Все дороги ведут в Айдахо

Это довольно странное ощущение, не могу понять, помню я его или нет, скучал по нему или нет. Когда я поднимаю крылья, у меня выпрямляется спина, поднимается подбородок, и я смотрю прямо вперед. Я чувствую, что теперь могу не опускать глаза, когда гляжу на людей. Раньше я все время отводил взгляд. Теперь – не дождетесь. Я еле выхожу из узкой церковной калитки, попробовали бы сами это сделать, когда у вас размах крыльев – футов семь, не меньше. Совсем не понимаю, что мне делать вот с этим вот за плечами. Может, кто-то мне подскажет... Скотт стоит за церковной оградой, он и правда в том синем костюме. Наверное, синем, я сейчас все вижу исключительно монохромно. Он вынимает изо рта сигарету и устало спрашивает: – Михаил? И что теперь, повергнешь нас всех в прах во славу Божью? Ми-ха-ил. Совсем не Майкл. Я задумываюсь – и тут же опять лечу на землю, потому что теперь я вспомнил. Теперь я понимаю, что происходит и что происходило. Я обнимаю себя крыльями, и меня бьет крупная неконтролируемая дрожь. А вы бы как отреагировали, если бы вдруг поняли, что вы вовсе не хастлер-нарколептик, который вынужден спать на голой земле, потому что у него нет своего дома, а предводитель Божьего воинства архангел Михаил, воюющий на стороне Света столько лет, что уже и не вспомнить, как все начиналось? Я на самом деле ангел. Я как бы добрый и клевый чувак, который стремится не допустить Апокалипсиса. Конца света, верно. А мой братец Люцифер очень хочет этот самый конец света замутить. И в финальной битве мы с ним должны встретиться на земле – в своих телесных оболочках. И нашими вместилищами могли стать только Дин и Сэм Винчестеры. Лишь они были достаточно сильны, чтобы принять в себя архангела и дьявола. Вот и скажите теперь, что я случайно с ними встретился на пыльных дорогах Айдахо. Случайности не случаются случайно, как сказал кто-то когда-то. Все они от Бога, теперь я точно это знаю. И меня отнюдь не случайно так влекло к Дину Винчестеру. Я знал, что он был предназначен для меня. Но проблема была в том, что я не хотел оказаться в теле Дина. Да, я не хотел, чтобы моим вместилищем стал этот человек. Я, тогда еще Михаил, видел Дина Винчестера в аду, и мне не понравилось, что он там творил. И дело было вовсе не в том, что он пытал души, – ад для этого и предназначен, и кому-то пришлось бы это делать, так или иначе. Неприятная, но обязанность. Можно сказать, что это некие должностные полномочия. Проблема в том, что Дин мучил других, потому что впал в отчаяние и отказался от всякой надежды. Он не видел для себя никакого шанса. Вообще. А я не желал, чтобы отчаяние решало судьбу этого мира. Потому что надежда и отчаяние сливаются воедино только на краю пропасти. Я не хотел верить, что мир висит на волоске. И тогда, чтобы не обращаться к Дину Винчестеру, который таскал тяжелую ношу своей совести по всем Соединенным Штатам, я придумал интересный выход для себя. В своей гордыне я задумал сравняться с Творцом – создать собственного человека, по образу и подобию своему. Того, кто мог бы стать моим вместилищем. Я решил, что вселюсь в сотворенного мной гомункула, отражу нападение Люцифера и с триумфом вернусь в Рай. Я изучал магические практики, человеческие науки и, конечно же, легенды о том, как это делал Господь. Знаний было мало, но я надеялся, что моя ангельская Благодать поможет мне. И вот однажды я уединился в своем жилище на небесах и разжег небесный огонь под ретортой, чтобы сотворить человека для того, чтобы он вместил меня и сразился с Сэмом Винчестером. И у меня почти вышло. Почти. Я создал Майка Уотерса. Потом я видел его в зеркале сотни раз – обычный паренек, не красавец, нос сапожком, тонкие губы, прозрачные глаза. Слишком доверчивые. Мой человек получился усталым, больным и слишком напуганным. Он страдал от амнезии, нарколепсии и невозможности поверить в любовь. А я в своей самонадеянности не мог поверить, что опыт вышел неудачным, и вошел в него. И оказался в ловушке в теле Майка Уотерса. Я забыл о том, кто я такой, но и кто такой мой человек – тоже не помнил. Потому что я оказался на земле. На земле оказалось слишком много боли. Говорят, что к ней можно привыкнуть, но я так и не сумел. Когда человеку настолько больно, он думает только об одном – как бы побыстрее избавиться от этого чувства. Майкл Уотерс взял и избавился от боли, стерев из своей памяти то, что ее причиняло. Но все равно оказался не в состоянии убрать первопричину. Не так давно Майкл смотрел фильм про человека, который складывал все предметы, способные его убить, в специальную коробку. Майклу Уотерсу пришлось бы засунуть в эту коробку себя самого. Вернее, архангела Михаила. Вот в чем было дело. В Майке Уотерсе скрывался предводитель ангельского войска. Вот почему мы все-таки пересеклись с Дином Винчестером, вот почему меня так влекло к нему. Вот почему на меня с таким ужасом смотрела индейская ведьма – демонское отродье почуяло присутствие могучей карающей силы. Вот почему на мне не было ни одного шрама – я и правда совсем не жил. Вот почему мне нельзя было ступать на священную землю... Хотя, стоп. Почему это нельзя? Я встаю и оглядываюсь вокруг. Ответа на мой вопрос ждать приходится недолго. Он ковыляет от последних домов Хэвикросса – невысокий светловолосый мужчина в серой футболке и брезентовых штанах. Все его лицо покрыто язвочками и царапинами, и от него за версту воняет моим старшим братом – Люцифером. Он должен был уговорить Сэма Винчестера уступить ему свое тело на время битвы со мной. Однако не смог даже поговорить с Сэмом, и теперь распадается на составляющие в своем случайном убежище. Бедный парень, одолживший ему тело. А тот, кто на самом деле должен был стать новым Люцифером на земле, стоит и, открыв рот, наблюдает за всем этим представлением. И правда, встретились на земле ангел и бес... Даже интересно, что мне скажет Люцифер. Что поведает мне эта покрытая гнойными язвами, как Иов, плоть. Как настоящий братец, он давно почуял меня в Майке, вероятно, кто-то из ангелов донес ему, что я пропал, и в каком состоянии остались мои небесные апартаменты... Но Люцифер, подойдя ближе, внезапно обращается не ко мне, а к стоящему у церковной ограды Скотту. – Сынок-сынок, – говорит он укоризненно. – Я же просил тебя последить за своим дядюшкой как следует. Ты не должен был пускать его на священную землю... Скотт смотрит на Люцифера исподлобья, но не произносит и слова. – Сынок? - вырывается у меня против воли. Я и не ведал, что Дьявол обзавелся отпрыском. А ведь это прямая угроза небесам и Всеблагому. – О-о-о, – тянет Люцифер, улыбаясь мне, и кожа в уголках его человеческого рта лопается. – Я встретил ее на слете христианской молодежи. У меня, знаешь ли, не было никаких шансов устоять. Она была так невинна, эта бедная овечка, что я просто не мог не устроить ей пару жизненных уроков. Бедняга потом во всем обвиняла меня, бес, мол, попутал. Но, право слово, некоторым людям просто удобно иметь меня под рукой, чтобы оправдать свои собственные промахи. В любом случае, у нее родился ребенок, и когда он решил стать адвокатом, я понял, что это – действительно мой сын. Все адвокаты заранее столбят себе место в аду. А этот, к тому же, выигрывал все дела, за которые брался. Имя Кевина Ломакса гремело во всем юридическом мире Штатов. Я смотрю на Скотта: Кевин? Ничего не понимаю. Ладно, пусть он сын Сатаны, но Кевин-то почему? Он нетерпеливо машет рукой в мою сторону: подожди, мол, сейчас поговорим. Вот только я теперь не Майкл, или не совсем Майкл, и мне не нравится ждать, крылья сами собой вздымаются в негодовании. А его, как выяснилось, отец продолжает: – На самом деле, этот придурок не сразу понял, в чем его предназначение. Он даже попытался помешать моим планам, чувствуется мамочкино влияние. Сколько раз ты кончал жизнь самоубийством, чтобы лишить дьявола сына? – с издевкой спрашивает он Скотта, который кажется совершенно незадетым этими словами. – Десять, – спокойно отвечает Скотт, а сам как-то технично становится между мной и Люцифером. – Я-то ни одного раза, конечно, не помню, но мне рассказывали. И тут по моей коже бегут огромные мурашки. Ничего себе жизненный опыт. Он жил десять... одиннадцать раз? И все его истории заканчивались одинаково: «Он пошел и убил себя». Скотт кончал с собой, когда осознавал, кем он на самом деле является. Сыном Сатаны, судьба которого предрешена. А вот его папаша себя убивать никак не жаждал. Он хотел убить меня, о чем и рассказывает мне сейчас с большим энтузиазмом, несмотря на то, что его левая рука так и норовит вообще отвалиться от тела. – Мне надо было прикончить тебя еще тогда, когда я обнаружил, каким ты стал, – вкрадчиво говорит Люцифер. – Жалким человечишкой, полностью лишившимся своей силы. Ты даже ничего обо мне не помнил! Тогда, может, и нет, но сейчас я отлично вспоминаю, как этот самый мужик с бесцветными глазами пытался снять меня на ночь, и как я впервые не дал согласия. Мне не хотелось, мне настолько не хотелось иметь с ним никакого дела, что я первый раз отказался от заработка. Клиент, помнится, просто пожал плечами и ушел. А некоторые его "коллеги" чуть ли не в профсоюз обещали жаловаться. – Но сейчас можно все исправить, убить тебя – и запустить механизм Конца света, – говорит Люцифер, и в тот же момент Скотт Фэйвор или как там... Кевин, его любимый сын, полностью закрывает меня от папаши. – Он тебя не тронет, я не дам, – шепчет он мне. – Мне насрать на Апокалипсис. Я хочу, чтобы ты жил. Желательно со мной, да. Крайне желательно. Я принимаю гневно-праведный вид, чтобы дать ему отпор, папаша Люцифер усмехается: – И как это ты, интересно, не дашь? – осведомляется он с ехидством в голосе. – Одиннадцатый раз, – пожимает плечами Скотт. – Хорошо, его я не трону, – после долгих секунд молчания соглашается Дьявол. И через мгновение ока оказывается рядом с Дином. Занимаясь своими воспоминаниями, отношениями между высшими силами, я совсем забыл про людей - тех, которым был обязан очень многим. Те, кто постоянно был рядом со мной. Они и сейчас не отошли, не испугались. И зря. Ошарашенный всем этим ангело-дьявольским представлением охотник не успевает среагировать, и Люцифер встает за его спиной. А еще через секунду к горлу Дина оказывается приставлен нож, особый, самый острый нож Сатаны. Падший ангел Зари водит лезвием по горлу застывшего Винчестера-старшего и усмехается. – Сэм, – произносит он ласково, словно уговаривая ребенка, – Сэмми-Сэмми-Сэмми. Ты ведь уступишь мне ненадолго свое тело, правда? Это будет совсем ненадолго, ты заметить не успеешь. – Сэм, – Дин качает головой, и из пореза на шее выступает кровь, – ты же понимаешь. Нельзя. Это просто нельзя. Сэм Винчестер мотает головой, словно отказывается верить в происходящее, а затем отходит в сторону, демонстрируя свой окончательный ответ - "нет". – Отлично, – говорит Люцифер, – пусть будет так. И лезвие входит в горло старшего Винчестера. Это так странно и нелогично, должны же быть долгие переговоры, что я даже не успеваю ничего сделать. Хотя, почему странно – Сатана уничтожает единственное подходящее для меня тело, он считает, что Майкл Уотерс уже не в счет, это отработанный материал. Сэм орет, срывая горло, и оказывается рядом с тяжело упавшим на землю Дином. Из горла мужчины толчками выходит кровь, и всем ясно, что он уже не жилец. Всем, кроме Сэма, который пытается ладонью закрыть рану, остановить кровотечение... спасти брата. – Ну что ж, – издевательски тянет Люцифер, – ты остаешься без будущего тела. Не знаю, как скоро на земле будет еще раз рожден столь храбрый воин. Может быть, ты сам не доживешь до этого времени. Пока, братишка, пора мне сваливать из этого унылого городка. Будь умничкой, увидимся через пару сотен лет. Дьявол улыбается и стереотипно исчезает в клубах дыма. Сэм держит в руках безвольное тело Дина и воет, по-настоящему воет. Я пытаюсь взять старшего Винчестера за запястье, чтобы нащупать пульс – но Сэм едва не кусает меня в эту руку. Ладно, я все понимаю, он думает, что потерял брата, поэтому в таком отчаянии. Не люблю людей, пришедших в отчаяние. А, да. я уже говорил об этом. Между прочим, мог бы и меня попросить о помощи. Но Сэм, похоже, совсем не верит в мои возможности. Забавно, что и Люцифер в них разуверился, решил, что теперь мертвое навсегда останется мертвым. Что ж, пусть видит могущество воина Божьего. Я прикасаюсь к истерзанной шее Дина, призываю на помощь благодать – и спустя какое-то время на меня снисходит свет. Моя благодать признала меня в теле Майка Уотерса, скорее всего, моем теле навеки. Широкий разрез начинает на глазах стягиваться, и через двадцать секунд Дин натужно кашляет и садится, хватаясь за горло. Сэм снова орет – умеет же этот длинный парень рвать глотку – и набрасывается на брата. – Господи, – твердит он, – ты жив, ты со мной, господи, Дин, посмотри на меня, поклянись, что ты останешься со мной навсегда, да плевал я на все, на всех людей, Дин, Дин, Ди-и-и-и-ин, не оставляй меня. Я люблю тебя, люблю, сдохну тут без тебя... - затем без перехода лупит его со всей дури по плечу, - на хрена ты так, сволочь, подставляешься?! Ты что, не видел, что этот мудак к тебе подбирается? Он продолжает орать на всю округу, в то время как ошарашенный Дин, ничего не понимая, хлопает своими длиннющими ресницами. Кажется, он не въезжает, что был мертв несколько минут. В это время сзади меня, за левым плечом – конечно, за левым, кто бы мог подумать иначе, – встает Скотт Фейвор. Я смотрю на Скотта – и меня затопляет странное тепло. А потом я одним взмахом ресниц опять обретаю краски мира, со всеми их цветами и полутонами. В нем не так все однозначно, вот я спас Дина Винчестера, хотя не собирался использовать его для себя. Что за странность? Со мной раньше никогда такого не было. Кристальная ясность ума, беспредельное спокойствие в душе, абсолютное подчинение только одному: промыслу Господню – только это я всегда чувствовал. Теперь внутри все странно скомкано, а к горлу подступает комок, грозящий прорваться теми дорожками, которые я вижу на щеках у Винчестера-младшего. И тут меня осеняет: это Майкл. Майкл Уотерс. Вот в чем все дело. Архангел Михаил, предводитель Божьего воинства, уступил часть себя своему детищу. Я стал человечнее. Человечнее. И если кто-то подумает, что меня это напрягает, я скажу – зря. Человек – это итог Бога. Это Бог был создан для того, чтобы создать человека. Это человек есть любовь. Я рад, что мне довелось пройти такой путь, чтобы стать совершеннее. На этом пути Скотт меня опередил. Он и так был наполовину человеком. А может, и на три четверти. Во всяком случае, если судить по вопросу, который он мне задает. – Ты с ними спал? – спрашивает меня Скотт ледяным тоном, глядя на обнимающихся Винчестеров, и меня разбирает смех. Вот мы стоим – самый могущественный архангел Господень и сын Сатаны – мы должны сражаться и решать судьбы всего человечества, а этого придурка больше всего волнует, не изменил ли я ему. – Конечно, нет, – говорю я. – Если хочешь, я могу тебе это доказать. – Отлично, – он берет меня под локоть, – пошли. – Куда? – я несколько озадачен перспективой куда-то идти с сыном Сатаны. Вернее, это Михаил озадачен. Майкл только любуется четким профилем и поджатыми в нетерпении точеными губами. – Туда, где ты будешь мне все это доказывать, – говорит Скотт, но, видя мое несчастное лицо, смягчается. – У меня давно припасено на этот случай замечательное местечко в Чистилище. Мягкая кровать и вид на Никуда в окне. Здорово, решаю я, это как раз то, что мне нужно. На самом деле, я бы согласился и на Ад, если бы был рядом со Скоттом. Или как там его… Кевином. – Отлично, я сейчас, – говорю я поспешно и выметаюсь из объятий Скотта. Хотя мне хочется остаться там навсегда, остановив бег времени. Кажется, я такое умею. – Ты куда? – кричит он. – Подожди, мне кое-что нужно забрать, – я бегу к машине за своим дневником. Но Скотт в мановение ока оказывается рядом и хватает меня за запястье: – Оставь, он же тебе не нужен. И я понимаю – действительно не нужен. Ко мне вернулась абсолютная память архангела, и я помню каждую строчку и букву в этом блокноте с непотребной девкой на обложке. – Или ты боишься, что вскоре этот блокнот сделают новой Библией? – усмехается Скотт. Ну а что. Мне кажется, что мир с такой Библией стал бы намного интереснее... Я беру его за руку, и мы идем в церковь, где находится вход в Чистилище. Это единственная такая церковь на свете. Никогда не думал, что моя дорога на этой земле закончится в храме. Это была долгая, но очень хорошая дорога. Она вернула меня к себе самому, а братьев Винчестеров – друг к другу. Прежде, чем войти в дверь церкви, я оглядываюсь на Сэма и Дина. Но они опять не обращают на меня никакого внимания. Сэм по-прежнему сидит на земле, он прижимает к себе брата так, как будто не собирается его выпускать из своих рук вообще никогда. Некоторым нужно потерять человека, чтобы понять, как они его любят… – Послушай, – говорю я Скотту, – ты же понимаешь, что я брат твоего родного отца? Хотя о чем я говорю, твой отец еще и отец всех грехов... Скотт-Кевин застывает, глядя на меня. – Я вот думаю, – медленно говорит он, – ударить мне тебя или поцеловать. Да ладно, я и так уже все понял. – Второе, – милостиво разрешаю я ему. И он припадает к моему рту, как путник в пустыне – к холодному роднику. 19 ноября, 23.55 Майкл Уотерс точно больше не будет вести свой дневник. Архангелу Михаилу тоже наверняка не до этой писанины. Поэтому мы, Дин и Сэм Винчестеры, торжественно дописываем сию летопись. Если вы прочитаете этот дневник, вы узнаете, что все дороги на самом деле образуют кольцо – откуда ты вышел, туда и вернешься. Если вы прочитаете этот дневник, вы узнаете, что Бог давно взял себе отпуск на вечность, и мы не очень-то любим его за это. Если вы прочитаете этот дневник, то узнаете, что ангелы могут быть человечны, очень человечны и даже сексуальны. Это не я написал. Я не считаю Майкла сексуальным. Дин Винчестер. Ты просто ревнуешь, я ему больше нравился. Сэм. Перечитай-ка это все, и ты поймешь, что был неправ. Дин Винчестер. Прочитайте этот дневник – и вы поймете, что дело не в том, братья вы друг другу или нет, главное, чтобы у вас была любовь. И нам даже жаль, что вы этот дневник никогда не прочитаете. Сэм и Дин Винчестеры. P.S. Крутая подпись, как будто мы супруги с одной фамилией. Сэм. Сэм, ты охамел. Дин. P.P.S. А мы разве нет? Дин. P.P.P.S. Я тебя тоже очень люблю.

«Дорога рано или поздно куда-нибудь да выведет…». Этот вымысел географов сгубил не одну жизнь. Дороги совсем не обязаны куда-либо выводить, им вполне хватает где-нибудь начаться. А дальше как все сложится. (Терри Пратчетт, «Вещие Сестрички»)

~Конец~