Мешая добро и зло

На удивление, к вечеру погода была в разы лучше, с окна приятно дуло прохладой, впутываясь в локоны волос, обнимая их и развевая. В комнате играла тихая музыка, свет был приглушен, придавая спокойную и приятную обстановку. С улицы еле доносились звуки машин, спешащих домой с работы, кое-где лаяли собаки, мяукали коты, птицы давно не щебетали свой ноктюрн. Однако издалека доносились возгласы некоторых толп гуляющих людей. Это все ни капли не мешало Намо. Он умиротворенно ютился в своем кресле в полулежачем положении и покуривал косяк, смотря в потолок. За последнее время, проведенное с его братом, он мог бы сказать, что впервые смог опуститься до капельки братских чувств. Наверное, вся агрессия проявлялась, в основном, из-за трудного детства, когда одного поощряют больше, да и тем более он — твой близнец, он — это ты сам. И пришлось приложить немалые усилия, чтобы выглядеть хоть немного непохожим. Хотя куда уж немного. Но они уже не малые дети, старший это прекрасно понимал, нужно становиться морально взрослее и восприимчивее для окружающей среды. День выдался трудным, прошлая ночь поломала морально без сна как шоколадку, поэтому все чувства сейчас обострены как никогда, и раздражаться нет проблемы. Он примерно не мог представить, каково это пить в компании задрота в книжки. Обычно его компанией был он сам или же кучка оторв с целым букетом наркотиков и СПИДа. Но услуга за услугу, Намо действительно мог плавать в дерьме без чужой помощи. — Долго ты, — не отрывая взгляда от потолка, произнес Намо на отворившуюся дверь своей комнаты. Рэнди с опаской прошел вглубь комнаты, оценивая обстановку. Было довольно уютно, чем он ожидал, да и майский ветерок освежал. — Были некие проблемы. Но я думал, что ждать не станешь и уже будешь в стельку к моему приходу, — он осторожно приземлился на кровать, все еще не забывая про инстинкт самосохранения. То, что брат впервые разрешил провести с ним вечер — еще не означает, что они теперь любимые братья. Намо прекрасно заметил напряжение младшего, приподнимаясь и потягиваясь к пакету с купленным алкоголем, при этом держа сигарету в зубах. — Хер тебя знает, Каннингхэм, что ты пьешь, да и пьешь ли вообще, но, надеюсь, Джин для тебя не будет проблемой глобального масштаба. Впрочем, есть темное пиво, можешь начать с него. Ну и виски. Это уже точно моя игрушка, — он перебирал бутылки в пакете, звякая стеклом и переводя взгляд на близнеца. — Будем учить тебя пить. Рэнди замялся, ведь он действительно за всю жизнь пил от силы раза два. И это даже не полноценно для опьянения. Все же сошлись на пиве для начала. Намо поднялся с места и подошел к брату, протягивая уже откупоренную бутылку и заодно свой косяк, в надежде, что тот захочет хоть слегка забыть о своих книжках. Но тот робко отказался, уже предвкушая их дальнейшую пьянку. В голове начали прорисовывать разные картины окончания вечера, вплоть до разбитого носа, поэтому это навевало еще больше дискомфорта. Дотянувшись до переносного аудиоцентра, старший повозился с CD-дисками, вставляя нужный и тут же включая, перебирая пальцами косяк из зубов и заглушая его в пепельнице, усаживаясь на прежнее место. — Что это? — Рэнди сделал первый глоток, слегка поморщившись, скорее, не от вкуса, а от газов. — Билли Айдол, легенда 80-х. В моей обители будем пить под него сегодня, — музыка приятно воздействовала на Намо, расслабляя его и направляя в нужное русло. — Вообще-то, это неплохо, ибо я не фанат современной музыки, да и ты прав, я не разбираюсь в рок-индустрии. Ну, возможно, пойдет. — Рэнди еле выдавливал из себя нужные слова, стараясь не сказать лишнего, тем более чего-то о предпочтениях брата. Тут же пропуск в могилу. Но ведь действительно музыка ему понравилась. Она отличалась от другой тяжелой музыки, где кричат, всё долбит по басам, а здесь немного мягче по сравнению с тем же Мэнсоном. — Неплохо хотя бы то, что ты оценил. Я поражен. Думал, что ты там кончаешь на Моцарта, — Намо ловко откупорил бутылку виски, делая первый глоток и непроизвольно рыча. — Я, скорее, ничего не слушаю в последнее время. Или последний год. Не помню, я не особо нуждаюсь в музыке. Хотя знаешь, ученые говорят, что классика положительно влияет на продуктивность умственной работы. — Не еби мозги про ученых, после этой недели слышать ничего не хочется про что-то научное. После последних слов Рэнди окончательно затих, он не хотел злить сейчас его. Это было бы как-то невежливо с его стороны, хотя какая к черту вежливость, это же он удосужился помочь со всей херней в учебе. Впрочем младший и не претендовал на излишнюю благодарность, это же его брат. Окружающая обстановка со временем смогла-таки успокоить нервы младшего, его бутылка постепенно пустела, алкоголь действовал лишь немного, от такого вряд ли можно опьянеть, но для новичка в самый раз. Тем временем Намо, немного побаловавшись виски, вскрыл бутылку Джина, разливая на два стакана, предварительно приготовленных. В его-то крови алкоголь точно начал плясать, если взять еще малое потребление пищи за весь день и отсутствие хорошего сна. Кстати насчет сна — желание становилось все более вязким и липким, они оба устали и даже не успели толком отдохнуть нормально. — Хватит с тебя. Держи, — Намо выбил из рук брата почти пустую бутылку пива, впихнув стакан с Джином. — Если пить, то пить нормально. А неделька была веселой, признаюсь, у меня нет сил даже язвить что-то про это. Мы морально изнасилованы. От всего этого Рэнди заметно вздрогнул и еле успел ухватить стакан, дабы не пролить капли. Неуверенно поднеся к губам алкоголь, сделал первый глоток, шумно сглотнув и глубоко задышав. Оно было крепче пива, однозначно. — Непривычно видеть тебя таким, — он мог бы пожалеть, что начал говорить это, ведь если начнется серьезный напор, то ему не избежать наплыва нервов. Но неделя позволила им сблизиться хоть на какие-то проценты. — Каким? — прочистив горло, все равно прохрипел Намо, даже не смотря на своего собеседника, а лишь наблюдая за пустотой в воздухе и предаваясь напевающей музыке. — Спокойным? Хотя нет, скорее, ты просто задолбанный всем этим. Даже если это и твоя вина с нежеланием учиться, но за неделю сделать 4 курсовых — это, конечно, не пальцами щелкнуть. По крайней мере, ты стал более безопасным. Намо промолчал. Голова дико болела, по вискам словно долбили молотком, алкоголь разливался по телу, заставляя терять силы. Вот нахуя сейчас такие разговоры. — Я не настолько уебок, каким ты меня считаешь. Да и все в принципе. Я прекрасно это замечаю. — Если знаешь, то почему относишься к окружающему тебя миру с ненавистью? И убиваешь себя алкоголем, сигаретами и наркотиками? Мне порой кажется, что ты принимаешь это в себя чаще, чем нормальную еду, — Рэнди решил идти до конца. Опьянение пришло почти быстро, но голова на плечах пока что держится. — Поверь, от людей и трезвого взгляда на этот мир я сдохну скорее, чем от того, что ты перечислил, — новый косяк появился минутами ранее в его руке, отчего теперь с губ парня слетала белая лента дыма. Рэнди вновь притих. Ему определенно есть, что спросить еще у брата, но, кажется, тот не горит желанием отвечать искренне. В комнате воцарилась только музыка, которая прибавляла уютной атмосферы, поэтому братья просто остались наедине со своими мыслями. Младший постепенно начинал осознавать, что тело перестало двигаться. Сон был все ближе, но засыпать в комнате Намо не хотелось. Мало ли что выкинет еще. Или его самого и выкинет. — Это что-то типа защитного механизма, — после нескольких минут безмолвия произнес старший. Это было так неожиданно, что сон Рэнди как рукой сняло. Он перевел любопытный взгляд на парня. — Защита от чего? — вновь повисла тишина. Выражение лица старшего брата оставалось непонятным: он вроде спокойный, но в то же время сбит с толку. Не находя моральных сил отвечать собеседнику на такие вопросы, он лишь вновь затянулся и выдохнул сдержанное облако. — Почему ты сейчас не хочешь говорить об этом? — Лучше переведи тему, да поскорее, иначе по ебалу получишь, — Намо натянул небольшую улыбку сквозь оскал, стараясь унять напряжение, которое возникло от этого допроса. — Твоя реакция сейчас выдает тебя, значит, есть что-то, что ты мог бы рассказать, — Рэнди уселся поудобнее, отставляя полупустой стакан в сторону. Видимо, понравились все прелести бухича. — Почему ты так завелся этим? Зачем тебе знать и лезть в мою жизнь? — Не знаю, наверное, потому, что мы семья, представь себе. — У нас хуевая семья. И это последнее, о чем я хочу думать и говорить, — он поднялся с места и хотел куда-то отойти, но перед его носом резко возник его брат, который протестовал на уход того от темы. Рэнди почувствовал себя героем, которому скоро суждено умереть, но он жертвует собой ради нужды. Он, если честно, и сам не понял, что и зачем сделал, но страх заметно улетучился. — Блять, — успел только произнести Намо перед тем, как его вновь перебили. — Восемнадцать лет мы ведем себя как чужие люди. Никаких братских отношений. Я устал от этого, — старший в секунду хотел что-то возразить, но ему и этого не дали, — не смей перебивать. Не важно, кто из нас на сколько секунд или минут старше, но в тебе я вижу не большого самостоятельного парня, а маленького ребенка, который обижен на весь мир. Я не знаю, что произошло, но это было в раннем детстве, не сомневаюсь. И ты словно застрял в том возрасте, не желая никого слушать и тая обиду. Я не психолог и не из этих специальностей, но понять тебя смогу. Мы ведь близнецы, черт возьми. У нас должна быть какая-то связь. Последний год учебы, это значит что потом каждый отправится в свое плавание, а только сейчас мы хотя бы можем находиться в одной комнате. Я не святой человек, но за последнее время мне еще никогда не хотелось так сблизиться. А теперь ты сядешь обратно и выпьешь столько, сколько захочешь для того, чтобы набраться смелости и поговорить. Сказать, что Намо был поражен и шокирован — ничего не сказать. Он реально охуел. Никогда еще его брат не наезжал на него, он чуть не выронил сигарету из пальцев, замерев на месте и уставившись на собеседника. Внутри начало что-то подкрадываться, неужели страх? Или что-то, что сжимало внутренности тисками. Он сам не понимал, ведь с ним редко когда говорили так дерзко, тем более, его головная боль по утрам. Собрав себя в руки, настало время понять, что делать с ситуацией. Лицо старшего в момент расслабилось, был слышен смирительный вздох, после которого он отвернул голову, тихо шмыгнув носом и делая довольно долгую затяжку, что на секунду картинка перед глазами поплыла. И все же Намо был до жути упрям. — Тебе незачем загружать себя чужими проблемами того, кто ведет образ жизни мудака, — под крепким алкоголем он становился мягче морально, поэтому не мог противостоять. Когда ты под жутким градусом и травой, разум мутнится и ты уже ведешь себя иначе. Рэнди промолчал около минуты и вновь заговорил. — Ладно, слушай. Ты узнал о моем секрете, когда нашел маску. И хоть это и не выглядит таким важным для тебя или остальных людей, но для меня это как часть меня, потому что произошло много всего за то время, пока я это делал. Никто, кроме Говарда, не знает об этом. Теперь и ты входишь в это число. Теперь позволь мне узнать хотя бы о частичке твоих секретов. Это твой последний шанс. Скоро меня здесь не будет, так как я собираюсь поступать в еще более высшее и престижное место в другом городе. С работой ниндзя также будет покончено. И я, наверное, единственный, кто готов тебя выслушать. Скажешь сейчас — весь твой груз снимется по большей части и в будущем тебе будет легче. Так вышло, что младший был прав почти во всем. Намо всегда был закрытым человеком, никому не было дела до его жизни, никто не интересовался хотя бы как он там. У него есть, что рассказать. Много чего. Но он закрыл это на ключ в себе, однако сейчас замок медленно трескается. Ему трудно, он не хочет отрицать этого; алкоголь медленно подталкивает к очевидному. Он пытается отделаться от ответа, но слова «Это твой последний шанс» въелись в его мозг. — Ты не против? — он достал из-под секретного места под дном ящика стола пакетик с ампулами. Рэнди удивленно посмотрел на пакетик, но понимая, что это сейчас нужно для момента истины, позволил сделать. Намо также достал пачку шприцов и тут же распаковал их, дальше разламывая головку ампулы. Жидкость медленно потекла вверх внутри шприца, и парень засучил рукав левой руки, оголяя синюю, всю в синяках кожу на внутренней стороны локтя. Игла коснулась привычного места. — Стой, — младший подорвался с места, подходя к брату и не грубо перехватывая запястье, — ты колешь в одно место, твои вены отторгают уже иглу и вещество, они немного вздулись. — Мне комфортно колоть туда, в остальных местах слишком неприятно, — взгляд потерянных глаз на секунду поднялся на ранее ненавистное лицо, но тут же опустился, как у провинившегося щенка. — Позволь отлучиться. Не делай ничего. Намо остался в комнате один, не понимая, что происходит, с иглой в руке. Его заметно пошатывало, и тут дело не в крепком алкоголе и никотине. Он впервые ощущал какую-то подавленность, растерянность и полную слабость перед братом. Чувствовал себя маленьким человеком. Через несколько минут пропажа вернулась. И несла в руках пару бинтов и перекись. Он аккуратно уложил все на край стола рядом с креслом, где ранее сидел старший. Жестом показывая тому, что нужно сесть, он начал трепаться с перекисью, а тот… на удивление, послушно сел. Рэнди, уже будучи наготове, забрал у него шприц и положил на чистые бинты, дабы не налажать со стерильностью. Вытянув сильную руку ближе к себе, он присел рядом: прохладная влага коснулась больной кожи, разливаясь по более темным местам. Пальцы чувствовали грубые шрамы под собой, которые уже давно украшали предплечье старшего. Когда пространство было обработано, мягкий бинт стал накладываться поверх этого всего, наматываясь в несколько раз и не туго, но прочно затягиваясь. Отставив все ненужное в сторону, он заглянул в усталые глаза брата. — Ты точно уверен, что не скажешь без этого? В ответ на него уставились его же глаза, такие же одинаковые, словно смотришь в зеркало. Они твердили лишь «да». Ничего не оставалось, кроме как идти на поводу. Возможно, Рэнди должен был протестовать насчет наркотиков, как хороший брат, но сейчас необходимо нарушить правила, иначе нарушится чужая жизнь и его совесть. Возникло сопротивление, когда младший начал рассматривать место на тыльной стороне ладони. Было видно, что Намо неприятны ощущения в этом месте. Но пришлось довериться словам «Я все сделаю аккуратно. Кто из нас еще оканчивает колледж с отличием». Осмотревшись по сторонам, Рэнди поднял полупустую бутылку чего-то крепкого, капнул на кусочек бинта и промыл место укалывания. Спирта не было, приходилось выкручиваться. Тонкая игла прошла сквозь кожу и проткнула вену. Намо даже не дернулся, про себя осознавая, что ему не больно вообще. Видимо, и правда хорошо брат знает практику. Амфетамин сразу начал давать эффект, что расслабило старшего в те же секунды. Но он следил за эдаким «уколом». Когда и ладонь была перебинтована, он осмотрел ее, прижимая к себе и чуть свесив голову вниз. Рэнди, промолчав на эту ситуацию, уселся на диван, наблюдая за изменением в состоянии брата. Было печально смотреть, что наркотики — это его способ быть смелее и честнее с собой. Младший терпеливо ждал, когда тот начнет говорить. Несмотря на свою усталость, он ждал. Много лет он ждал. — Я не знаю, с чего начать. — Начни с самого начала. А дальше как пойдет. Намо замялся, но, полностью отдавшись состоянию вещества, сдержанно выдохнул. — Она не хотела двоих детей. — В смысле? Кто? — Мама не хотела двойню. Она надеялась, что будет один ребенок. Я услышал это, когда мне было 4. Она разговаривала с кем-то по телефону, а я случайно подслушал. Сначала я думал, что я — тот самый запланированный ребенок, но ты всегда угождал общественным нормам. Я видел, как она любила больше тебя. Ты всего добивался и всегда был ее любимцем. — Ну знаешь, ты мог бы и сам стараться, если честно. — Дело не в этом. Она не хотела замечать меня. Сначала я старался, правда. Но все безрезультатно. Сейчас она делает вид беззаботной мамочки, ибо знает, что я свалю к чертям подальше. Но просто… Видеть, как твоего близнеца признают лучшим. С того момента я потерял какое-либо желание быть похожим на тебя, поэтому к настоящему времени сделал все для этого. Когда тебя не было рядом, я слышал и видел ее истерики по поводу того, что она обречена с двумя детьми. Я помню, как она постоянно пыталась решить вопрос с детдомом. Сейчас я бы не парился из-за этого, но когда ты ребенок, то все чувства острее. — Да быть такого не может. Мама всегда заботится о нас, делает для нас только лучшее и даже не перечит тебе, лишь бы тебе было хорошо, — из уст младшего сорвался мелкий смешок и брови нахмурились, однако когда он увидел на себе взгляд больных глаз, то мгновенно напрягся. — Когда в седьмом классе я вновь попал к директору на разборки и когда она забирала меня из школы тем днем, всю дорогу я выслушивал нотации. Но потом нотации перешли в истерику. Дикую. Она хотела свернуть машину в сторону обрыва, говоря о смерти нас обоих. После того случая я отгородился от нее и не хотел лишний раз контактировать. В самом детстве я случайно пролил апельсиновый сок на новый дорогой ковер, и она избила меня в живот. Она унижала меня и называла так мерзко, как только могла. Коротко говоря… Она просто срывалась на мне. Рэнди слушал это со странным чувством внутри себя, ведь он всегда видел мать светлым человеком, и в голове не укладывались вещи, которые рассказывал его брат. Но, как уже понятно, тот знает намного больше. — Но не может только из-за этого сформироваться такой человек, как ты. Есть что-то еще, так ведь? Эти слова пронзили Намо словно стрелой, так резко, что он сжался и чуть отвернул голову. — Ты знаешь, почему отец ушел из семьи перед тем, как мы переехали в новый дом? — Ну, мама говорила, что он нашел себе другую семью и оборвал с нами все связи. — Он не уходил от нас. Как оказалось, они дико поссорились из-за ее ненадлежащего материнства. Отец ведь любил нас обоих, ты сам вспомни. Но она забрала нас и не оставила ему адреса, чтобы он мог хотя бы видеться с нами. А вместе с ним ушла и моя поддержка в жизни. Я помню, как он любил посвящать меня в музыку, как показывал свои гитары, давал слушать пластинки. Он ни разу не назвал нас плохим словом, ни разу не поднял руку и ни разу не сравнивал нас. Рэнди не мог ничего сказать. В принципе, он даже не знал, что для этой ситуации подходящее. Музыка продолжала тихо играть в полумраке, тусклый свет освещал две фигуры. Воцарилось молчание. Одна минута. Две. Три. — Послушай, я не обязан был втягивать тебя в это сегодня. Я не настраиваю тебя против матери, ты в праве любить ее, ведь она одарила тебя любовью. Если вдруг у тебя появилось хоть какое-то чувство жалости, то уже поздно жалеть такого циничного подонка, как я. Я не хотел становится таким равнодушным к жизни, да и никто не хотел бы. Но чаще всего жизнь не на твоей стороне и приходится брать себя в руки, чтобы выжить. Ты должен очистить себя от чувств и эмоций, ты обязан показать себя со стороны хищника. Думаю, ты поймёшь. Рэн? Но младший его словно не слышал. Он переваривал информацию, которую брат сказал ранее. В голове ничего не укладывалось. У него толком не было мыслей, только разные картинки в голове с моментами с матерью, которые разбивались на тысячу крохотных осколков. Если это была все правда, то Рэнди презирал себя как человека в тот момент, потому что он добивался успеха до этого момента за счет другого. «Любимчик». По логике вещей, он испортил жизнь брату тем, что не замечал, а может просто не хотел замечать скелетов в материнском шкафу. Его настолько ослепила перспектива в жизни, что он каждый день думал, какой же его брат ленивый бездарь, который ничего не добьется. Но он добился настоящего лица этой жизни, без розовых очков. И этому Рэнди даже чуть-чуть завидовал. — Ладно, думаю, уже поздно. Тебе же нужно соблюдать свои здоровые режимы. Я вряд ли усну, все же уменьшение сонливости у меня есть, — он перешел на свою кровать, предварительно чуть не споткнувшись, и свалился на нее, прикрыв глаза. — Можешь еще понаслаждаться моей музыкой, твое право. Но свет при уходе отрубишь. — Ты будешь просто лежать тут с закрытыми глазами? — наконец вымолвил младший. — Ты прав, не дело. Окажи услугу и найди на полке Джима Моррисона. Думаю, разберешься как включать. Рэнди выполнил его просьбу. Wow, I'm sick of doubt Live in the light of certain South Cruel bindings. The servants have the power Dog-men and their mean women Pulling poor blankets over Our sailors.