Биполярное явление

      Вся история началась в 1996 году. И нет, он известен не только благодаря рождению дочери у Мадонны и женитьбе Майкла Джексона на Дебби Роу. Тогда прославившаяся своими книгами адвентистка церкви Седьмого Дня Эллен Уайт напророчила всем континентам войну и стихийные бедствия.       «Мы увидим проблемы со всех сторон.…Тогда будет мор, чума и голод».       17 Января более 6400 человек погибли в результате мощного землетрясения, произошедшего в японском городке Кобе, а 28 мая землетрясение уничтожило Сахалинский посёлок Нефтегорск. В 1996 году, 7 февраля, случилась «Катастрофа Боинг-757» у побережья Доминиканской Республики. А 3 сентября США нанесло ракетный удар по Ираку. И именно в эти кровожадные времена, требующие мер, «посчастливилось» из чрева ещё молодой матери появиться Форсайту Педнлтону Джонсу III на свет. Его первый крик, означающий, что он не мертв. И в миг очередная ядерная боеголовка обрушилась на землю и унесла за собой тысячи душ.       Чёрные тени листвы бальзамических деревьев падали на лицо Джагхеда, делая его более уставшим и потрепанным жизнью в этот солнечный день. Он не любил это место, но всё равно каждый раз, как верный и преданный пес, возвращался к нему. Это навевало потерянные воспоминания ещё из детства, когда Джонс беззаботно покупал себе мороженое с тремя разноцветными шариками и всегда делился им с Арчи, а пустяковые ссоры случались только в конце безмятежного месяца. И почему-то всё куда-то улетучилось, даже клятвы о вечной дружбе. Теперь каждый — отдельная и независимая частичка общества, а не заветное «трио» по поиску приключений.       Джаг боялся, что этот момент развала и откровенной неподлинности чувств, так красочно описываемый в книге Оскара Уайльда «Настоящий друг», когда-нибудь настигнет и их. Но он знал, что этого было не избежать. И нет, он не страдает фатализмом. Просто всё вело к неотвратимому раздору, к той самой червоточине на дне реки Свитуотер, где был найдены труп Джейсон Блоссома и крупинки сомнения, уже тогда поселившиеся в его сердце и разъедающие кислотой металлическую доверчивость. Ещё тогда он не поверил Эндрюсу и его пассии — Джеральдин Гранди, ведь пистолет, запечатанный в коробке и найденный в её автомобиле, уже говорил о многом.       И теперь его образ предстает перед нами, как скитающийся по свету без цели и страха. И только чувство некоторой неуверенности преследует его. Сможет ли он открыто противостоять старому другу без содрогания, совсем непоколебимо и без лишних издержек? Наверное, нет. Никогда не смог бы.       Воздух сушил губы, приносил за собой терпкий запах биттера, что горечь уже чувствовалась во рту. Как ни странно, это не был кофейный «Шериданс» или противный «Егермейстер», встречающийся слишком часто в этом квартале. Хотя во всей этой идиллии ароматов можно было бы разглядеть нотки моющего средства, детской присыпки, пота, дорогого парфюма и даже морской волны, бывающей только в октябре.       Вдоль улицы росли анемоны. Они были одиноко разбросаны, а их корни местами пробили бетонный тротуар и стремились вылезти на поверхность. Выглядело символично, ведь асфальт напоминал кипящую смолу, будто проглатывающую рядом находившиеся машины, да и вообще улочки, ларьки, торговые будки, характеризуя тем самым утопическое общество.       Глубокие мешки под глазами, дрожащие руки и опустошенный временем взгляд, рассматривающий снующих людей сначала направо, потом налево, а позже вновь направо, а в целом некрасиво. Их мало, но всё равно создается толпа — практически мёртвая, не считая среди них Бетти. Такую неуклюжую, запинающуюся, возможно, не везде пропорциональную, но по-своему живую, наверное, слишком любимую, горящую алым огоньком для Джага, и легкая улыбка тут же озарила его.       Она лучезарно машет правой рукой в знак приветствия и направляется к нему. И Купер опять в этих поношенных джинсах и бежевой кофте с розовым цветочным воротником, а он опять не может отвезти глаз, будто маленький влюбленный мальчишка. Тут же серая мантия накрыла её белокурые волосы, а силуэт на мгновение стал прозрачнее, словно она вот-вот покинет его, маленькими песчаными горстями уходя с блуждающим ветром в последний танец. Он пытался отогнать от себя подобные мрачные мысли, помотав головой, ведь её голубые глаза были напротив и казались настоящими — такими обеспокоенными, но не понурыми.       — Со мной что-то не так? — спрашивает Бетти, указывая на своё лицо.       Она не была удивлена, увидев его здесь, а, наоборот, знала, куда ей стоит идти, чтобы встретить уязвимого и такого правильного Джонса, который обиделся на маленькую Купер за то, что та отказалась играть с ним в прятки, ведь пошел дождь.       — Нет, — очнулся Джагхед.       — Я присяду?       — Конечно.       Немая тишина, поселившаяся в эти пару минут, разведала уши. Их чувства были понятны, ведь оба являлись неравнодушными, напоминающими издалека опасное тротиловое сочетание в действии наподобие взрыва на складе химических веществ.       Бетти напряглась, но всё-таки немного на свой манер тихо спросила:       — Джаг, всё в порядке?       — Вполне, — замявшись, ответил он.       Увидев, как Джонс пытается изобразить улыбку, Купер всё поняла. Да, на самом деле всё было намного хуже, чем обычное «вполне». Над ним никогда не имели силы общественные порядки и, он не был сторонником мещанских порнографических взглядов, хоть и часто видел распятое рок-н-роллом искусство вперемешку с объявление о купли-продажи на столбе, однако настоящую власть над ним имели неуправляемые чувства.       Он переживал, а дальше в его жизнь вторгались баснословные Химеры — греческие божества, вскормленные лекинцем Амисодаром. И опять слоями накладывалось это язычество на его разум, пыталось контролировать сны и действия вразрез с человеческой волей и свободомыслием. Ему вновь приходилось неоднократно возвращаться к самобичеванию из-за глупых выяснений отношений, и эти существа обгладывали его, выкачивали всё живое, когда кто-нибудь норовил в очередной раз угрожать его банде, а тем более Бетти. Это можно было назвать решеткой терзаний, которую специально навязывали эти твари.       — Плохой из тебя актёр, — печально произносит Бетти.       — Я знаю, — поддерживает её Джаг.       — Доверься мне.       Она ласково дотрагивается до пальцев Джонса, переплетая их со своими, а он лишь поддается, сильнее сжимая её ладонь. Как когда-то, будто не произошло ничего особенного, и Купер опять со спокойствием может прикасаться, но ни к телу и всё равно оставлять порезы не где-то на смуглых запястьях, а намного глубже, рассекая артерии об стеклянную кривизну не тех намерений.       — Просто… я всё ещё не могу поверить, что Свит Пи способен на подобное.       — Но я действительно видела его, — правдиво отвечает она, слегка содрогнувшись, — хоть и так же не верю.       — И кто мог его подставить? Думаешь, кто-нибудь стал бы переходить дорогу Саутсайду, тем более угрожать тебе?       — Я-я не знаю, однако можно каждого выставить маньяком, ведь у всех были причины.       — Да, ты права, — он смачивает пересохшие губы.       — Я завтра иду к шерифу давать показания по делу Свит Пи, и я искренне не хочу, чтобы его посадили за решетку раньше того, как мы всё сумеем выяснить.       Её глаза буквально полыхали смелостью. И эта мысль, похоже, зачаровала Купер и настроила на решительный лад. Возможно, идти спонтанно в атаку являлось не совсем правильным решением, зато это напоминало тот самый змеиный дух, который и делал её Бетти. Она вывернется. Она сможет.       — Бетс, знай, ты не виновата, — уверял Джагхед. — Мы всегда будем рядом, и все вместе мы сможем вытащить Молчуна.       — Спасибо, Джагги, — с благодарностью произносит она.       Они сливаются в тёплых объятиях. Совершенно разные, но оба покалеченные своими семьями. И настолько сильно их противостояние в принципах и предпочитаемых идеалах, что невольно хочется кинуть колкую шутку на тему «притяжения противоположностей». Видимо, законы физики и в самом деле действуют, но определенно не над суждениями.       Джонс, в свою очередь, каждый раз удивляется, насколько она является хрупкой в такие моменты, будто он нащупывал другую Бетти: слабую и порой беспомощную под складками её героизма и доблести.       Купер же, наоборот, в обычном писателе нашла необходимые отголоски мужества и поддержки, которые нельзя было прочувствовать в подбадривающих словах Арчи за обедом в школьной столовой.       — Джаг, почему ты такой? — неожиданно интересуется Бетти, отстранившись. Она пытается уловить его взгляд, слегка наклонившись.       Он нахмурился. У него были свои причины не отвечать на подобные вопросы.       — Может, потому что небо обрушилось на нас? — уваливал парень, всматриваясь в алую сетку заката, мерцающую холодными синими лучами лишь где-то сверху.       Подобный ответ поразил бы обычного человека, но Бетти лишь звонко рассмеялась.       — Джагги, давай серьезно, — она по-дружески дотронулась до него локтем.       — Ладно, ладно, — улыбнулся он, а потом предположил, — наверное, из-за событий связанных с Чёрным Капюшоном.       «Этот геноцид моих возлюбленных детей. Враг, которого я подниму против вас, так же верно поразит старого и слабого, убивая так же безжалостно, как вы это делаете…», — старые слова из старой книги Малколма Хипа (Миднайта Министриза) о неизбежном падении Америки.       И сколько было с небес послано подобных улыбчивых врагов, вставших у власти или работающих в обычном газетном издательстве на какой-нибудь Уолл-стрит, которым важны были ни люди, ни деньги, а пророческие жертвоприношения, подчинение книжке. Наверное, одним из таких расхитителей жизней оказался Чёрный Капюшон, возомнивший себя «Ангелом смерти» или, проще говоря, «Народным блюстителем». В очередной раз даже начнешь сомневаться, кто может сидеть у тебя за спиной в автобусе или рядом в кинотеатре. Со временем превращаешься в такого себе замкнутого параноика.       А является ли таковым Джагхед Джонс или любой другой житель городка на Свитуотер? На самом деле, они повсюду. Это грязное начало культа или притворное идолопоклонство есть во всех, когда яро отвергаешь мир, и иногда это не благодаря страницам или скопищу информации — Интернету. У большинства есть психические расстройства, не заросшие душевные травмы с самого детства. Одним из таких лично познакомился сам Джонс в возрасте тринадцати лет, когда младшая сестра, Джеллибин Джонс, и мать переехали в Толидо к бабушке. А он сам остался с нерадивым папашей, который после увольнения с «Andrews Construction» много выпивал и возвращался только под утро.       — И, хочешь сказать, это сломило великого обольстителя сердец Джагхеда Джонса? — она искоса поглядывает на него.       — Ну, вообще ни сколько, — начал саркастически парень, — не считая того, что «великого обольстителя» отшила моя Джульетта и не раз.       — Эй, ты обещал не вспоминать! — укоризненно кричит Бетти.       — А ты обещала больше не задавать такие вопросы.       — Тогда расскажи о себе то, чего я просто не могу знать, — глубокомысленно изрекла она, победно улыбаясь.       Она и в правду осмелилась начать этот разговор, а он в свою очередь не любил особо трепаться.       И это история, к сожалению, не про дни рождения, где семья за обеденным столом не по-настоящему улыбалась. Это что-то более глубокое, связанное с эстетическими взглядами каждого, то есть порождение этой же системы и взращенное на этой же почве непонимания. Подобное можно разглядеть в общении с инвалидами или духовно неуравновешенными людьми: так называемый «мир через чёрные очки», где не помогает церковь, когда перед священным алтарем говоришь «Боже! Не оставь в трудную минуту!». И это общее бремя народа за всех тех, кто сейчас устраивает откровенную плутократию.       Но Джонс был не таким, хоть и являлся зацикленным классическим мизантропом. Он не любил подчиняться, зато хорошо писал кричащие статьи на тему разоблачения планов Хирама Лоджа и отречения от такой продажной власти. В городе наподобие Нью-Йорка или Лос-Анджелеса в лучшем случае за такие выходки добавляли в чёрный список всех известных журналов и газет, в крайнем — сажали и ставили окончательный крест на карьере. Однако ему не были известны упреки страха и совести.       — А разве это не одно и тоже? — спрашивает он, разведя руками.       — Нет! Ни сколько, — по-детски возражает она.       У Джонса никогда не было правильной семьи, правильного воспитания и правильной цели — ему было не о чем рассказывать. Он обычный парень с ноутбуком, местами «пустое место», а если заходить дальше, то ещё и хороший друг.       — Ну, — задумался Джагхед, — есть одна девушка, которая мне очень нравится, но она отказывается это замечать.       — И кто же это счастливица? Почему я о ней не знаю? — возмутилась она.       По его выражению лица можно было понять, что он расстроен. Она действительно не знает кто это.       — Знаешь, — ответил он, поджав губы.       — Может, — начала Бетти, — это Ронни?       — Мимо.       — Шерил?       — Да, меня интересуют рыжие стервы, — сказал Джаг, закатив глаза.       — Джози?       — Нет же.       В данном случае бесполезно было продолжать слушать. Купер не сдастся и, как хорошая девочка переберет в поисках всю ривердэйловскую школу, но не найдет ту самую, даже если всё аккуратной галочкой сходится на ней.       — Неужели Кевин? — удивляется она.       — Что?       — Арчи? — девушка в последний раз пытает свою удачу.       — Бетс, остановись!       Он прикасается к её плечам и слегка встряхивает её лишь бы не выслушивать легенды о его похождениях с Эндрюсом и Келлером под ручку. Это раздражало. Джонс не гей. Пусть у него никогда и не было девушки, но это не повод называть его представителем направления гомосексуализма.       — Джагги, почему ты сам не скажешь? — с отчаяньем в голосе спрашивает Бетти, всматриваясь в широко распахнутые глаза напротив, пока они не дрогнули.       Он являлся блуждающим третьим лицом по миру через порой рваные страницы книг, вечно шатающимся силуэтом по ночной улице в поисках вдохновения, человеком, поедающим фаст-фуд в закусочной, а также ветреным юношей, безнадежно влюбленным в поднимающиеся уголки губ Купер от его несмешных шуток.       Джонс выдыхает и с мешающим комком в горле произносит:       — Бетс, она никогда не ответит мне взаимностью, понимаешь? Она идеальная.       — И что ей мешает? — интересуется Бетти.       — Её не существует, — ответил Джагхед, — она выдуманная мною.       Он определенно сошел с ума ещё один раз, когда, не колеблясь, сказал подобное. Опять ложь, однако, она слепа и не увидит в дружественном куполе отношений громкой мольбы не отпускать. Бетти не способна на подобное.       — Это, правда? — тихо спрашивает Купер.       — Нет, — говорит он, закрывая глаза и отпуская голову. Он знал, что она не поверит — не в этот раз.       Бетти ободряюще похлопала его по плечу.       — Я готова поспорить, что она определенно красотка.       Её доброта сейчас вызывала чувство такой ненастоящей благодарности, которую можно было ссылать больше на жажду получить хоть какую-то взаимность. И каждый жест, каждое слово, ласковую интонацию он принимал на свой личный счет, находясь в эгоистичных поисках ответной любви, забывая, что они в первую очередь друзья, но Джагхед не желал ей врать — больше никогда.       — Ещё какая.       Джонс выдыхает, после чего поворачивает голову к ней, и, по видимому, хочет прильнуть к губам Бетти, но останавливает себя в этом секундном порыве.       — Джагги, мы посветили с тобой целую кучу времени преступлениям и их раскрытиям, причем удачно. И ты думаешь, мы не сможем завоевать девичье сердце? — спросила она, улыбнувшись.       — Сможем.       — Так почему не начать эту компанию по свержению стены между вами? — предложила она, — Но для начала мне надо узнать имя этой счастливицы.       — Бетти. Бетти Купер.