Я бы вечно играл Джульетту

      Секретарша Малекита даже не открыла свой накрашенный алой помадой рот, едва только взглянув на визитера. Статный брюнет в идеально сидящем бордовом костюме легко дернул на себя дверь кабинета шефа, скрываясь там как в своём собственном.       – С каких пор ты решил заняться благотворительностью? – без тени почтения, с порога заявил Алгрим, сжимая стопку различных бумаг.       – Напомню тебе, мой друг, что «Свартальфхейм» занимается благотворительностью с момента получения достаточной прибыли, за что любимое государство прощает нам половину налогов. – Не обратил внимания на тон помощника Малекит. За столько лет Алгрим стал ему не только правой рукой, но и голосом в голове, которому прощалось очень и очень многое.       – Да, налоги, конечно же, – скривился мужчина, кидая бумаги на край стола. – Именно поэтому мы торгуем с «Йотунхеймом» по себестоимости. На лицо – полное слияние. Но вот вопрос: под чьим именем и правлением? Или ты решил заняться чем-то другим?       – Что за паника, Алгрим? – все-таки насторожился Малекит, сев ровно и глядя прямо в глаза помощнику.       – Да вот подумал, может ты решил оставить бизнес? Человек ты теперь семейный, опасностей куча, да и «Йотунхейм» так красиво поет о слиянии.       Алгрим заметно нервничал. За последнее время он стал замечать за начальником поразительную беспечность и любовь к «Йотунхейму». Конечно, после того как они сошлись с младшим Лафейсоном, да ещё и ребёнка заделали, это было понятно, но Алгрим слишком хорошо его знал. Тем более, была другая сторона медали, которая пусть к «Свартальфхейму» относилась весьма косвенно, но стоила им гораздо дороже.       – Лафей грезит объединением, монополией. Он ее получит. Даже больше. А теперь, уже не важно, кому достанутся корпорации. – Переплел пальцы Малекит, снова откинувшись в кресле.       – Напомнить тебе, что именно этого и желал твой отец? Стареешь.       – Эти старики гениальны, надо признать. Без них не было бы нас. Только, наши дела позволяют получить в разы превосходящие доходы.       Наконец Алгрим увидел знакомого ему Малекита, который думает прежде всего о собственной выгоде.       – Он этого не понимал. Приложу все усилия, чтобы с Ингви этого не случилось.       – Ингви?       – Имя для сына. Как тебе?       – Твоя радость этому событию меня пугает. Может и кабинет ему уже подготовил?       – Не ревнуй, Алгрим. Ему до тебя ещё расти.       – Если он не пойдёт в деда или, ещё лучше, в «мамочку». И будут парни ловить твоё чадо по городу на байке какого-нибудь придурка.       – Не порти настроение, – поморщился Малекит, представив сию картину. – Я подобного не допущу.       – Да? Тогда почему допускаешь это? – На стол полетел белоснежный конверт. – Как дети, честное слово, – фыркнул Алгрим, пока начальник ознакамливаться с содержанием. – Может, нам тоже молодость вспомнить? Наклепаешь ему стихов... Вон, впишем тебя в их поэму, Парис – отлично подходишь. – Коротко скажи, Джульетта, Какого может ждать Парис ответа? – захохотал Алгрим.       – Да пусть развлекаются, – убрал обратно в конверт страницу Малекит. – Через сколько им это надоест? Но ты прав, запускать не стоит.       – Я всегда говорил, что это был идиотский план. Теперь ещё и младенец.       – Младенец нам только на руку, мой дорогой. Конечно, я не планировал это сейчас, но кто знал, что эта бестолочь забудет про свои таблетки.       – Ты знал?       – Да конечно знал, – закатил глаза Малекит, словно это было само собой разумеющееся. – Он живет в моем доме.       – Почему тебе было нормальную девицу не найти? Мало было именитых идиоток?       – Повторю в стомиллионный раз, мой дорогой друг, мне нужен Лафей. «Йотунхейм» – идеальное прикрытие, и он не настолько жаден, как упомянутые тобой пустышки, чтобы оставить меня ни с чем.       – А что будешь делать с этой парочкой? – кивнул на конверт Алгрим.       – Если я когда-нибудь ещё раз решу жениться, – покачал головой бизнесмен, – напомни мне об этом.       – Ещё раз? – удивлённо изогнулись брови помощника.       – Ну, знаешь, – наигранно тяжело вздохнул, – врагов у нас много. Что у «Свартальфхейма», что у «Йотунхейма». Ошиблись, перепутали бокалы, не вовремя спустили курок...       Алгрим слушал друга с нескрываемой усмешкой:       – И все проблемы решены?       Малекит кивнул.       – За девчонкой тут же примчится свора байкеров, и я, как благородный человек, даже не буду настаивать на опекунстве. А сына я воспитаю должным образом. ***       Малекит вернулся в дом Лафейсонов точно к семи вечера. Это время он назначил себе сам, приучая Локи к своему присутствию и желая отучить своенравного мальчишку шипеть и скалиться. Его судьба уже решена, и он может сколько угодно представлять Малекита с кинжалом в сердце, но выбор у него невелик: хочет быть с сыном и дальше – научится себя вести.       Как сам Малекит сейчас, когда очень хотелось проучить мальчишку, но он помнил, что нужно лишь аккуратно напомнить о своей угрозе. На его счастье Лафейсонов старших в доме не оказалось. Лафей в «Йотунхейме», а Лаувея наверняка побежала хвастаться подружкам.       Локи с Фрейей спустились к ужину, ответили на все вопросы бизнесмена, и каждый уставился в свою тарелку. Малекит легко переносил это показательное молчание и холодную ненависть, что источал Локи, лишь изредка напоминая, что тому следует думать не только о себе, а попроклинать его он сможет и позже – вся жизнь впереди.       Локи тогда только сильнее сжимал зубы, что скулы становились ещё острее, словно вот-вот порвут тонкую белую кожу, что стала ещё бледнее из–за бессонницы и усталости.       – Ужин был очень вкусный. – Отложила вилку Фрейя, поднимая глаза на отца, дожидаясь разрешения уйти.       – Будешь смотреть телевизор или дочитаем книгу? – спросил Локи, глядя, как дочь аккуратно слезает со стула.       – Хочу посмотреть мультики.       – Беги в гостиную, я скоро приду, – согласился Локи. Сегодня у него снова разыгрался аппетит, поэтому Нина положила ему огромную порцию, которую Локи собирался доесть.       – Локи, ты помнишь, что я тебе сказал насчёт общения с Тором?       Малекит задал свой вопрос, когда с едой было, наконец, покончено, а они пили чай все за тем же столом. Из гостиной доносились звуки работающего телевизора, а Лафейсоны, все также на радость Малекита, не спешили возвращаться.       Ложка, которой Локи размешивал сахар, с грохотом ударилась о стенку чашки и со звоном свалилась вниз.       – Никаких встреч, звонков и смс, – воспроизводя даже интонацию бизнесмена, произнёс Локи.       – Следовало сразу добавить, что и никаких посланий.       Белый конверт легко пролетает по всему столу, замирая у чашки Локи, об которую ударился. Локи приказал пальцам не дрожать и взял бумагу. Вытащил лист и пробежался глазами по строчкам: Признаюсь я, что двое мы с тобой, Хотя в любви мы существо одно. Я не хочу, чтоб мой порок любой На честь твою ложился, как пятно. Пусть нас в любви одна связует нить, Но в жизни горечь разная у нас. Она любовь не может изменить, Но у любви крадет за часом час. Как осужденный, права я лишен Тебя при всех открыто узнавать, И ты принять не можешь мой поклон, Чтоб не легла на честь твою печать. Ну что ж, пускай!.. Я так тебя люблю. Что весь я твой и честь твою делю!*       И пусть это был лишь сонет, а не строки из поэмы, приписка в углу не несла сомнений: «Моя Джульетта»       Локи положил послание рядом с чашкой и совершенно спокойно посмотрел в чёрные глаза. Сейчас его наполняло такое спокойствие и сила, что ему было абсолютно все равно на все слова Малекита. Да, он помнил про угрозу и не сомневался в ней. Но Тор его любит, а это значит, что они все выдержат.       – Я все равно не буду тебя любить, – ровно произнес Локи, глядя прямо Малекиту в глаза.       – О, дорогой Локи, – Малекит встал из-за стола с грацией хищника, что подбирался к добыче, и направился к нему, – мне не нужна твоя любовь. – Он аккуратно приподнял лицо парня за подбородок. – Ты лишь должен понять, что принадлежишь мне.       Хватка становится жёстче, когда Локи пытается отвернуть голову, чтобы не дать себя поцеловать, но ничего не выходит и перед самым поцелуем, Малекит шепчет в самые его губы:       – Смирись.       Локи резко отстраняется, но Малекит и сам его уже не держит. Локи не скрывает бушующую в нем ярость, но сделать так же ничего не может. Он бессилен в своём положении, даже дать хлесткую пощечину не представляется возможным, так как для этого надо резко встать, а ноги кажутся каменными.       – Надеюсь, мы поняли друг друга. – Стягивает со стола исписанный крупным почерком Тора лист Малекит и начинает безжалостно рвать.       Кусочки бумаги падают прямо на пол, и даже если бы Локи хотел их собрать, не смог бы. Конечно, можно попросить Нину, которой придётся все это убрать, но...       Локи видит этот пустой взгляд, совершенно безразличный к его боли или чувствам, и понимает, что подобная глупость может спустить курок. Он запомнил строки и смысл письма, а это уже намного больше, чем лист, что превратился в белое крошево.       Закрадывается мысль, что Малекит боится ухода Локи, боится потерять в его лице что-то ценное для бизнеса, для его положения и дел, и от этого становится ещё хуже. Локи знает, что в мире бизнеса каждый заложник, а вот чего именно: денег, власти, бизнеса, интриг или убийств, знает только он сам. Локи пал жертвой интриг, а мысль, что паутину ему сплёл собственный отец, стреляет не хуже пули в висок. Его родители, одобрение которых он столько добивался, вымаливал и считал одним из самых ценных в жизни, толкнули его в клетку к хищнику. Мир стремительно падал в пропасть, и единственной твердью под ногами была его любовь к Тору.       Кажется, Малекит видел в глазах Локи, как рушится его мир, как свергаются все идеалы и обнажаются ошибки. Но при этом Локи сидел настолько прямо и гордо, что бизнесмен невольно залюбовался этой твердостью сотканной из боли. С глаз Локи не упала ни одна слезинка, они даже не стали влажными, а красные капилляры проявились давно от бессонных ночей. Локи легко встал, словно забыл о своей ноше и боли, душевная была во стократ сильней, окинул бизнесмена холодным взглядом и направился в гостиную, где его давно заждалась дочь.       Малекит следовать за ним не стал. Свое решение он озвучил, и теперь осталось только подождать, что будет дальше. Марать руки и исполнять свою угрозу хотя бы малейшим намеком на вред Одинсону не хотелось, тем более, сейчас у Экерста были дела куда важнее и опаснее глупых мальчишек с их вечной любовью. Ничего вечного не бывает. А если любовь и сметает преграды, то Малекит все ещё здесь и отдавать своё не собирается.       Локи медленно дошёл до ванной, открывая кран, пуская сильную струю воды, пытаясь умыться. Голова сильно закружилась, отчего он крепко схватился за края раковины, пытаясь устоять на ногах. Низ живота свела судорога, он почувствовал, как боль разливается по всему тазу, отдаваясь в позвоночнике и голове.       Он уже чувствовал ложные схватки, научился легко их различать, но сейчас его скрутило намного сильнее, чем в любой другой раз. До родов ещё около двух недель, и сейчас рожать ему ещё точно нельзя.       Локи вскидывает голову, что бы сфокусировать взгляд, и видит стекающую из носа по подбородку струйку крови. Страх затопляет его всего, а боль внизу живота не проходит.       – Малекит!!! – что есть мочи орет Локи, приоткрыв дверь, стараясь стереть не останавливающуюся кровь.       Малекит оказывает в ванной через минуту и, надо отдать должное, не мешкает ни мгновения, прижимая к лицу парня полотенце и вытаскивая того на негнущихся ногах. Локи слышит лишь голос Малекита, кричащего что-то на весь дом, пока тащит его к входной двери, видит искаженное страхом лицо Нины, что застывает на пороге, пока они добираются до машины. Дальше Локи закрывает глаза и чувствует лишь боль и руку Малекита, что постоянно пытается его растормошить.       В себя Локи приходит уже в больничной палате. Доктор и Малекит смотрят на него с явным ожиданием, как будто ждут, когда он очнётся, и Локи понимает, что не помнит, как оказался здесь.       Он резко дергается, кладёт руки на живот, первым делом проверяя тут ли его малыш, и выдыхает, когда под пальцами упругий шар его живота, а ребёнок откликается легким толчком.       – Что со мной? – трёт лоб Локи, морщась от датчика пульса на пальце. – Что с малышом?       – Я сбился со счета в просьбах не волноваться. – Обычно улыбчивый врач сейчас был суров и серьёзен. – И вот последствия. Хорошо, что не дошло до преждевременных родов. Малыш, пусть не сильно, но ещё недоношен и это может вызвать кучу неприятностей, как для ребёнка, так и для вас, мистер Лафейсон.       – Я не специально, – глядя только на свой живот и прислушиваясь, больше ребёнку ответил Локи.       – Побудете у нас пару-тройку дней, понаблюдаем, возьмём оставшиеся анализы, – не приемля возражений, заявил врач. – На это время у вас постельный режим. Отдыхайте. – И уже обернувшись к Малекиту: – у вас пять минут.       Локи даже не успел возразить, что ему нельзя, у него дочь, как доктор уже покинул палату.       – Ты меня напугал, – все так же неподвижно стоя у кровати, произнёс Малекит каким-то севшим голосом.       – Фрейя. Ей придётся остаться на вас. Постараюсь уломать врача на выписку завтра, – все ещё не убирая рук от живота, холодно сказал Локи, спокойно посмотрев на Малекита. – Позвони, как вернёшься в дом, я хочу с ней поговорить.       – Оставайся здесь сколько потребуется. Все будет хорошо. – Не мог прийти в себя Малекит.       Он действительно испугался. На подъезде к больничному центру Локи уже не реагировал на его легкие пощечины, размазавшаяся по бледному лицу кровь выглядела устращающе, пока Малекит нёс его на руках к входу.       То, что в один миг он может лишиться сразу обоих своих козырей Малекит старался не думать. Первым его порывом было позвонить Алгриму, но приезжать помощнику бизнесмен категорически запретил. Потом он вспомнил о Лафейсонах, что наверняка уже узнали о случившемся от горничной Нины, которую он оставил смотреть за Фрейей. Лафейсоны тоже порывались немедленно приехать, но медсестра строго сказала, что даже если все пойдёт хорошо, сегодня к Локи скорее всего не пустят даже Малекита.       Что происходит, и что с Локи и ребёнком Малекиту сказали лишь через три часа, когда спящего Локи доставили в обычную палату, а врач отчитал нерадивого папашу за отвратительное эмоциональное состояние пары и, как следствие, подобную реакцию организма. Локи действительно мог родить раньше времени, но малыш с отцом оказались сильными, и кроме легкого шока ничего не получили, разве что Локи смог наконец заснуть, измученный стрессом и болью.       И вот, спустя час после мыслей о полном крахе и жутких последствиях, Малекит смог спокойно выдохнуть, глядя на ледяного и высокомерного Локи, что смотрел на него с удушающим спокойствием.       Приборы оглушающе громко пикали в сгустившейся тишине, пока они смотрели друг на друга.       – Тебе пора. – Отвернулся Локи, глядя в стену напротив кровати. – Передай родителям, чтобы не утруждали себя с визитами.       – Я приеду завтра.       – Себя тоже не утруждай. – Махнул рукой Локи, словно разрешал уйти.       Растерянность все ещё давала о себе знать, и Малекит повиновался, четким шагом покинув палату и закрыв за собой дверь.       – Всё будет хорошо, маленький, – снова начав оглаживать свой живот, заговорил с малышом Локи. Ответом ему было несколько несильных толчков и отчетливое чувство всеобъемлющего доверия и спокойствия. Похоже, ребёнок испугался за родителя сильнее. – Я люблю тебя и больше никому не позволю нас обидеть.