***
— С днём рождения! — хором кричат радостные ребята, когда Бетти покидает свою комнату. Сказать, что это являлось необязательным — всё равно, что кинуть камень в воду, и он стремительно пойдет ко дну. Купер всё ещё не может привыкнуть к этим неожиданным сюрпризам сначала от Арчи, который, внезапно выпрыгивая из какого-нибудь куста, пугал проходящую мимо кошку и говорил монотонно чётко выученное из отцовской открытки поздравление, будто под предлогом лишения гитары его заставили сделать это. Потом Вероника, привидением появившаяся из тумана, набрасывается на неё с поцелуями и объятиями, преподнося дорогую брошь, вырученную на аукционе ещё в Нью-Йорке, от французской компании «Van Cleef & Arpels», видимо, вдохновленная безумными выходками Эндрюса. А теперь ещё и завербовали Джагхеда, и получалась в переносном значении «Большая Детройтская Тройка» по лишению дара речи Бетти Купер. — Спасибо, — наверное, ей следовало хотя бы это сказать чуточку радостнее, чем обычно, но она лишь испытывает грусть, всматриваясь во все эти яркие плакаты, не вписывающиеся в мрачную атмосферу неосвещенной гостиной, или наполненные гелием разноцветные шарики, будто прилипающие к низкому потолку, а самое главное — это не по-настоящему улыбающиеся Арчи и Джагхед, которые стоят напряженно рядышком. Кажется, после вчерашнего происшествия с горемычной змеиной головой, каждый сделал для себя новую ступеньку куда-то вниз от крепкой дружбы. И два прежде лучших приятеля расходятся врагами на кровавой тропе чёрной злобы спинами друг от друга, доставая с каждым новым шагом стальные пистолеты и безжалостно стреляя по чувствам, а в конечном итоге останется только одинокая и выжигающая нутро боль. А что Бетти? Она разочаровалась во всех, но больше всего в старом друге Арчи, который рьяно пытался доказать свою непричастность и невиновность. Да, она не поверила ему, хоть и испытывала глубокие терзание совести. Но это был совершенно другой человек, которого она уже не знала, а, говоря более точно, никогда не видела. И даже сейчас его нет здесь, он в другом пространстве, в других мыслях, только его физическая оболочка находится рядом с ней и по сей день. — Би, — затянувшееся молчание перебивает Вероника, подходя ближе и бережно прикасаясь к её рукам, — прости, что не поддержала тебя, когда ваш дом сгорел, я понимаю, что многое произошло, и я даже оправдываться не буду, просто прими этот маленький подарок в знак извинения. Вероника протягивает ей небольшую розовую коробочку, перевязанную светло-голубой атласной лентой и украшенную жемчужными бусинами. Она легкостью помещается на ладони, и на ней красиво выведена надпись «Для самой лучшей подруги — Бетти». — Это оно? — Купер приятно удивлена, увидев то самое рубиновое ожерелье в форме сердца, инкрустированное россыпью белого сапфира, так сильно напоминающие украшение ювелирного Дома GARRARD, которое она так хотела, но не могла себе позволить в связи с нехваткой денежных средств. — Помнишь, как ты смотрела на него в магазине? — спросила Вероника, улыбнувшись. — Ви, ты лучшая! — Бетти кинулась её обнимать с широкой улыбкой на лице. — Для тебя мне ничего не жалко, — прошептала Вероника. — Всё, хватит, теперь моя очередь, — покашляв, вмешался Джагхед, вставая между ними стеной, на что Лодж недовольно цокнула. — Пусть мой подарок не такой роскошный, как у Вероники, но его можно хотя бы носить, не переживая, что сопрут при первой же возможности. Джагхед неторопливо отдергивает тёмно-коричневый верх плоской коробки, демонстрируя края чёрного ажурного гипюра на белой шелковой ткани. Это было самое красивое одеяние из тех, что ей приходилось когда-либо видеть и в скором времени носить. — Оу, неожиданно, Джагги, — в её голосе слышалось истинное волнение и легкая хрипота. Она была переполнена ещё неизвестным смущением, и ей срочно нужен стакан воды, лишь бы залить этот тягучий комок в горле. Что-то разъедало её, хватало за человеческую сущность, а она пыталась отогнать от себя эти тошнотворные мысли, заставляющие по-другому смотреть на Джагхеда: далеко не как на хорошего друга. А Джонс обрадовался такой реакции, и его взгляд, рассматривающий губы Бетти, на секунду мог показаться даже излишне бесстыжим, но она ему нравилось, значит, это было уже простительно. Он потянулся к её лицу и в дружелюбном жесте поцеловал её в щеку. И лишь рядом стоящий Арчи был мрачнее тучи, который так и не вручил свой подарок, оставив его на диване. — Я обижусь, если ты сегодня не будешь в нём, — подмигнул ей Джагхед, лучезарно улыбаясь. — Эй, вы, воркующие Ланселот и Гиневра, мы опаздываем, — посмеиваясь, произнесла Вероника, похлопывая их по плечу. — В отличие от Ланселота, я не собираюсь сбегать, — оскорблено ответил он, сощурившись, поглядывая на Лодж, которая закатила глаза. А Бетти, кажется, поняла, к чему может вести парень, и поспешила удалиться в ванную комнату, перед этим выслушав Веронику о том, что её день рождения будет проводиться в Пембруке.***
Роскошные апартаменты семьи Лодж располагались напротив главного больничного района Ривердэйла. Они славились своей навязчивой красотой, высотой потолков, огромными четырьмя колоннами, напоминающими вход в какой-нибудь музей или арочный амфитеатр, и выгрызенными деньгами из коррумпированных объектов Хирамом Лоджем — главным корыстным крокодилом во всей этой нечистой истории, напоминающей шахматы. Кто больше заглотит, тот и выйдет победителем. Но сегодня, четырнадцатого сентября, это место откажется от своей павлиньей изящности и гранитного отблеска полуциркульного фронтона, ограниченного двумя скатами крыши по бокам. А венчающий карниз будто покроется неведомой чернотой от греховного разврата, и балюстрада сольется с выпитым алкоголем этой ночью. — Как вся школа придёт? — волнуется Бетти, цокающими каблуками быстро пересекая холл. Она отнеслась к этому совершенно иначе, чем ожидала Вероника, которая, не раздумывая, приглашала всех подряд, и её возможности не ограничивались Нордсайдом, даже змеи Саутсайда были втянуты в эту громкую заварушку. Купер хотела отпраздновать своё день рождения маленькой дружной компанией, выпить немного вина, рассказать о своих проблемах, просто выговорится, хотя бы отдохнуть, а не присутствовать гостем на масштабной вечеринке года просто неживой статуэткой. Мало того, её искренне недолюбливали, и она знала об этом, именно поэтому она поддерживала этот образ «разъяренной Купер». Да, она недовольна, но это хорошая возможность, которую Бетти хочет схватить за жабры и притянуть к себе. Самоубийца ли она? Определено, однако, не жертва. — Я думала, что ты не будешь против, — отнекивается Вероника, разводя в стороны руками, — но хочешь, я всё отменю? Она начала доставать телефон из фиолетового ридикюля. — Нет, — сразу же отвечает Бетти, скептически добавляя, — иначе за мной закрепится ещё одно звание «как правильно обломать вечеринку за час до её начала». Вероника лишь безмолвно кивает, собираясь с мыслями. Она организовала за последние четыре часа атмосферу настоящего праздника. Весь нижний этаж можно охарактеризовать одним белоснежным банкетным столом, занимающим расстояние в десять метров. Различные привезённые с другого конца города сладости в виде карамелек, швейцарского шоколада и пудингов, мучные тарталетки с чёрной икрой, горячие булочки и аккуратные французские круассаны из самой пекарни, пицца, вкусная картошка «фри» из «Pop's», яблоки, покрытые карамелью и стружкой, а также выпивка различных сортов, которой хватило бы заполнить целую ванну — всё это узором красовалось на праздничном столе. И такой приглушённый свет, приятно падающий на мебель и на музыкальную аппаратуру.***
— Может, по традиции, сыграем в «Семь минут Рая»? — улыбнувшись, интересуется выпившая Шерил, вставая перед всеми. — Хорошая идея! — говорит Вероника, прикусывая губу и поглядывая на Арчи, бурно разговаривающего с Кевином. «Семь минут Рая» — лишь один эквивалент из разряда игр, которые разбивают сердца и полностью оголяют душу человека, оставляя его наедине со своими демонами, желаниями и пороками. Люди, входящие в обычную каморку, превращаются в носителей чужой энергетики, их мысли будто на семь минут сливаются, превращаясь в небольшой шквал эмоций. Некоторые предпочитают беседовать, обходясь без аморальных действий, но, а большинство не в силах противостоять манящим губам, сливаются в поцелуях. Именно так и должно было быть сегодня с Бетти. Она так думала. Горлышко стеклянной бутылки из-под коньяка вращается вокруг своей оси и первоначально показывает на «кошечку» Джози МакКкой и капитана футбольной команды «Ривердэйловские бульдоги» — Реджи Мантла, который, кажется, более чем рад позабавиться с такой красоткой, как она. Но Джози не разделяет его мнения и на все дурацкие фишки наподобие пальца вверх своим приятелям, когда что-то намечается, она ставит ему подножку с демонстративным «Упс» и только после этого проходит в кладовку, недовольно фыркнув. Она не любила подобных пижонов с мускулами, вместо мозговых извилин. Дальше на очереди оказалась сама виновница торжества — Бетти Купер и её герой с самого детства — Арчи Эндрюс. Она всё ещё помнит, какой хорошей парой они были лет семь назад, хоть и вовсе не возлюбленными, и сколько раз им приходилось побывать одним в запертом помещении по оплошности родителей известно лишь всевышнему. Это были лучшие годы её жизни, вернее, самые безобидные и счастливые. Но не сейчас. Она больше не любила Арчи, и только это могло их связывать когда-то крепкими узами, держа борт дружбы на плаву, а не списанная контрольная в школе, как думал Эндрюс. — Пошалите там! — вслед кричит им веселая Шерил, подправляя рыжую копну волос. — Бетс, ты с ним никуда не пойдешь, — поднимаясь с пола, говорит Джагхед, на что все расстроено взвыли. Да, он ревновал. Она постоянно была с ним. И к чёрту всю эту ненастоящую доброту по отношению ко всем окружающим. Его вынудили соблюдать этот образ. Он просто взбешён и ненавидит Арчи, всю эту кутерьму, связанную с людной вечеринкой, родителей Вероники и этот проклятый дом, наполненный ничем иным, как обманом и скелетами. А ещё Бетти. Его Бетти с его подаренным платьем и с этим подонком Арчи под одну ручку, который определённо лишний. — Милашка Джагги, — обращается к нему Блоссом, — не порти нам веселье. — Шерил, не пойти ли тебе в задницу? — интересуется он. — Джагхед, что случилось? — подходя ближе, спрашивает Вероника, не понимающая, почему он так завелся. — Абсолютно ничего не случилось! — отвечает он. — Просто этот мудак вчера прислал мне отрезанную голову змеи! Ребята замолчали. И только Саутсайдовские змеи злобно покосились на Арчи, уже готовые к разборкам. Но они были удивлены, что им ничего не рассказали с самого начала. Джонс решил, что все без исключения должны знать правду, пусть она и будет горькой, ведь и безобидный сосед может уничтожить урожай, которым ты питаешься и выращиваешь с душой каждый год. Точно также бывает и с друзьями. Иногда они с дефектом или вовсе неудачные подделки. — Арчи, это, правда? — не веря, спрашивает Вероника. — Я уже говорил, что нет, — замешкав, спокойно сказал Эндрюс. — Да, да и сколько ещё ты собрался кататься нам по ушам? — комментирует Джагхед, толкая грубо его в грудь. После чего Арчи валит на стол Джонса, и между ними завязывается драка, к которой подключаются абсолютно все.***
Луна скользила по краю небосклона, бросая бледный свет на дома, улочки, кварталы, монотипные кипарисовые секвойи, — все эти составляющие Ривердэйла, и во всем этом приковывала внимание, вызывающая, как маяк, ярко-красная, неоновая вывеска с указательной стрелкой на вход в закусочную «Pop's». Он сидел на открытом кровельном пороге терассы, выходящей, будто рекой по склону к долине импровизированного садика, а вокруг была выложена каменная дорожка, обрамленная фиалками, лилиями, и кому-то пришло в голову выращивать плотоядную росянку с рядом растущим венериным башмачком. Странное сочетание. Странные люди. И только иногда можно было услышать громкий хлопок закрывающейся двери автомобиля, какие-то мимолетные фразы и писклявые голоса, доносящиеся от телевизора в одном из ближайших домов, или уханье ночной совы в пустоту, шелест и стрекотание сверчков в траве, что наводило атмосферу некоторой непонятной напряженности. Но ему это нравилось больше, чем все громкие посиделки. Вернее сказать, ему нравилось одиночество. Он долго не желал этого признавать, находясь всегда с кем-то рядом, а теперь он испытывает спокойствие без всех этих уличных драк и пребывания до утра в «Белом Змее» с наполненной до краёв стопкой. А ведь это всё было так недалеко. Дым постепенно струится вверх шелковым и прозрачным покрывалом, переходя сгустками в серую пелену. Сигарета тлеет сильнее от каждой новой затяжки, и пепел падает на землю, рассыпаясь песком. В легкие давно не врывалось облако ненастоящего, отдающего сильной горечью во рту табака. Сколько он не курил? Год? Два? И только в мыслях он курит уже сотый раз за эту неделю. И это порой невыносимо. Он затуманивает разум, пытается залечить раны на сердце световой вуалью в надежде, что эта боль дымкой растворится в воздухе. Но не получается. Он пробовал найти спасание в четырех банках алкоголя на ночь, в наркотических веществах, предложенных самой судьбой, в бесчисленных страданиях, безмолвной и порой пробирающей до костей злости, когда вновь приходилось видеть эти счастливые глаза за соседним столиком, смотрящие не на него, а на Джагхеда. И да, чёрт возьми, он завидовал. Так по-детски, будто им подарили родители одну игрушку на двоих, но почему-то Свит Пи досталась лишь только безразличность и падающие крошки еды с её одежды. А ему не надо было много: ни тела, ни взаимности, ни вечерних ласк. Ему хотелось, не торопясь, изучать её, прочувствовать самому эти мысли и суждения, по-своему воспринять их, навсегда из всех этих жгутов, каркасов, глины, гипсовых слепков резцом выбить свою Венеру Милосскую у себя в голове и восхищаться. Именно так было до того момента, пока он не мог дотронуться до неё хотя бы пальцами, ощутить этот обычный запах волос, не пропитанных даже каким-нибудь дешёвым шампунем, очертить контуры неидеальной талии, скрываемой плотным розовым свитером. Но как-то раз, холодным вечером перед рождеством, она обняла его слишком искренне, чтобы продолжить и дальше ненавидеть северную половину города. И тогда все проблемы, будто разорвались на маленькие части вокруг них, а счастье билось в такт с сердцем, играя свою мелодию на флейте о той самой настоящей любви, которую приводили в пример многие прозаики и великие поэты. — Прости меня, — тихо извиняется он, выкидывая окурок сигареты в зеленые кусты и прикрывая на секунду глаза. Возможно, это будет последний день, когда он в нежелании продолжать бороться и жить возвратится к этой пагубности и похоти. Это был самый неправильный путь из всех возможных. Очередная ошибка, не сулящая ничего хорошего. Такая же, как и неуправляемая симпатия к Бетти Купер. И теперь ему пора вернутся со слабой, но наглой улыбкой вновь к Южному Саутсайду, просто забыться, найдя компанию наподобие Тони Топаз, снять с себя эту чувствительную кожу и оставить её где-нибудь в карстовом провале, наполненном грунтовой водой. Теперь он бредет в сторону одинокого привокзального отеля самого дальнего квартала, лишь местами освещенного раскиданными вокруг входной двери шарообразными фонарями с двумя ветвлениями. В комнатах пусто и темно. И, кажется, будто там ничего никогда и не было, кроме таинственных монстров и слоя пыли, осевшей на подоконнике за эти года. Молчун не намеривался оставаться здесь слишком долго. Он лишь прогуливался, пробираясь по звёздной колее Андромеды, Кассиопеи, Большого пса и куда-то вдаль, ближе к окраине города, пока это было возможно. Да, и ему не нравилось это мёртвое место, отдающее вонью и чем-то гнилым. И, пожалуй, если бы он не имел такой хороший слух и не обнаружил бы чёткие шаги, будто ступающие по конфетным обёрткам, то лавина невезения не взяла бы его в свои объятья этой глубокой ночью, накрыв с головой, и тогда не было бы всей этой грядущей путаницы. Он рысью и практически совершенно бесшумно проследовал на звуки, проходя мимо железных сетчатых барьеров и лишь один раз запнувшись об торчащий из травы булыжник. Лицо его исказилось, а дыхание перехватило, когда через него прошел шквал негативной энергии, излучаемой от «нечеловеческого» существа, только своими плечами напоминающего представителя мужского пола. Свит Пи навсегда запомнит эти незащищенные чёрной тканью ободранные руки, так неаккуратно держащие металлический топор с красными зубьями. Пот градом катился с него, что хотелось снять кожаную куртку и выкинуть её куда-нибудь подальше, но он не мог. Он боится. В кармане на всякий случай лежит лишь раскладной нож-бабочка, который не соперник этой дьявольской «секире». А так же ему не хотелось, чтобы в недалеком будущем его имя, год рождения и гравированная серебряная надпись «Свит Пи, мы скучаем по тебе» отсвечивала могильной пустотой от мраморного памятника. Его потенциальный враг в это время, всячески поглощенный своим занятием и ничего не подразумевая, делает первый удар, отчего парень поморщился и невольно вздрогнул. После этого он попытался незаметно подкрасться поближе, и ему стали доступны все точные контуры фигуры человека в кое-где помятой чёрной одежды. Он рассматривал его на протяжении двух секунд, и этого хватило, чтобы набраться чего-то большего, чем обычной решимости. Это напоминало частичками мужество, но на самом деле он решил всё слепо скинуть на свою удачу. Молчун помаленьку подбирался к худощавой шеи, трепетавшей артерии к которой надо было немедленно приставить лезвие ножа и острием выковырять, как змеиный укус, два небольших отверстия, из которых бы ручьем хлестала густая кровь. Но он, как и все отважные герои в крайней ситуации, переоценил свои возможности физической подготовки и гибкости. Топор чуть плешью не прорубил в нём огромной дыры, кажется, на секунду раньше, оставив его вовсе обезглавленным. Однако годами выработанная реакция в уличных потасовках сделала своё дело и спасла его жизнь в миллиметре от черепной коробки. И это была не единственная хорошая способность, добытая горькими усилиями, не считая высокий болевой порог. Свит Пи попытался зарядить ему коленом в пах, чтобы выбить себе немного времени и ножом пройтись по его селезенке или толстой кишке. И когда он понял, что враг собирается, отмахнувшись, толкнуть его и нанести последний смертельный выпад, то, не раздумывая, схватился за светлую деревянную рукоять колуна и начал надавливать на него так, чтобы она намертво вошла в его горло, оставляя синие отметены. Он чувствовал на себя его ненавидящий взгляд, не истощаемое сопротивление и это желание уничтожить, нет, даже собственными руками выпустить кишки наружу. Это был вызов не только ему, но и всем горожанам Ривердэйла. Они оба тяжело дышали, а адреналин хлестал и бурлил в организме, предавая больше сил с каждым новым яростным рывком. И вот, Свит Пи практически душит своего противника, но тот отталкивается от его живота и отпускает топор, после чего Молчун летит с каменного бортика и падает в траву, а тот устремляется бежать в лес. Возможно, он помчался бы за ним, если у него оставались силы на дальнейшее противостояние, а сейчас он изнеможен и слаб до глубокой и нервной дрожи. Он пытается подняться и краем глаза замечает, как металлическая защелка издает звонкий щелчок, и навстречу ему открывается окно. — Свит Пи! — растерянно и в ужасе кричит Бетти, поглядывая на острое рубчатое лезвие топора. Она с опаской отходит назад, ближе к прикроватной тумбочке, и незаметно пытается рукой нащупать мобильный телефон. — Бетти, — произносит он, не ожидая увидеть её здесь, — Бетти, нет! Это не то, что ты подумала. Он сразу же бешено выпускает колун из рук и поднимает ладони перед ней, этим жестом показывая, что он безоружен и не желает какого-либо зла. Однако дрожащие пальцы Купер уже набирают номер шерифа Тома Келлера, и в трубу слышится серьезное: «Что случилось?».