***
Олег стоял у окна, выходящего в сад, окруженный колючей растительной оградой, покрытой мелкими, спиралевидными, похожими на извивающихся червей цветами, и смотрел на пролетающие мимо окон дома разноцветные флайтеры с цветными шашечками на крышах, снующие туда-сюда, перевозя пассажиров, грузы. Большинство растений в собственном саду он не любил за их дикий вид, острые шипы и непривычные для глаза формы, но привык видеть их повсеместно. Дом, построенный Элионом, если посмотреть на него сверху, больше напоминал игру «Домино», где каждая кость располагалась то вдоль, то поперек, то резко сворачивала, строя неожиданно длинную сквозную комнату или очередной переход. Это огромное одноэтажное строение из бетона и стекла также петляло на местности и строилось с учетом обязательного условия, которое должны были соблюдать все жители Проксимы — сохранения флоры и фауны планеты. По этой причине дом огибал гигантские деревья, а комнаты имели различную форму, от прямоугольных и трапециевидных, до треугольных и овальных. Но все, даже самые необычные, были удобны и функциональны. В этом мире, более технически продвинутом, он прожил уже около четверти века. И ни разу не пожалел о том, что полюбил Элиона. Порой бывало трудно, порой ссорились. Да и в какой семье не бывает ссор и недопонимания? Но, ни разу за все это время, Элион даже мысленно не заподозрил его в измене. Олег был уверен в этом. За столь долгий срок научился понимать супруга с полуслова, с полувзгляда. И нате, пожалуйста! Он никак не мог быть отцом этого мальчика! За спиной вновь что-то грохнуло и зазвенело. Но Олег даже не вздрогнул, услышав отборный мат и вслед за ним рычание Элиона. Улыбнулся. Его супруг в моменты эмоционального подъема всегда переходил на Земное наречие Олега и Аскорианцы живущие рядом лишь головой качали, когда в речи их соотечественника проскальзывал непонятный, но такой эмоциональный сленг. — Не шуми, хватит, — произнес, не оборачиваясь, но обращаясь к мужу. — Ты прекрасно знаешь, что я физически не могу быть отцом этому мальчику. — Олег автоматически, не задумываясь, положил руку на свой довольно большой выпирающий даже из-под свободного свитера живот. Подходило время родов, и нервничать ему было категорически противопоказано. Поздняя беременность и довольно преклонный по земным меркам возраст, делали его уязвимым. — Ему и двадцати нет. Элион подошел сзади, обнимая за плечи. «Естественно не мог! Олег не покидал планету с момента рождения твинсов — уже около двадцати шести лет». — Прости, — коснулся губами шеи, орнамента на хвосте Эгрегора. У Элиона был точно такой же. — Олег называл его «манул», видимо потому, что зверь походил на этого кота. — Не сдержался я… — уткнулся носом в вихрастую светло-русую макушку мужа. Олег кивнул, но внутри все еще было больно. И эта боль разливалась по телу, спускаясь все ниже по животу. Олег зашипел и схватился за ладонь Элиона, до звезд в глазах прикусывая губу изнутри. — Кажется пора, Элион! — Живот скрутило резкой болью, закручивая внутренности узлом. — Началось!***
Вспомнить, что было дальше, Шай вряд ли смог бы. Все, что осталось в памяти это адская боль, опоясывающая низ живота, крики и мат его и Олега Константиновича, спокойное до зубовного скрежета лицо Тая и суетливая беготня Вонна и Элиасса. Окончательно пришел в себя, смог трезво мыслить и оценивать обстановку он уже в больничной палате или комнате, очень напоминающей ее: абсолютно белые стены, упругие плоскости, парящие у стен, на высоте чуть выше колена, по всей видимости выполнявшие роль кровати, аппаратура на высокой тумбе и бледный, наверное, как и он сам, Олег Константинович на соседней плоскости. К его правой руке, как и руке Шая, тянулись тонкие трубочки, провода. Парень перевел взгляд вниз на свое тело, но живот, загораживающий обзор и не позволяющий видеть собственные ноги последние восемь декад, исчез. И Шая накрыла легкая паника. Он вытер враз вспотевшие ладони о бока, задышал часто, рвано, отчего аппарат на тумбе справа от него часто запикал, еще более повышая тревожность. — Ну что ты паникуешь? Спокойно! — Олег открыл глаза и потянулся к Шаю, мягко, но уверенно сжимая его ладонь. — Где дети? — паника, плескавшаяся во взгляде парня, грозила перерасти в истерику. Где-то на краю сознания билась мысль, что если бы случилось что-то плохое, то он почувствовал бы, как чувствуют матери. Но ничего плохого он не ощутил. И тут возник резонный вопрос: кто он теперь, мать или отец, если родил ребенка? Или все-таки двоих? — С детками все в порядке, — Олег кивнул куда-то вправо. — Вон, в колыбели лежат. Шай повернул голову и завозился на плоскости, накрытый простынкой. — Нет, не двигайся, так регенерация пойдет быстрее, ты сможешь встать уже завтра. Диалог прервало появление Аскорианцев, такое стремительное и эмоциональное, что Шай привычным жестом прикрыл живот, что вызвало всеобщий смех. Нежности и ласкам, казалось, нет предела. Шай купался в эмоциях, буквально утопая в любви этих больших и сильных мужчин. — Это отвратительно, Элион! — вдруг громко произнес высокий худой Аскорианец в длинной пестрой хламиде, с абсолютно седыми волосами, увитыми бусами, заплетенными в косу, свисающую по спине едва ли не до пят. Все разом смолкли и угрожающе уставились на него. Создавшуюся тишину, казалось, можно резать ножом. — Отвратительно, — вновь повторил он. Рычание четверых мужчин, усиленное тишиной, прозвучало как взрыв плотины, и Шай ощутил, завозившегося на спине Эгрегора. — Ты считаешь своих внуков отвратительными, папа?! — с нажимом на последнее слово произнес Олег. — Внуки прекрасны и удались на славу. Отвратительным я считаю воспитание ваших сыновей! — старик развернулся так порывисто, что коса стальным жгутом взвилась в воздух. — Ты, Элион, — он ткнул длинным узловатым пальцем в сына, — забыл о ритуале, призванном отдать дань богам! Ритуале, собирающем в главном храме тысячи присутствующих! Когда каждый бы из них принес почести твоим спаривающимся сыновьям. От этих слов разгневанного старика у Шая зашевелились волосы, влажными завитками прилипшие к лицу. «Он должен был спариваться прилюдно, на глазах тысяч присутствующих?» — от этой мысли его затошнило. Спустя миг, он ощутил мягкое касание горячих ладоней к своим плечам и с облегчением выдохнул. — Как хорошо, что Вы у меня такие невоспитанные!***
Фэйт, отложила планшет, подтянула одеяло чуть выше на грудь и подоткнула со всех сторон под маленькое, худенькое тельце Элизы. Малышка уснула, так и не дослушав свою любимую сказку про Смилодона и Мамонта, поджав под себя ноги и подперев щечку кулачком. Девушка развернулась, ощутив толчок в поясницу, и знаком приказала Пеппер вести себя тихо. Ее коммуникатор затрещал, на маленьком экране на запястье появилось улыбающееся лицо Лиманца. Стьюи выглядел каким-то взъерошенным, будто только вернулся с пробежки, хотя, судя по положению солнца на горизонте, уже близился вечер. Фэйт вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. — Привет, милая! Ты поговорила с семьей о нас? — Нет, Стьюи, такой возможности у меня не было. У нас тут двойные роды. Поэтому придется подождать. Стьюи, недовольный вынужденной задержкой, цыкнул: — Если твои родители не дадут согласия на наш брак, я тебя выкраду, — Фэйт хихикнула, глядя на его серьезное лицо, заросшее суточной щетиной в окружении непослушной гривы рыжевато-каштановых волос, стянутых на шее в привычный хвост. — Если они не согласятся, я сама сбегу. — А Элиза? Ты собираешься оставить ее дома? — Стьюи нахмурился. Девочка ему нравилась, и они неплохо ладили. — Ты спятил, Стьюи? Конечно, нет! Она будет со мной, — прошипела Фэйт и осеклась, заметив движение со стороны лаборатории Тайнана краем глаза. На середине коридора, загораживая единственный выход из тупика, в котором она находилась, опираясь на клюку стоял дед.***
Два дня спустя. Шай медленно двигался по стеклянному лабиринту, который твинсы любовно называли домом, толкая впереди себя странное вытянутое в ширину яйцо, с младенцами внутри. Твинсы его назвали коляской, хотя оно было лишено колес и напоминало парящее в воздухе яйцо с рычагами по бокам. Но оно имело преимущество в конструкции и было, в отличие от колесных средств, более маневренным. Детей ему показали сразу, как разгневанный дед удалился в храм, где служил настоятелем. Оба малыша: сыновья были очень похожи на него, за исключением синих отцовских глаз и иссиня-черных волос, окружавших беленькое как у Шая личико пушистым облаком. Еще одна особенность малышей казалась Шаю поразительной: уже сейчас малыши общались меж собой, гулили на одном лишь им понятном наречии и весело смеялись. Шаю было не до смеха. В первый день, он был настолько расстроен, что не обратил внимание на устройство дома-лабиринта, и теперь готов был расплакаться, потому, что не мог понять, где находится и как выйти из комнаты, в которой оказался. Сенсорная панель, открывшая ему дверь, с обратной стороны не отзывалась на его приказ «открыть», по всей видимости, настроенная лишь на члена семьи. Успокаивало лишь одно — в комнате, как и во всем доме, имелись огромные, от пола до потолка окна, и стеклянный потолок, который зрительно расширял пространство. Еще утром он получил сообщение от Фэйт по внутреннему коммуникатору с просьбой о встрече и теперь, аккуратно связав концы длинного пледа на талии, пытался разыскать ее местоположение. Выглянув в окно и не заметив никого из живущих в доме поблизости, он вышел на веранду, окружавшую его и, пройдя дальше по ней, заглянул в окно соседней комнаты. На плоскости с полированной поверхностью, поджав ноги к животу и обняв собственные острые коленки, сидела Фэйт, с растрепанными платиновыми волосами, свисающими с импровизированного стула едва ли не до пола. Заметив его, девушка подскочила и прижала ладонь к стеклу. На ладошке было написано лишь одно слово: «Помоги!». Шай кивнул и вернулся в комнату, откуда пришел. Поставив замок на блокировку, вытащил из узла на затылке, поддерживающую волосы расплющенную по краям спицу, которая легко заменяла отвертку. Разобрать сенсорную панель и перемкнуть контакты, было делом трех минут. И некоторое время спустя, замок в комнате Фэйт щелкнул и открылся. Все шло гладко, Фэйт и Элиза, собравшие вещи, уже грузились в опустившийся на садовую дорожку синий мини-флайтер с шашечками на борту, когда за спиной Шая раздался голос Олега Константиновича. — Она хоть кредиты взяла? — Шай вздрогнул и повернулся, глядя на медленно идущего к нему мужчину. — Фэйт, возьми мою кредитку! — мужчина протягивал толстую стопочку пластиковых кредитов на крупную сумму. — Стьюи, мы сбежали! — ерзала на сидении Элиза, то и дело норовя запрыгнуть на шею гиганту. Она никак не могла успокоиться, предчувствуя забавное приключение. Стьюи ей очень нравился, он был как Шай: добрый и ласковый, только намного больше и «пушистый» как шептала, временами улыбаясь, Фэйт, думая, что ее никто не слышит. Фэйт испуганно оглянулась, а после соскочила на землю и бросилась на шею родителю. — Прости, папа! — Шептала, обняв его за шею. — Я не стану послушной игрушкой в руках фанатичного деда. Так ему и передай! — Милая, доченька, мы с отцом никогда бы не потребовали от тебя этого, — поцеловал ее в висок и заправил за ухо выбившуюся прядь. — Поцелуй от меня отца. Я, как устроюсь на месте, пришлю голосообщение. — Не забывай нас и будь счастлива! — Олег смахнул слезу, ползущую по щеке. Шай смущенно мялся рядом, стараясь быть незаметным. Он простился со Стьюи и отводил взгляд в сторону, будто подсмотрел недозволенное. Прощание было коротким и быстрым. Фэйт резво вскочила на подножку мини-флайтера и, еще раз взмахнув рукой, захлопнула дверцу. Летательный аппарат взвился в воздух и, спустя несколько секунд, скрылся в городских джунглях. Эпилог. Пять лет спустя. Тайнан устало вытянул свое крупное тело, с трудом уместившееся в эту адскую машину, привезшую его с южного сектора мегаполиса. Дом, где его любили и ждали, как живое существо, звал, притягивал, рождал мысли и чувства. И он спешил, будто влекомый родными стенами, близкими людьми. Завернув за угол одной из секций дома, он услышал детский плач. — Хло, ты, помнится, сказала, что не будешь плакать, когда просилась с нами! — Дэн оттеснил двоюродную сестру (которая на самом деле приходилась нму тетей) от края прудика, разбитого во дворе дома, и перебросил удилище в другую руку. Тай притаился за кустом жасмина, поглядывая на детей. — Но ты обещааал! — плакала Хлоя, переступая с ноги на ногу и теребя подол яркого сарафанчика. — Обещал, что я тоже буду ловить рыбу. Девочка топнула ногой и, надув губки, снова встала перед братом, загораживая обзор на поплавок. Тай улыбнулся такой настойчивости и смекалке. Она как две капли воды походила на чертовку Фэйт. Не внешне, нет, Хло была иногда такой же жесткой и бескомпромиссной, как и Фэйт. — Что ты нянчишься с ней? Не пойму… Прогони ее обратно в дом! — проворчал Кан и, вновь насадив червя на крючок, закинул удочку. Рыбу на Проксиму привезли родители в свое последнее путешествие на Землю год назад. Теперь, в этом импровизированном пруду дети удили её стабильно раз в декаду. Хлоя заплакала еще сильнее, размазывая соленую влагу по румяным розовым щекам, и Тай не выдержал, показавшись из-за куста. — Братишка! — Хлоя радостно взвизгнула, мгновенно избавившись от слез и в один прыжок повисла на шее двоюродного брата. Но разница в возрасте, что делала их связь не столь близкой, позволила ей звать его «дядей». — Почему ты плачешь, малышка? Кто обидел тебя? — Тай сурово глянул на притихших мальчишек. — Никто, — Хлоя потерлась влажными щеками и носом о шею «дяди», размазывая по ней слезы пополам с соплями, и подняла на него такие же синие, как у него, глаза. — Видишь, я вовсе не плачу. Тай развернулся и отправился к дому, поудобнее перехватив драгоценную ношу. — А где остальные и Шай? — Они попросили не шуметь, — закатила глаза Хло. — Малышку Софи только уложили спать, — прошептала она доверительным тоном, едва за ними закрылась входная дверь. — Фэйт такая толстая! — прошептала с широко раскрытыми глазами. — Она наверно проглотила нашего Смилодона. Его нет с самого утра, — глазенки малышки наполнились слезами. Тай улыбнулся и поцеловал ее в щечку. — Нет, она не сможет его съесть. Пеппер наверно отправилась ловить радужных крылаток, — входя в комнату и ментально посылая приказ девочке молчать, замер на пороге. Фэйт, из боевого летчика превратившаяся в домохозяйку была на сносях и, по-видимому, на этот раз ждала наследника. Вокруг небольшой колыбели столпились его твинсы, пара и Фэйт со своим лиманцем. Она казалась крошечной рядом с этим похожим на гору самцом, умудрившимся заделать такую восхитительную крошку. Стьюи безумно любил своих женщин, а Софи обожала его в ответ. Малышка засыпала и ела, лишь сидя на руках отца. Тайнан, по обыкновению, просканировал ауру каждого из присутствующих, сразу же занося изменения в портативную электронную картотеку, отмечая изменившуюся ауру своей пары. «Интересно, твинсы знают о грядущих переменах?» — с улыбкой опустил малышку на пол и поймал заговорщицкий взгляд Шая. Похоже, их пара уже знал о грядущем пополнении, но вовсе не спешил делиться со всеми. Что ж, подождет и он.***
Старый Авель разложил поверх ритуального камня принесенные дары — хлеб, вино и забитого час назад вислогога. Поворачивая каждый из них четыре раза, он каждый раз читал молитву. Затем опустился на колени и попытался отломить от хлеба краюху и окунув в вино вложить в рот божественному Гору, изваяние которого восседало в переднем нефе храма. Но этого сделать не удалось. Вино превратилось в лёд, хлеб — в уголь, а мясо вилорога — в камень. Паника отразилась в глазах старого храмовника Аскорианца и он, глянув на хмурую, как ему показалось, каменную статую, вновь опустил глаза долу. — Что ты хочешь от меня?! — в голосе старика слышались покаянные, истерические нотки. «Ты не выполнил условие!» — услышал он в голове — Что ты хочешь? — повторил снова. Плечи старика испуганно вздрагивали, а колени от стояния на стылом камне храма ныли. Он вновь поднял глаза и попытался встать, но тело не слушалось, замерев на месте каменной статуей. «Тебя!.. Твою жизнь!.. Твою душу!» — услышал бестелесный голос и обреченно выдохнул. Договор, заключенный им с богами много лет назад остался невыполненным. Молодежь не верила в волю богов, требующих жертвенности, не верила в вечную жизнь и жизнь за чертой. Теперь он должен расплатиться. Боль пронзила сердце, растекаясь по телу. Старик сжал зубы и превозмогая боль, смиренно сложил руки в молитве, опустил голову. Тело серело, покрываясь мелкой сеточкой трещин, каменея. Сосуды лопались, рассыпаясь каменной крошкой, лишь только глаза, яркие синие оставались какое-то время живыми. Он сожалел о том договоре, принесшем народу долгую, но одинокую жизнь, где каждый тратил столетия на поиск своей пары, но зачастую так и не находил. Сожалел о натянутых отношениях с сыном и внуками, о любви, которую должен был дарить им, но отказывал. Его взгляд остекленел и потух, став из синего темно-серым, как грозовые тучи в Южном Сархане. Последний вдох сорвался с мраморных губ и старик остался стоять коленопреклоненным посреди жертвенного камня.***
Планета Глория. Двенадцать декад спустя. «Зоологический парк реликтовых животных». — Кан! Дэн! Хлоя! Далеко не отходите, чтобы я еще и вас не искал. Шай устало опустился на скамейку под гигантской секвойей и потер живот. От долгой ходьбы пешком у него гудели ноги, и ныла спина. До родов оставалось буквально пять или шесть декад, и передвигаться становилось все труднее. Эта беременность, в отличие от первой, проходила намного тяжелее. Постоянно скакало давление, и отекали ноги, «Хоть токсикоз не мучил, и на том спасибо богам» — произнес, мысленно вознося молитву. Он огляделся и позвал Пеппер. Кошки нигде не было. Лишь дети крутились возле маленького дронта*, вышедшего из кустарника. Вслед за ним, косясь большим желтым глазом на непрошенных гостей, степенно вышагивая, вышла, судя по всему, мать. Что малыш, что его мамаша, были похожи на неоперившихся птенцов с недоразвитыми крыльями и пухом вместо перьев, но очень мощным клювом. Шай поднялся и взял толстый прут, чтобы в случае нападения попытаться отогнать птицу. Мамаша тут же зашипела, оттесняя птенца подальше в подлесок и утаскивая в клюве принесенное яблоко. Пропажу Пеппер обнаружили не сразу, а лишь часа через полтора или два, когда все подустали и собрались отправиться на космодром. Бродя от вольера к вольеру, рассматривали гигантских шестипалов** свивших настолько прочную паутину, что в ней запутался взрослый львиный тамарин***. Этот крупный древесный примат дергался и орал так громко, что прибежавшему смотрителю пришлось распутывать и долго успокаивать животное. — Дядюшка, любимый! Давай возьмем его себе? Хлоя скакала вокруг Шая и ныла на все лады. Она была чуть ли не на голову ниже своего двоюродноно брата-близнеца, но уже умела вывернуть мозг наизнанку и добиться своего. Но сейчас нахождение в доме этого длинноволосого примата, когда буквально декаду назад родила Фэйт, и он сам готовился к родам, было несвоевременным. Хватало Пеппер, линявшей чаще, чем остальные животные в дикой природе. Он снова огляделся вокруг и посвистел в манок. Но кошка вновь не отозвалась. Сначала Шай думал, что она отстала от них, потом, что заблудилась, но рассудив здраво, понял, что в таком парке, где можно встретить реликтовых животных, Пеппер пошла искать пару. Он знал, что это когда-нибудь произойдет, но расставаться с ней вот так, не прощаясь, было больно. — Нет, Хло, не сейчас. Может позже, — Шай вновь потер поясницу, все еще надеясь, что малышка откажется от этой идеи. В соседнем вольере бродил маленький окапи. И девочка переключилась на него, примкнув к мальчишкам, наломавшим тонких веточек акации и пытавшимся скормить ему банан, насаженный на ветку. Животное опасливо мялось у объеденного кустика, но подходить не спешило. Долго стояли у прудика наблюдая за медленными размеренными движениями Австралийской рогатой миолании****. Затем кормили травой мезогиппуса***** и эогиппуса, бегали в манеже с мелкими гиракотериями. Уже под вечер, усталые, они, что называется под занавес, покатались в вольере на реликтовых динорнисах****** и готовились отправиться на космодром, когда на стоянку к их флайтеру, наконец, вышла Пеппер в сопровождении крупного… Шай во все глаза рассматривал огромного волка, окрасом больше походившего на тигра. Он пытался вспомнить, как называлось это хищное животное, которое даже не вышло, когда дети пытались найти его в вольере. «Сумчатый тасманийский волк», — всплыло вдруг в памяти, нарушая внутреннее равновесие, искрами поселившегося в сознании страха. — Ну вот, кажется, и ты нашла себе пару другого вида. Видно и правда пришло время проститься. Шай присел на корточки, обнимая Смилодона, ставшего ему за прошедшие годы близким другом. Одинокая слеза потекла по щеке и кошка, заурчав, ткнулась мордой в грудь, словно прося прощения. Дети хныкали и просили взять ее с собой, но Шай молчал, пристегнул ремни фиксаторов на груди каждого и развернулся, кинуть последний взгляд на любимого зверя. Спустя мгновение, едва не задохнулся, когда Пеппер, а вслед за ней и волк запрыгнули в транспорт. Шай выдохнул: — Ладно. Но ухаживать за ним будешь сама, — ткнул пальцем в волка. — Домой! Дронт* — птица величиной 80 см, жившая на острове Маврикий в индийском океане и полностью истребленная в конце 18 века. Гигантский шестипал — разновидность паука. Львиный тамарин** — некрупный примат, в конце XX века живший в амазонской сельве ы Бразилии. И насчитывающий на конец века несколько десятков особей. Динорнис или моа — разновидность гигантского страуса живший на островах Новой Зеландии, вымерли в конце 18 века. Миолания — рогатая австралийская черепаха, вымершая примерно 300 лет назад. Гиракотерий, эогиппус и мезогиппус — предки современных лошадей. Сумчатый Тасманийский волк — близкий родич не собаки, а кенгуру.