Черновики

      «Тринадцатая запись моих черновиков. Помечаю у себя в файлах, чтоб не путаться потом. Хорошее число, люблю его. Хотя в принципе не циклюсь на нумерологии, и «счастливых» или наоборот чисел у меня нет. Но лет несколько назад мне вдруг стало обидно за число тринадцать, особенно после того, как узнала подлинную историю знаменитой пятницы. Помню, даже подшучивала над теми из знакомых, кто боялся, реально боялся тринадцати, и с тех пор считаю это глупостью. И вроде бы уже привыкну, а нет-нет, и удивляюсь тому, насколько мы любим надумывать сами себе абсолютно ненужные вещи.       Сама ведь такая же. Этот пост я хотела написать уже пару дней. И ночей вместе с ними. Вчера уже села, создала новый документ. Назвала всё тем же памятным числом, — заглавие чаще всего приходит позже — глубоко вздохнула, собрала имеющиеся мысли и занесла пальцы над клавиатурой… И поняла, что ничего не напишу. Хотя хочется, надо и есть, чего сказать. В блог закинула стих из оставшихся, вырубила комп и пошла писать новые. Написала три строчки по два раза и всё на том. У меня кончились стихи. Да и прозы, как видите, без избытка. Осталась одна сплошная лень.       Вообще-то я хотела жаловаться и ныть. Долго, со смаком рассказывать о том, что «накипело» за последнее время. И даже уже начинала писать, да стёрла и, взяв ручку с тетрадью, достаточно начиркала на настоящей бумаге. Странное дело — жаловаться к тому времени уже расхотелось, поубавилось злости. Но поразмышлять хочется…»       За окном раздался гудок машины, заставил вздрогнуть и оторваться от экрана. Время близилось к двум часам ночи. А всё равно гоняют, сигналят… Кому приспичило?.. Вдруг нестерпимо захотелось оказаться на улице. Там, в холоде и сырости, идти под ветром сквозь ночь, рассвеченную фонарями, накинув на голову капюшон и сунув руки в карманы куртки. Поднимать голову, чувствуя на лице чуть морозное дыхание весны, и пытаться разглядеть в небе звёзды. А небо пасмурное, и с него только изредка падают мелкие лёгкие капли. Промокнуть, замёрзнуть до соплей и всё равно пробродить до утра, идти, куда глядят глаза, и неведомо куда прийти. А может и не прийти, а продолжать идти дальше. А может вернуться домой. Или купить на последние деньги горяченного кофе и пить, держа стакан занемевшими пальцами, обжигая губы, глотая бессахарную горечь и согревая нутро. Сидеть где-нибудь на лавочке или каких-нибудь перилах. На вокзале. Смотреть, как приходят и уходят поезда, смотреть за суетой людей, за встречами и разлуками, за печалями и счастьем. Надо же — печалей может быть много, а счастье всегда одно. А несчастий опять много. «Счастий» не говорят…       Эдак развезло-то! Совсем похоже на настроения прошлой весны — времени, кажущегося сейчас таким невероятно далёким. Удивительно, как всё может измениться за какой-нибудь год. И ты сам, прежде всего. Я бы, пожалуй, себя не узнала, если б взглянула оттуда, из той весны. И ой, ой, не надо той мне смотреть на меня нынешнюю! Пусть живёт спокойно, ей и так хватает проблем, ей ещё экзамены сдавать… Чёрт, а мне ведь тоже. И, знаете, окружающие (даже «взрослые») бывают иногда правы. Какой сущей ерундой мне кажется сейчас то, что так волновало тогда! И да, да, ещё через год , скорее всего, скажу так же. Всему время. Пора бы уже привыкнуть.       Поразмышлять ей хочется. А и пусть, всё равно сегодня больше ничего не напишется! В соседней комнате спят, на часах почти два. И невыносимо душно стало с открытым на проветривание окном, с лёгким сквозняком, веющим по ногам. Что толку мечтать, писать и сочинять, если не можешь просто взять и сделать? Цветы с подоконника кочуют на письменный стол, крючки занавесок с противным и ужасно громким скрипом елозят по гардинам. Придётся не отдёргивать шторы, а то ведь проснутся родители и пиши — пропало. А точней — не пиши, а давай высыпайся, что совсем уже с ума сошла с глупостями своими, тебе вообще-то завтра вставать в самую рань. Главное — делать всё максимально тихо. Хорошо, что переехали совсем недавно, и окна новые, не скрипящие.       Воздух, не сдерживаемый больше преградой стекла, наконец с полной силой врывается внутрь. Она накидывает на плечи немного потёртую куртку-камуфляжку, что висит на одном из саморезов, коих сполна вкручено в стены. В свете настольной лампы с этих самых стен улыбаются или смотрят серьёзно лица музыкантов с её собственных и чужих фотографий. Мама терпеть не может, когда она носит эту куртку, говорит, «балахонистая», да и «в конце концов, ну ты же не в поход и не в стройотряд собралась!». А что, если в поход?       «А я вот сейчас просто сижу на подоконнике, открыв окно и свесив ноги. И смотрю, слушаю, и вдыхаю эту ночь. И вовсе не холодно…», — несколько месяцев ведения блога и увлечение писательством вообще уже автоматически складывают мысли в тексты. Хм, да ведь мы и всегда мыслим текстами! Только чаще всего слишком обрывистыми или сплошь сумбурными. Но сидеть вот так на подоконнике действительно здорово. Только теперь понятны все плюсы и вся прелесть житья на первом этаже! И до земли буквально рукой подать, и забраться обратно вроде не сложно, и… Ну что? Что «и»? Она прекрасно знает, что не решится на такое. Трусиха. А ветер ненавязчиво зовёт за собой, и приглушённый шум города звучит практически музыкой.       Ветер… Она посильней зарывается носом в воротник куртки — всё же ночью ещё холодно, если долго сидеть. Запах. Тот самый, который её чуткий нюх ни за что не спутает. Ветер резким порывом ерошит волосы и заставляет поджать замёрзшие ноги. Конечно же, это глупо — сколько лет прошло с того дня, сколько раз стирана эта куртка, пропахшая дымом после очередных костров (с неизменным «Курили?» от мамы). А запах просто мерещится, въевшийся в память так, что не выстирать. Куртка с чужого плеча — ещё одна шпилька от родителей. Куртка с родным запахом.       И вспоминается пасмурный летний день, моросящий с самого утра дождь и низкие, уцепившиеся за горы, тучи. Прилипшие ко лбу волосы, и, к телу, — промокшая насквозь одежда, почти отчаяние и радость до едва удержимых слёз. Тёплый, пушистый и тяжёлый пёс, греющий ноги, сухая беседка и капли, во всю барабанящие по крыше. Невольно дрожащие руки, швырканье носом, и куртка на плечи: «Грейся давай». И болтовня, смех, рассказы, пока не закончится дождь. А дожди в горах долгие…       Она с лёгкой тоской усмехнулась собственным мыслям. Подумать только, неужели это было так давно? Да, так давно. Только что. Лет пять назад. Ни у кого, наверное, нет таких лучших друзей, как у неё. Привыкли ведь, что друг — это вечно вместе, это шуточки-прогулочки, постоянная связь, поддержка, помощь. А они с тех пор виделись дважды. Потому что он — Ветер. И она так мечтала стать Странником, ходить по земле и быть совсем, ото всего свободной. И была те несколько дней, сидя на берегу реки и глядя на любимые горы. И бывала потом ещё. Но в последнее время странствие выходит каким-то слишком оседлым. Ведь всё загрузы, дедлайны, учёба, проблемы, дела, «некогда», завал, завала, звал… Звал!       Возвращаешься полностью в границы квартиры, будто выходишь из портала в соседний мир. Он тогда звал, а она не приехала. Тёртые джинсы, что вовсе не малы, тёплая кофта с капюшоном, куртка с поднятым воротником, кеды, так удачно не выставленные в прихожую. Что толку мечтать, писать и сочинять, если не хватает духа просто взять и сделать? Несложная бутафория спящей фигуры в постели, чтобы, если заглянут, не заметили. Конечно, он будет смеяться! Ну и пусть, она право имеет, юношеский максимализм вкупе с жаждой приключений на свою буйную голову! Старая тетрадка по ненавистной алгебре под окно, чтоб не захлопнулось. И всё же страшно, прям как с парашютом прыгать… А вдруг?..       Луна сверху полная, с трудом просвечивает сквозь тучи. Сверху, по улице, проехали и прошли. Она мягко спрыгивает на землю и замирает на несколько секунд. Нет, ей-богу, та, прошлогодняя, хоть и мечтала не меньше, а ни за что бы не решилась на подобное! В голове становится удивительно свежо, и мысли вновь летят — хоть записывай. Она выходит на улицу, рассечённую жёлто-оранжевым светом фонарей, накинув на голову капюшон и сунув руки в карманы. Ветер ласково треплет волосы. Здравствуй, братка!..       Она вернётся к утру. Совсем другой.