Тот другой

Привычные действия успокаивали и давали время всё обдумать. Мэри была права: для разговора им понадобится гораздо больше, чем пара часов, хотя бы потому, что Джон совершенно не представлял, когда он мог бы состояться. Может быть, об этом вообще не стоило говорить, не стоило даже поднимать эту тему, раз сам Майкрофт не хотел раскрывать эти карты. Впрочем, Ватсон не был совершенным идиотом, чтобы не сложить совершенно элементарные факты. Большая игра Мориарти с дискриминацией Шерлока на мировом уровне в качестве итога. Шумиха, поднятая вокруг его смерти. Двухлетнее отсутствие, полностью истерзанный организм и жесточайший посттравматический синдром. Ватсон сжал кулаки и что было силы закусил губу. Как Майкрофт посмел это допустить? Как, со всей его «заботой» о младшем брате, он пошёл на это чистой воды убийство? Хотя глупо было бы задавать себе такие вопросы: Шерлок был ничуть не менее упрям и наверняка сам предложил эту идею. Решил подчищать за мировыми службами, которые не сумели разобраться с сетью консультирующего преступника? Вполне в его духе, как ни парадоксально. Нельзя было сваливать всю вину на этих двоих. Может быть, его бы тоже посвятили в тайну, если бы Майкрофт лично не убедился на примере мисс Адлер, как он отвратительно врёт. Может быть, Джону бы сказали, что происходит, не будь он эмоциональным идиотом. «Ты машина!» Серьёзно? Он ненавидел себя за эти слова, как только добрался до Бейкер-Стрит и убедился в собственном идиотизме. Проклинал себя за них, когда увидел Шерлока на крыше. Эти два слова едва не свели его с ума в первый год жизни без Шерлока, которого, Джон был уверен, он сам подтолкнул к краю бездны. Кулаки, как тогда, в ресторане, врезались в столешницу. Он должен был прикрывать ему спину. Должен был быть рядом и верить в Шерлока Холмса, как верят в развевающийся стяг, в идею, в слова молитвы, как верят старому глупому «Боже, храни королеву!» Должен был удержать его от шага за край, а не дать ему в руки последний аргумент, почему это необходимо. Он убил Шерлока. Он бросил его там одного. А Шерлок никогда не должен оставаться один. Словно в ответ на его мысли, из гостиной донёсся отчаянный стон. В мгновение ока Джон влетел в комнату, пересекая её, отталкивая ногой низкий журнальный столик, загромождавший проход к дивану, и склоняясь над другом. От одного взгляда ему стало дурно. Шерлок, очевидно, заснул, откинувшись на спину, но сон не был ни тихим, ни умиротворяющим. Бледное лицо исказил страх и боль, ярко-красные, как от лихорадки, губы приоткрылись, хватая воздух и исторгая полузадушенные звуки, глаза судорожно метались под веками. Тонкие пальцы побелели и впились в кожу дивана, каждая мышца была напряжена до предела. — Нет… нет… я прыгну, прыгну, не надо… нет… Отпустите их… — сдавленно шептал Шерлок, хватая воздух, как выброшенная на берег рыба, и Джон почувствовал, что ещё немного — и его вырвет от ужаса. Не теряя ни минуты, он осторожно разжал мёртвую хватку бледных пальцев и коснулся тыльной стороны ладоней, поглаживая чуть влажную кожу. — Шерлок, очнись. Это только сон, ничего больше. Ну же, приятель, — тихо шептал Джон и бережно отвёл встрёпанные пряди с покрытого испариной лба, касаясь ладонью виска.       Подействовало: пара судорожных вздохов, и Шерлок распахнул глаза, совершенно безумно оглядывая комнату и наконец останавливаясь на Джоне. Тот мягко сжал ему плечо: — Дыши глубоко: вдох через нос, выдох ртом. Дыши. Давай. Детектив послушался. Ему потребовалось несколько раз полностью опустошить лёгкие, чтобы сердцебиение сбавило обороты и вернулось дыхание. Он остолбенело смотрел в одну точку, не замечая никого и не реагируя на тихую болтовню друга. Однако стоило тому двинуться, чтобы набрать на кухне воды, как Шерлок испуганно дёрнулся и уставился на него, до боли сжав запястье Джона. — Я сейчас вернусь. Шерлок, ты будешь меня видеть даже отсюда. Снова зубы стучали по ободку высокой бело-чёрной чашки. Пока Шерлок пил — мелкими глотками, еле-еле обмакивая губы — Джон внимательно изучал его. Ему казалось, что Холмс утомлён и расстроен, что вполне подчинялось лечению в стиле «утро вечера мудренее», но теперь, когда стало ясно, что спать Шерлок в ближайшее время не собирается, сделать это было в разы тяжелее. — Прости. Я снова тебя бросил. Поговори со мной, это иногда помогает, — голос Джона несколько привёл Шерлока в чувство и заставил его отставить чашку на пол, слегка поморщившись от боли в растянутых швах. — Зачем ты извиняешься? — поинтересовался Холмс и зябко обхватил себя руками. Его серьёзный взгляд, ещё мутный после кошмара, скользил по Джону, листая его, как книгу, ища ответы на незаданные вопросы. — Я должен был догадаться, что у тебя могут быть сложности со сном. Это нормально для… — Для изрезанного психа? — презрительно выплюнул Шерлок, мгновенно закрывая глаза, и Джон закусил губы. Нет. Не ведись на провокацию. Он обманывает тебя, что с ним всё в порядке, что он прежний, что ему не нужна помощь. — Для того, кто провёл последние два года в аду. Я знаю, что это, Шерлок, я был там. На войне и в плену. Я… — Да что ты говоришь? — ядовито прошипел Шерлок, приоткрывая веки, — Действительно, знаешь, каково это, Джон? Знаешь, каково это — стоять на этой проклятой крыше, зная, что жизни единственных людей, которым ты был небезразличен, зависят от того, прыгнешь ты или нет? Каково это — прыгать взаправду, зная, что в любой момент любая мелочь может стать последней? Раз за разом делать то, что ненавидишь, чтобы суметь… суметь… Из его горла вырвался почти что рёв, и Шерлок ударил кулаком по подушкам, отворачиваясь в сторону и пытаясь вскочить на ноги, как он делал это раньше. Увы, ноги от долгого сидения в одной позе не выдержали и подкосились, из-за чего Шерлок рухнул бы плашмя на пол, если бы не Джон, успевший поднырнуть ему под здоровую руку. Шерлока трясло, и злые, упрямые слёзы жгли щёки. Я пытался спасти тебя, Джон, я пытался спасти вас всех. И я не смог. Я не справился. Я потерял вас всех, и прежде всего — тебя. Это было настолько очевидно, что не требовало даже слов. Обессиленный, дрожащий, Шерлок избегал смотреть на врача, который вернул его на диван и сел рядом, собранный и серьёзный. Он и сам был не рад этой вспышке, скорее бы, предпочёл молчать, так было бы лучше, легче, проще, но мозг, раззадоренный адреналином, решил иначе. Как теперь смотреть Джону в глаза? У него есть его жизнь, работа, невеста, в конце концов, собственные воспоминания, которые были по-прежнему болезненны. Рука Джона, лежавшая на диване рядом с ним, слегка дёрнулась, напоминая о почти забытом треморе, и Шерлок сморщился. Предательство. Собственная психика, и так подвела. И всё же сил надевать старую маску безразличия и притворяться, что это всё спектакль и ничего не значит, просто не было. Эффект от обезболивающих, которыми Джон пользовался при перевязках, проходил, и он уже чувствовал, как тугие щупальца жара начали обвиваться вокруг него. — Ты прав, я ничего из этого не знаю. Не знаю, через что ты прошёл и что с тобой произошло за это время. Я больше никогда тебя об этом не спрошу. Джон с удовлетворением заметил, что глаза Шерлока шокировано расширились. Надо было брать быка за рога, пока тот слушал его и не ушёл в себя, почему-то это казалось особенно важным, и Ватсон небрежно махнул в сторону кухни. — Ты предпочитаешь смотреть телевизор с чаем или горячим молоком? Есть печенье. Что будешь? — Я не… не знаю. Не знаю! — Шерлок с тихим стоном уткнулся лицом в ладони. Шумное с присвистом дыхание сквозь пальцы звучало, как полуразорванные кузнечные мехи. — Ладно-ладно, не будем торопиться. Всё в порядке, — растерянно пробормотал Джон, не зная, как ещё можно было бы помочь. Раньше бы он скрепя сердце сделал другу чашку чая и ушёл, предоставив ему возможность вдоволь терзать скрипку и самому разбираться с тем, что происходит в этих поразительных мозгах, но сейчас сделать так было нельзя. Не потому, что сейчас Шерлок был особо уязвим и потерян, и не потому, что детектив не знал, как разобраться с сокрушительным, по его мнению, проигрышем. В этом халате, на диване, с испариной на висках и ужасом во взгляде Шерлок был почти как напуганный ребёнок, не знающий, как совладать с собой. Это случалось: и прожжённые жизнью солдаты с многолетним военным опытом после какой-то травмы превращались в детей. В голове тихо всколыхнулось почти забытое за сегодняшними переживаниями лицо Майкрофта, искажённое болью: «У него никогда не было близких привязанностей или интрижек, всего того, что люди называют жизненным опытом...» Шерлок, слабо покачивавшийся перед ним, прячущий лицо в ладонях, будто бы всем своим видом показывал, чему его стоило это эмоциональное напряжение, с которым мир не научил его справляться. Всё было просто. Всё было сложно. Не детектив, не наркоша, не герой или предатель — не выросший подросток, потерянный, разбитый человек, которого только ему, Джону Ватсону, можно попытаться собрать. Джон бережно просунул руку за спиной Шерлока, стараясь не касаться бинтов под футболкой, и приобнял друга, ненастойчиво приглашая сесть чуть ближе. Раздался вздох, и блестящие покрасневшие глаза приоткрылись, глядя на Ватсона чуть ли не с обидой и страхом. — Всё в порядке, — Джон повторял это снова и снова, пока наконец Шерлок по-детски не прижался к нему, устало выдыхая и хватаясь пальцами за рукав клетчатой рубашки друга, — Всё будет в порядке. Ты снова будешь в порядке. Мы всё исправим. Только дай мне немного времени. Самая удивительная голова в мире лежала на его плече, и Джон чувствовал запах слегка засаленных и спутанных тёмных локонов, о которых грезила каждая девушка, которая видела детектива на улице, пока тот не открывал рот. От Шерлока пахло лекарствами, чуть кислым потом, недавно выпитым крепким чаем — совсем не те ароматы, которые привычно его окружали. Ему будет приятно принять душ, когда они будут менять перевязки через пару дней, думал Джон, с удивлением замечая, что строит планы на следующую неделю. А ещё полдня назад он был уверен, что идёт на Бейкер-стрит только на пару часов. Осторожно, стараясь не разбудить погрузившегося в усталую дрёму друга, он потянулся за телефоном, который каким-то чудом оказался в зоне досягаемости. Двумя смс он попросил знакомого терапевта прикрыть его на пару дней перед главврачом (по старой дружбе взял тяжёлого пациента, не могу его оставить, зайду и оставлю объяснительную в понедельник) и пожелал Мэри удачи с миссис Бэгшот. Та незамедлительно откликнулась: «Как вы с Шерлоком? Всё в порядке?» Джон невесело улыбнулся, набирая ответ: «Ты была права. Мне надо задержаться здесь на пару дней.» Он подумал недолго и, быстро набрав «Люблю тебя», выключил телефон. Шерлок тихо сопел у него на плече, и его лицо из напряжённого становилось похожим на растерянное. Неожиданный покой как будто пугал его, словно Шерлок не думал, что заслуживал покоя. Семья, печально подумал Джон, со всеми предосторожностями укладывая мужчину на диван и укрывая его пледом. Его рука по привычке метнулась ко лбу, покрытому испариной, и скользнула по коже — внезапно горячей и скользкой. Ватсон нахмурился. Это не сулило ничего доброго. А впрочем… Логично, что организм, перегруженный такими ранениями, стрессом, недоеданием и, возможно, переохлаждением (в квартире действительно гуляли сквозняки) мог сдаться и подхватить какую-то заразу. Думай. Думай, Джон, ты же врач, это игра на твоём поле. Почки и желудок отбиты, они и без этого испытывают нагрузку, сильные антибиотики использовать нельзя. Значит, жар надо сбить простыми способами. Обильное питьё, обтирания, компрессы, свечи или уколы, что найдётся в аптечке. Если температуру не удастся снизить до нормы или близко к ней — придётся вызывать через Майкрофта подкрепление с капельницами. А пока — укутать больного, приоткрыть окно для свободной циркуляции воздуха, осмотреть аптечку, поставить градусник. Всё это пролетело в голове Джона за какую-то минуту, и он уже двигался в условленном направлении. Отчасти он был горд, что мог заставить себя видеть Шерлока исключительно как своего пациента. Это помогало держать себя в руках, всегда помогало. Как он жалел сейчас, что не взял рабочую аптечку, понадеявшись на старые запасы и миссис Хадсон! С ней всё было бы в разы проще. Тут приходилось рассчитывать на то, что найдётся даже в посредственных запасах или действует общим спектром. Когда док оказался в гостиной с аптечкой и всем необходимым, он вынужден был признать, что действовал недостаточно быстро. Пациент уже не спал. Одного взгляда стало достаточно, чтобы понять: кошмар, в который Джон окунулся сегодня, был только началом. Он никогда не видел Шерлока больным, скорее, сам несколько раз следовал за ним в почти что бессознательном состоянии, и он оказался не готов к тому, как быстро этот измученный организм сдаст свои позиции. Шерлок осоловевшим взглядом пытался что-то выхватить из окружающей его картинки; губы пересохли и вот-вот должны были потрескаться, потому что он постоянно их кусал, пытаясь сдержаться, а руки, эти изящные бледные руки и вовсе казались двумя пауками, истошно сучащими лапками на кроваво-красном полотне одеяла, которым Джон его накрыл. Адамово яблоко скакнуло под белёсой кожей и крупная капля пота скользнула вниз, в ярёмную впадинку, когда Джон машинально засунул ему под мышку градусник. — Джон… — прохрипел некогда бархатистый баритон, и мужчина быстрым движением сжал подрагивающие пальцы. — Здесь. Шерлок, посмотри на меня. Я здесь. Серебристые глаза впились в него с таким пристальным отчаянием, как будто через мгновение их обладатель собирался броситься на амбразуру. Тихий писк градусника заставил Джона вытащить прибор и нахмуриться. 39,6. Он снова перевёл взгляд на Шерлока, гадая только об одном: почему он не заметил поднимающейся температуры раньше, когда перевязывал раны? — Что болит? Голова, глаза? Не тошнит? — Голова, — сдавленно промычал Холмс, слабо морщась, — Всё… плывёт… и холодно, Джон… — Сейчас, сейчас… Подожди секунду. Достать второй плед, укутать пациента по самые глаза, выкатить из угла радиатор, включить… Механические, простые действия. Почему не становится спокойнее? Почему кажется, что жаропонижающее не спасёт? Бред какой-то. Не бросай Шерлока, Джон Ватсон, паниковать будешь потом. Спустя полчаса, два больших графина с чаем и три смены компрессов Джон измерил температуру. Термометр показывал неумолимые 39,4. Голову Шерлока пришлось приподнять и поддерживать, чтобы он мог запить лекарство. После ибупрофена температура медленно начала спускаться, однако Джон был встревожен. Компрессы с мятой на лбу и шее облегчали жар на несколько минут, но они слишком быстро нагревались, и мужчина перед ним ворочал головой по подушке, морщась от боли. Попробовать обтирания? При таком сильном ознобе, от которого Шерлок трясся под двумя одеялами и весь покрылся гусиной кожей, это было жестоко, но могло быть продуктивно. Когда Джон приготовил всё необходимое и отбросил одеяла, послышался недовольный хрип, но в данной ситуации пациента не спрашивали. Второй раз за день он коснулся футболки, приподнимая её до самых подмышек. Шерлок, белый, как полотно, только что-то вяло забормотал. …Ограничение теплоотдачи происходит за счёт сужения периферических сосудов и уменьшения притока в ткани тёплой крови. Наибольшее значение имеет спазм кожных сосудов и прекращение потоотделения под действием симпатической нервной системы. Кожа бледнеет, а её температура понижается… Как по учебнику. Джон одобрительно кивнул и сжал зубы, отжимая сложенную вчетверо марлевую повязку. Сменить ледяные компрессы на голове и шее — ответом послужил еле заметный вздох облегчения. Отжать губку, широкими мажущими движениями пройтись по коже от подмышечных впадин до паха, удерживая дико рванувшегося Шерлока на месте, максимально бережно обойти раны и швы на рёбрах, снова ополоснуть губку, снова смочить кожу, фиксируя руки и не позволяя сжаться… — Джон, прекрати… — Потерпи, осталось немножко. Ты слишком горячий. — Ну ещё бы… — промямлил детектив, поёживаясь от уверенных движений и окатившей его прохлады. Джон заставил себя тихо хохотнуть, стараясь не думать о том, что Шерлок может бредить. Через три четверти часа температура упала до 37,3. Это была победа. Совершенно выжатый Джон сел прямо на пол и привалился спиной к дивану, на котором посапывал его вновь провалившийся в дрёму многострадальный сосед. Конечно, ничего страшного не случилось — обычная лихорадка, никаких посторонних симптомов, пусть ему и понадобилось два часа, чтобы её сбить. Ватсон знал, что всё под контролем, и всё же, всё же… Держать в своих руках жизнь человека, которого ты отчаянно хотел видеть живым последние два года, было страшно. Страшно было видеть, как осмысленный взгляд закрывается мутной пеленой, а упрямый рот, из которого вылетают только оскорбления, жалобно искривляется и жадно хватает воздух. Больно видеть лихорадочный румянец и тревожные морщины, прорезавшие высокий лоб, заострившиеся скулы — два ножа в алебастровых ножнах, круги под глазами и ввалившиеся щёки. Шерлок не должен был быть таким. Джон думал о том, слёг бы его друг, если бы Ватсон пришёл раньше, если бы не довёл до апогея боль в ранах своей реакцией в ресторане, если бы два года назад смолчал и доказал Шерлоку, что способен прикрывать ему спину. Была глубокая ночь. Внизу, в 221-С, тикали часы.