканить сбившееся дыхание, но снова открывает, потому что он знает, что долбаная экстрасистолия сама собой на кудыкину гору не уйдёт. приходится ждать. вместо головы ощущался шар для боулинга, которым размахивают и со всей дури ударяют о деревянный пол. голова тэхена катится, катится и стукается об изголовье кровати. на этот раз сознание по-тихоньку возвращается. перед тэхеном уже не размытое ничего, а его старый стол, на котором одиноко лежат письма от родителей и пара ручек. верхние веки сами собой опускаются на нижние и без какого-либо энтузиазма поднимаются снова. тэхен лениво моргает и рассматривает свою руку: тонкая бледная аристократическая ручка с длинными пальцами и вздутыми венами, цвета сиреневого или лилового. тэхен приложил три подушечки пальцев к той части лучевидной кости, что находилась ближе к кисти и попытался нащупать пульс. он не умел этого делать раньше, не может и сейчас. а может пульса вовсе и нет? и тэхен всю свою жизнь в тщетных попытках пытается отыскать хоть малейший толчок сердца, отдающийся где-то глубоко в сосудах? и все эти попытки были просто зря? конечно, он мог нащупать заветный стук где-то в области сонной артерии, но на руке хоть убей не мог. но лучше бы пульса не было нигде. ни в руке, ни в сонной, ни в височной артериях. нигде. тогда было бы куда лучше. но пульс у тэхена, хоть и слабенький, но есть, и то, что он не мог нащупать собственное сердцебиение — не оправдание для прогула университета. тэхен медленно встал с кровати, натянул какие-то носки, скорее всего не его, но что есть, то есть, поверх них застегнул кожаные берцы, накинул серое пальто, псевдотеплый шарф, так, для иллюзии, и вышел из квартиры. в подъезде как всегда пахло какой-то домашней едой и кошачьей мочой. было темно и тэхену пришлось светить телефоном, чтобы закрыть дверь. краем уха он уловил ритмичные звуки капающей воды, пылесос и телевизор. развязно спустился по бесконечной бетонной лестнице и вышел в свет. на этот раз шёл мерзкий дождь. в голове у тэхена существует два типа дождя: мерзкий и приятный. приятный — это ливень, косой, грозовой, грибной — да какой угодно дождь, только не моросящий. тут ты хотя бы понимаешь — пиздец тебе или нет. а когда моросящий, он же мерзкий, — ты не понимаешь, что тебе делать. он вроде идёт, а вроде и нет. и эту неопределенность тэхен ненавидел больше всего в жизни. и не только в дожде. войдя в аудиторию, первое, что он увидел — смотрящая на него во все глаза, по уши влюбленная одногруппница с брекетами в зубах, густой жирной косой и стопкой конспектов на столе — хон чи. хон чи являлась выдающейся студенткой их вуза и могла бы уже давно закончить университет, но каждый божий год она специально заваливала экзамены, чтобы оставаться в группе с тэхеном. хон чи постоянно хвасталась своим «подружкам», что ким тэхен очень ценит ее жертвы и, мол, скоро он оттает и они будут вместе: она закончит за него институт, они поженятся и будут жить хэппили эвер афтер. но, к слову, тэхену эти «жертвы» нафиг не сдались, и он старался делать вид, что никого кроме него, учителя и предмета в этой аудитории больше нет. как-то учил, как-то сдавал, вот до сих пор держится на плаву. в принципе, такой расклад его устраивал. тэхен сел за первое попавшееся место, рядом с которым никого не было, надел наушники и открыл книгу. наушники — барьер между реальным миром и миром тэхена. он надевает наушники, но не подключает музыку, таким образом изолируясь от каких-то особо слышных звуков. на самом деле, пустые наушники почти не перекрывали гул одногруппников, все больше напоминающих рой диких пчел, но в этом и заключалось самовнушение. тэхен мысленно говорил себе, что с наушниками он никого не слышит. стоит их снять — жизнь снова дерьмо. его цель — показать, что он на паре. всё. один раз в начале семестра сходил, показал, что еще не сдох, и ушёл в отрыв до экзаменов. так он планировал сделать и в этот раз. заметив изучающий взгляд старосты и, прости господи, хон чи, которая раздевала его своими суперузкими глазами, тэхен мысленно обрадовался и уткнулся носом в книгу. сейчас, как и всегда в начале года, зайдёт декан с преподом, скажет, мол, рад вас видеть, все вы станете ровно никем после выпуска, но вы же знаете, что если спросят, то вы элита молодежи и пример для подражания, всех благ и тому подобная чушь. так что лучше почитать оскара уальда, но все шло ровно по плану, пока не зашел преподаватель. это был не тот полудохлый профессор хонг, что вел у них социологию весь прошлый год. в аудиторию, в сопровождении полной тишины и шушукающихся одногруппниц, вошел молодой юноша, лет двадцати пяти, в костюме, при параде. волосы, цвета вороного крыла, какой-то убийственный и в то же время похотливый взгляд, немного поджатые губы и просто уничтожающая, как бомба, энергетика, исходящая от него, типа «я есть секс всего мира и вы можете называть меня сэмпай». — здравствуйте, — представился юноша, поправляя галстук и облизывая верхнюю губу, — меня зовут ким чонгук, — он резко поставил портфель на стул и скрестил руки на груди, проводя испепеляющим взглядом по каждому сидящему в аудитории человеку, отчего те просто застыли, будто время остановилось. оглядев всех студентов, сверлящий взгляд мистера кима остановился на тэхене, который совсем спокойно сидел на месте, глядя на него в ответ, — я ваш новый преподователь по социологии, — закончил ким чонгук, делая глубокий выдох. вместе с ним выдохнула вся аудитория. и только тэхен сидел и пялился на нового учителя. тот смотрел в него в ответ, выворачивая тэхена наизнанку, изучая все его ходы и тайны. тэхен наконец опустил взгляд и снова уткнулся в стихотворение theoretikos. больше он ни разу не взглянул на преподавателя. как только этот бред закончился, тэхен пулей полетел в сторону выхода, изо всех сил стараясь не встретиться с чонгуком, но как только его нога поднялась, готовясь сделать шаг за порог аудитории, его резко потянули за капюшон назад. грёбанная хон чи. ну что тебе еще надо? — тэхен, — начала она, расплевывая всю слюну из своего огромного рта прямо на тэхена, — может пойдем в кофейню? у меня есть скидочные купоны, — она попыталась мило улыбнуться, но это скорее было похоже на оскал долбаной табаки — гиены из «маугли». — я сегодня занят немного, — начал отнекиваться тэхен, не желая вступать в разговор, — давай в следующий раз? — он заставил себя улыбнуться, чтобы хон чи наконец отвалила. та, с тем самым оскалом быстро выкинула что-то типа «да, конечно» и ускакала, шевеля толстыми булками. тэхен даже и не заметил, что пока он болтал с хон чи, вся группа уже вышла из аудитории, и в ней остался только преподаватель ким чонгук. тэхен со скоростью света направился в сторону выхода, как его мигом развернули сильные руки ким чонгука, и его ледяной, но в то же время такой обжигающий, взгляд пронзил бедного тэхена, который и так уже взмок. чонгук глядел прямо в тэхена. не в глаза, не на губы, не куда-то еще, а прямо в него. внутрь. глядел так, что у тэхена окоченели пальцы на руках и он на секунду перестал дышать от страха. — ну же, тэ-тэ, — сказал мистер ким, ухмыляясь, — ты не рад видеть своего хена? — он рассмеялся и слегка отстранился. от этого психически-истерического смеха тэхен чуть не насрал в штаны. он не видел чонгука около десяти лет. для тэхена это были лучшие десять лет в его жизни, потому что «чонгук, какой ты молодец!», «гуки, снова медаль?» и «бери пример с брата, тэхен», «тэхен, сколько можно повторять…» и далее шел перечень из бесконечных косяков тэхена, растянувшийся, казалось, на всю длину сраного нулевого меридиана. — очень рад, — искусственно улыбнулся тэхен, разворачиваясь и уходя как можно дальше от этого проклятого места. мерзкая морось всё ещё не закончилась, и тэхен смирился с тем, что дождь поливает его голову, тело и душу. он был готов полностью закопаться, увязть, утонуть в этой грязи, лишь бы только стать хоть чуточку счастливее. "за что, боже?" - подумал тэхен, рассекая лужу ботинком, подобно кораблю в море.