— Судьба найдёт способ поставить перед нами то, что мы пытаемся оставить позади. — Кто сказал? Достоевский? — Нет, я. В период депрессии. Моззи/Нил. Сериал «Белый воротничок»
-8-
Забыть. Просто выбросить из головы, будто ничего и не было, и попытаться продолжать жить дальше. Загрузить мозг какой угодно, левой хернёй. Отвлечься… вычеркнуть из памяти. И не существует для этого ничего лучшего, чем моя огромная сумасшедшая семейка — куда уж там алкоголю и всем весёлым компаниям на свете. У родителей нас девять детей. Я — пятый. Чокнутые предки, но, кажется, они с огромным удовольствием вырастили такую ораву и даже каким-то чудом умудрились придать для ускорения правильные пинки в самостоятельную жизнь. А потом со свойственной любящим родителям нелогичностью постоянно зазывать всех обратно на «погостить» в теплом семейном гнездышке. В родительский дом в пригороде я уехал сразу после Ромкиного ухода. Может, сыграло подсознательное стремление — что-то оставшееся из давно прошедшего детства — бежать за утешением под материнское крылышко. Но вероятнее всего то, что в родном сумасшедшем доме мне не дадут ни минуты покоя: многочисленные дети, внуки, их друзья-приятели и прочая, более дальняя родня, привлеченная безграничной гостеприимностью предков… там постоянно обитала не маленькая такая толпа. Неплохой способ довести себя до состояния овоща без единой мысли в голове. Никто не спросил, какого хрена я приперся среди ночи. Главным правилом, молчаливо принятым в нашем кругу, был принцип невмешательства в чужую личную жизнь. Но то, как он реализовывался... неизменно грело душу приятным теплом. Никто и никогда не спросит, что у тебя произошло, но окружат таким вниманием и заботой… будут тормошить, развлекать и действовать на нервы пустой болтовней. А потом, даже и сам не заметишь как, за чашкой маминого фирменного травяного чая, уставший и вымотанный, расскажешь о своих проблемах, зная, что тебя тут не будут осуждать или копаться в причинах. И даже совет дадут, только если ты в нём действительно нуждаешься. Но в этот раз я не хотел ни в чём разбираться, одержимый только одним стремлением — забыть. Хотя бы на время, пока пугающее до чёртиков послевкусие не выветрится совсем. Пока не перестанут крутиться в голове невозможные и сбивающие с толку мысли. Хотя бы на пару дней передышки… И это мне, в конце концов, неплохо удалось. В понедельник родная контора встретила привычной суматохой. С восхитительной пустотой в голове и идиотской улыбкой на морде лица я добрёл до кабинета и, с чувством величайшего облегчения, плюхнулся в кресло. Тишина… и, надеюсь, она продлится, как можно дольше. Пустые надежды. Сомов вломился ко мне буквально в следующую секунду. Чуть ли не подпрыгивая на месте и сверкая глазами, он яростно тряс в воздухе пачкой документов. — Костя! Где ты шляешься?! Я с недоумением посмотрел на часы — до начала рабочего дня оставалось еще десять минут. — Эм… — на большее меня явно не хватило. — Эти долбанные корейские кумовья прибывают уже в среду, а твои идиоты никак не могут допетрить, что же от них требуется! И вообще, что за дисциплина в твоём отделе?! Я уже час гоняю их от кофейного автомата, пытаясь заставить работать, но наблюдаю в ответ только кристально чистые взоры! Ну, конечно… Согласно регламенту в нашей компании, рабочий день у рядовых сотрудников начинался с восьми, а не с девяти, как у руководства среднего звена. Но я, еще год назад, после назначения моей персоны на должность начальника отдела, негласно отвёл своим архаровцам этот первый час на утренние чаепития и неспешную подготовку к работе. Всё равно он именно так и протекал с древнейших времён. Я обречённо вздохнул. — Скажи мне, Сомов, ты что — живёшь на работе? — поинтересовался я. Витька недовольно нахмурился, нервным жестом поправляя очки. — Я тружусь согласно графику: от звонка и до звонка. Между прочим, в отличие от твоего чокнутого дружка. Я, конечно, ему безмерно благодарен, что он все выходные провёл на своём рабочем месте и проделал львиную долю исследований, но этот идиот с сегодняшнего дня взял больничный! Ты представляешь?! Заболел он, видите ли! Именно сейчас, когда всю компанию лихорадит в цейтноте! И что мне, спрашивается, делать? А?! …Значит, Ромки сегодня нет… — Ну, он же сделал всё, что от него требуется, — по инерции возразил я, задумавшись. — Да мне похрен, что он там сделал! Король, он и есть — Король. Творит всё, что ему вздумается. Нормальные люди в будни — трудятся, в выходные — отдыхают. А не наоборот! Да уж, на педантичного и пунктуального Сомова Королёв всегда действовал, словно красная тряпка на быка. …Заболел? Или… он так меня избегает? Что-то не похоже на вечно прямолинейного и открытого приятеля. Он никогда не прятался от проблем, с абсолютным пофигизмом встречая их лицом к лицу. — Андронов… Ты меня слышишь или в облаках витаешь? Проснись и пой! Витька, похоже, сейчас лопнет от злости. — Давай сюда эти чёртовы бумажки, — философски вздохнул я. — Сам разберусь со своими лентяями. — Давно пора, — Сомов с готовностью сунул мне под нос внушительную кипу. — Основные данные есть в базе, тут корректировки. К вечеру Борисычу нужен полный черновой вариант плана. — Вали уже давай. Справимся. — И ещё, — он ненадолго приостановился, прежде чем выйти, — я искренне надеюсь, что к среде этот бредовый бал-маскарад всё же благополучно закончится. Проводив его тоскливым взглядом, я со стоном уткнулся в горку бумаг. Что это? Моё тотальное невезение или полный распад мозга? Сбегая к родителям, я и не додумался захватить запасную одежду. И в результате, демократичная белая футболка была благополучно заляпана морковной запеканкой в первое же утро, а сегодня брюки, вроде бы надежно упрятанные на полку — когда я решил больше не рисковать и переоделся в батины растянутые треники — оказались беспощадно разрисованы разноцветными фломастерами. Пятеро мелких от двух до пяти лет — а именно столько гостило в выходные в доме предков — это вам не шутка… Продираться три часа по утренним пробкам до дома, чтобы переодеться, не было времени, и сейчас я, естественно, красовался в шмотках семнадцатилетнего младшего брата. К сожалению, только они подошли мне по размеру, и всё бы ничего… но тот уже года два — убеждённый эмо. С обречённым вздохом ощупав себя, я вдруг почувствовал, что в кармане изуверских штанов что-то подозрительно зашуршало. Аккуратно, с превеликой осторожностью, ибо там могло оказаться всё, что угодно, начиная от куска хлеба с маслом до боевой гранаты, я двумя пальцами вытащил нечто бумажное. …Интересно, какая была бы реакция у Сомова, если бы я достал это прежде, чем он ушёл? Странная поделка, невообразимый выверт детского мозга. Что-то среднее между тигром и жирафом, обладающее вдобавок длиннющим слоновьим хоботом. И раскрашенное в ядовито зеленый цвет с поперечными фиолетовыми полосками. Говорят дети — цветы жизни… Нагло врут. Они — мелкие, пронырливые, сеющие хаос и разрушение, коварные гоблины. И я задумчиво пристроил кошмарного зверька рядом с монитором. …Что же, чёрт побери, творится с Королём? Нагрузив сверх меры стенающих сотрудников Витькиной макулатурой, я в растерянности покрутился в кресле, гипнотизируя телефон в руках. Открыл менюшку, подумывая набрать смс, но решительно отказался от этой мысли. Хватит. Посмсились уже разок. И героически нажал кнопку быстрого вызова. Гудки шли так долго, что я уже даже начал беспокоиться. Почему-то всплыла яркая картинка, как Ромка валяется в своей комнатушке в глубоком обмороке, а в это время на плите что-то уже подгорает и грозно чадит чёрным дымом… — Чего тебе, Андронов? — усталый хриплый голос. — Эм… — мысли с оглушительным топотом разбежались в разные стороны. — Привет. Болеешь? — Угу. Чего хотел-то? — Да, так… с тобой всё в порядке? — Я болею, Андронов. Простудился, — терпеливо пояснил он, словно маленькому. — Горло дерёт как проклятое, полный нос соплей и жутко раскалывается башка. Конечно, со мной всё в порядке, блин! — А… ясно. — Это всё? — Ну… да… — Вот и отлично. И бросил трубку. Замечательно поговорили. Ну и плевать. Так будет гораздо легче — еще несколько дней без встреч с приятелем. Еще куча времени, чтобы навести порядок в собственных мыслях. И, может, в результате разобраться — куда же ведёт проклятая кроличья нора… в которую я имел неосторожность прыгнуть столь необдуманно. — Костя… — в приоткрытую дверь неуверенно заглянула Алина и смущенно потупилась. — Там… это… там тааакой кошмар! Ну, а где его нет? У меня возникло сильное сомнение в том, что в мире вообще существует подобное сказочное место. — Какой? — флегматично осведомился я. — Там бумаги… ну, те, что из отдела маркетинга… Они это… почти все на корейском, — девушка тоненько хихикнула. — Нам бы переводчика что ли, а?.. Переводчика им… Я отчетливо представил, как в данный момент мои архаровцы, сладко жмурясь, предвкушают охренительную головомойку, предстоящую Сомову, и, отложив телефон, поднялся. Не стоит их разочаровывать, правда?.. …И в итоге меня всё же затянула лихорадочная суета. Бумаги, отчеты, таблицы, в сотый раз переделываемый план… Нервы и лайня со всеми подвернувшимися под руку со своими косяками коллегами. Постепенно события, что так трепали душу, стали казаться чем-то далеким и нереальным. И, в редкие минуты отдыха, размышляя, я пришел к выводу, что, наверное, слишком увлекся. Заигрался. Невольно начиная принимать всё всерьез, вживаться в роль соблазнителя… Глупо, в общем-то, вышло. А Королёв… а что Королёв? Он сопротивлялся до последнего и, похоже, действительно ни хрена его ко мне не тянуло. Ушёл же он именно тогда, когда мог всё получить на блюдечке с голубой каёмочкой. Так очевидно и просто открывается истинная суть вещей, когда глаза не застилает непоколебимое упрямство. Оставался ли еще хотя бы один самый мизерный шанс вернуть прежнюю дружбу? Я не знал. Единственное, в чем был уверен, что хочу этого больше всего на свете, а вот Ромка… Кто знает, что творится в башке у Ромки? Это и в лучшие времена частенько оставалось для меня загадкой. Представители корейской фабрики коллекционных игрушек «KKum», прозванные кумовьями за странное русскому человеку название, прибыли в среду, как и собирались. И хаос вырос в разы, неотвратимо угрожая захлестнуть компанию с головой. Нервничало руководство, сходили с ума подчиненные. И те, и другие гоняли отдельных фанатично настроенных работников, которые жалобно клянчили у гостей пробные образцы планируемой к выпуску серии фигурок по мотивам популярного аниме. Корейцы, в свою очередь, с непроницаемыми восточными лицами, выслушивали мольбы фанатов, въедливо вникали в малейшие нюансы и по косточкам разбирали перспективы будущего возможного сотрудничества. Форменный дурдом. А апофеозом дурдома стало торжественное подписание эксклюзивного контракта на пять лет и, как контрольный выстрел по психике всех сотрудников компании, пафосный шикарнейший банкет в пятницу вечером. На котором, категорически, под угрозой немедленного увольнения, запрещалось напиваться. Измученный недельным марафоном, народ мгновенно окрестил предстоящее мероприятие изуверской корейской пыткой и тщетно пытался отбрехаться от обязательного присутствия. А я даже и не пытался. Какой смысл тратить остатки сил на заведомо безнадежное начинание?.. Стоически пережив официальную часть, обильно сдобренную пламенными речами и красочными картинками ожидающего нас прекрасного светлого будущего, усыпанного хрустящими зелёными бумажками, я облюбовал позицию недалеко от выхода из банкетного зала. Удобное местечко. Особенно для того, чтобы вылавливать своих подчиненных, намеревающихся в тихушку слинять пораньше. Флегматично развернул обратно в зал необъятную Инну Леопольдовну, усиленно пытающуюся прикинуться маленькой серенькой мышкой. Раздал подзатыльники трём юным раздолбаям, которые, похоже, убедили себя, что непосредственный руководитель — всего лишь неприметный предмет обстановки, и можно с независимым видом проследовать мимо — к выходу. С милой, но твёрдой улыбкой выслушал пламенные и искренние мольбы прекрасной, неумолимо кокетничающей Алиночки. И даже уже начал скучать, подумывая — не свалить ли самому, раз необходимый минимум был вроде бы выдержан, когда меня сцапали в охапку такие знакомые руки. — Кооот!!! И тщательно уложенная причёска с готовностью встопорщилась упрямыми лохмами под вездесущими пальцами приятеля. Приперлось таки… больное безрассудное чудовище. — Чёртов цербер! — Королёв счастливо лыбился во все тридцать два зуба. — Что? Сторожишь несчастных офисных крыс, преданно прислуживая Борисычу? — Ромео… блин! Я три часа убил на свою башку! — я мстительно ткнул Ромку локтем под ребра, выворачиваясь из цепкой хватки. Долбанное, глупое, довольное чудовище… Похожее на идиота в этом строгом темном костюме вместо привычных полупанковских шмоток… …И какого хрена он так счастлив?! А губы уже сами собой расплывались во встречной улыбке. — Ты такой важный, Андронов. Стоишь тут прямо, как натуральный чопорный английский джентльмен. С кислой, тоскливо вытянутой рожей. — Зато твою рожу даже приличный костюм не спасает. Моментом превратился в очередной клоунский наряд. — Это же здорово! Ты в курсе, что дьявол клоунов в ад не пускает? — Неужели? — язвительно. — С чего бы вдруг? Королёв склонился к самому уху и, с видом человека, доверяющего жутко страшную тайну, сообщил: — Конкуренции опасается! И, ткнув меня в плечо кулаком, довольно заржал. …Вот так. Легко и просто. Легкомысленный и простой Ромка с легкостью отбросил всё, что случилось между нами неделю назад, и, как ни в чем не бывало, возродил чуть не погибшую было дружбу. А я, такой дурак, оказывается и не представлял, что камень, лежавший мертвенным грузом на душе до этого момента, настолько тяжел. И что он с таким облегчением разобьется при падении на тысячи невесомых осколков. И станет так тепло и светло. Он всё-таки замечательный… мой самый лучший друг. — Ром… — устало вздохнул я, — достало всё, тоска смертная… давай смотаемся отсюда и в «Альку», а? Сто лет там не был, оторваться хочу — сил нет. — Не могу, блин, — Ромка недовольно надулся. — Сомов — маньяк. Решил держать нас здесь до самого конца, под угрозой лишения пятидесяти процентов премии. А мне до покупки машины осталось всего ничего. У тебя случайно нет знакомого киллера, занимающегося благотворительностью? Я нервно хихикнул и поспешил успокоить расстроенного друга: — Ты и сам отлично справляешься. Рано или поздно его разорвет от бешенства на мелкие кусочки. — Фууу… Надеюсь они на меня не попадут. Вдруг занудство заразно? И Королёв искренне задумался над столь животрепещущим вопросом. Мелькнула мысль — остаться и составить ему компанию по подыханию от скуки. Но, заметив дружно-мрачные взоры своих подчиненных, печально кучкующихся неподалеку, я от неё со вздохом отказался. Иначе меня скоро самого порвут на части. А потом месяц будут неумолимо косячить и филонить в качестве злобной мсти. И я снова вздохнул. На этот раз — смиренно. — Звякни, когда вырвешься. И встретимся в клубе. — Угу… — согласно кивая. Восхитительное, волшебное чувство! Я с глупой улыбкой поднялся на лифте на пятый этаж и, так же улыбаясь, как дурак, вошёл в свой кабинет. Хотелось петь и радоваться жизни. Хотелось сделать и Ромке что-то настолько же хорошее, как его подаренное мне замечательное настроение. И взгляд остановился на резиновом утёнке… А что? Неплохая идея — подсунуть Королёву мистера Кряка. Как знак моего безусловного поражения, как готовность перечеркнуть и забыть все обиды. Это будет… правильно. Единственно правильный поступок. Мы встретимся в клубе и как раньше оторвемся на полную. Нальемся пивом и поднимем на уши танцпол. Потроллим влюбленные парочки, проверяя на прочность их отношения, и потреплем нервы злосчастному Юрику, эксплуатируя его подсобку за баром. Поиграем в гляделки с охраной, чьи задницы были безмерно чувствительны на неприятности и пророчески поджимались при нашем с Ромкой появлении. Великолепная беззаботная жизнь! Я вышел из здания, не забыв заглянуть по пути в пустой отдел маркетинга и оставить утёнка на рабочем столе приятеля. Вышел, по-прежнему глупо улыбаясь. И всё еще лыбился, пока шел к машине на стоянке, в красках представляя сегодняшний замечательный вечер. И даже, когда уселся на водительское сидение и с облегчением содрал пиджак, намереваясь бросить его назад, с лица не сходила широкая счастливая улыбка. …Что-то, шурхнув, звякнуло, выпадая из кармана пиджака, и я невольно глянул вниз. На коврике, свернувшись, будто некая экзотическая змея, сыто отливая серебряными бликами, лежала проклятая Ромкина цепь. Долбанная цепь, неизменно украшавшая шею приятеля, сейчас валялась у моих ног. И я машинально взял её в руки. …Какого, мать его, органа?! Я растянул цепочку перед глазами, недоверчиво вглядываясь в до боли знакомые, кривовато спаянные звенья и тщетно пытаясь понять… что же это, чёрт побери, значит?! Один из крайних элементов был деформирован и раскрыт, скалясь неровными краями, словно его просто разорвали резким рывком. Готов поспорить — так оно и было. Я даже явственно представил Королёва, одним движением руки срывающего с шеи свой драгоценный талисман. …Наверняка осталась нехилая ссадина на загривке… О чём я, чёрт возьми, думаю?! Какая, на хрен, разница, каким способом Ромка снял цепь? Гораздо более важно… на кой чёрт он это сделал?! И зачем тайком подсунул в мой карман, счастливо лыбясь и подшучивая… Краем глаза я уловил движение, а поднимая взгляд, и его причину — несущегося быстрым размашистым шагом к моей машине Короля. С чёртовым утёнком в руках. В строгом классическом костюме и в неизменных гриндерах, упрямо выглядывающих из-под брюк. …Чокнутое строптивое чудовище… Он чуть ли не бежал. Целенаправленно, нахмурив брови, и, только столкнувшись сквозь лобовое стекло с моими глазами, он перевел сердитый взгляд на цепочку между пальцев, споткнулся на ровном месте и застыл столбом. Мы немного помедитировали, буравя друг друга пристальными вопрошающими взорами, словно в сцене из какого-то дурного фильма. И Ромка, ссутулившись, неспешно добрёл оставшиеся несколько метров, чтобы со вздохом плюхнуться на пассажирское сиденье. — Вот… это твоё, в общем-то. Мне на колени приземлился многострадальный мистер Кряк. С возвращением, ага. — Почему?.. Вдруг. Казалось, даже кончик цепочки качнулся вопросительно. Королёв пожал плечами и изобразил слабую улыбку. — Считай, что я так сдался. — Сдался?.. — Угу. Выходит, мы оба решили поставить точку в безрассудном пари. Решили практически одновременно, спасая нашу дружбу… Вот только какого хрена он сводит на нет мой шаг в этом же направлении? — Тогда это твоё. И я протянул руку, намереваясь сбросить украшение на колени приятеля, но пальцы обхватила и решительно оттолкнула Ромкина ладонь. — Нет. — Почему нет?! — возмущенно. — Так будет честно. Мы оба сдались и, значит, оба проиграли. — Нет. Я не согласен. Ну, просто жутко твердолобый тип! — Хорошо, — покорно кивнул я. — Но тогда ты тоже оставишь у себя чёртову утку. И другой рукой перекинул игрушку Королёву. Тот поймал её на лету и секунду задумчиво изучал. — Договорились, — легко согласился он и широко улыбнулся, в очередной раз сбивая меня с толку. — У меня — мистер Кряк, у тебя — цепь. И значит, мы оба не проиграли, а выиграли. — Выиграли?.. Это как в байке про оптимиста, пессимиста и стакан. Загадочная волшебная философия — поверни её той стороной, которая тебе больше нравится, и будешь всегда прав, что бы ни сказал. Так вот. Ромкина сторона всегда светлая. — Выиграли, — серьёзно и веско кивнул он. Действительно, выиграли. Почему бы и нет?.. Прошли же мы через весь этот ад последних дней — печальное последствие безрассудного спора. И чудом удержались на самом краю, сохранив нашу дружбу. Я задумчиво подкинул цепочку на ладони, размышляя, куда её деть. И не придумав ничего лучшего, просто сунул в карман брюк. — Значит — мир? — улыбаясь, произнес я, протягивая раскрытую для рукопожатия руку. — Мир, — ответная улыбка, и Ромкина рука с готовностью пожала мою. И настойчиво потянула, заставляя неуклюже изогнуться, а Королёв склонился, встречая… целуя прямо в не успевшую сойти улыбку. Легко, касаясь губ всего на секунду. Почти… невинно? Я замер в оцепенении, уже вообще ничего не понимая, лишь растерянно хлопая глазами, уставившись в непривычно серьёзные серые напротив. А по шее уже скользили горячие пальцы, обхватывая, притягивая в гораздо более долгий поцелуй. Ромка не пытался давить, не проявлял ни грамма напора, а губы ласкали мягко и почти невесомо, лишая малейшего повода для серьёзного сопротивления. И спокойно отпустили, спустя всего лишь вечность. Я медленно отмер, пытаясь хоть что-то сообразить. Смерил взглядом довольного лыбящегося приятеля. И с искренним любопытством поинтересовался: — Ты чем неделю болел, Королёв? Случайно, не воспалением мозга?.. Лезешь целоваться, словно влюбленная барышня. — Ага, так и есть. — Что «ага»? Серьёзно, воспалением мозга? — Серьёзно влюбился, глупый… …Какая, оказывается, тишина может быть ранним летним вечером. Не слышно ни голосов прохожих, ни щебета птиц, и только где-то вдали шуршали машины, да монотонно гавкали бродячие псы.