Зверомир

      После возвращения в западную крепость, к гарнизону которой был прикреплен мой десяток, меня и еще полторы дюжины развитых отвели в камеры выдолбленные прямо в каменном утесе. Там, на настиле из старых растрескавшихся досок, как не так уж и давно в камере "Ока бури" я ожидал своего приговора (разве что на этот раз надо мной не висела угроза смерти, да и пара соседей имелась, которые впрочем болтливостью не отличались). К счастью мне оставили пару меховых плащей, да и вязанные штаны выделили дабы прикрыть зад.       Вечером дежурный принес миски с острой похлебкой, сообщив о том что утром после общего построения и тренировки, нас ждет показательная порка. Несмотря на то, что мне было во что укутаться, да и деревянный пол хоть как-то защищал от пробирающего до костей холода, которым веяло от каменных стен карцера, я пропустил слова зверянина мимо ушей, ощущая как стужа буквально вымывает из тела любые признаки тепла. Дремать пришлось сидя, обхватив согнутые в коленях и прижатые к груди ноги руками, спиной опираясь на спины сокамерников, так же как и я дрожащих от холода.       Темнота, видеть в которой не помогало даже обостренное кошачье зрение, ощущение давящих стен и нависающего над головой низкого потолка, а так же тишина нарушаемая только звуками дыхания и скрежетом когтей по полу, давили на сознание заставляя выползать из глубин разума казалось бы уже забытые страхи из детства. Пожалуй, если бы я сидел в изоляторе для одиночек, то это могло как минимум пошатнуть мою психику...       "А ведь я и без того не слишком уравновешен".       ...       Утром всех заключенных, одетых только в штаны, босяком выгнали из карцеров и цепочкой проведя по живому коридору из сослуживцев, выстроили в ряд на площадке под открытым небом, перед южной стеной крепости. Поглазеть на нас собралось несколько сотен зверян, преимущественно новобранцев не прослуживших еще и года: они были одеты в шерстяные штаны и рубахи, кожаные доспехи укрепленные металлическими пластинами, меховые плащи и мягкую обувку, так что на морозном воздухе ощущали себя вполне уютно.       - Воины рубежного королевства - это армия защитников Пентаграммы, каждый член которой вступает в своеобразное братство со своими правилами и законами. - седой (а может быть просто белый) медведь по прозвищу Север, являющийся комендантом западной крепости, заложив руки за спину неспешно прохаживался вдоль нашей нестройной шеренги, вещая глубоким проникновенным голосом. - Нам неважно, какие преступления вами были совершены в южных землях, ведь попав в Рубежное королевство, вы получили новую жизнь. Здесь вы можете добиться уважения, богатства, почета, а можете бесславно погибнуть и оказаться забытыми всеми. Рубежное братство, даже если вы - сестры, не прощает ошибок и преступлений против себя: преступник на юге может надеяться, что его отправят искупать грехи к нам, но если он продолжает свою пагубную деятельность уже здесь... Как завещали предки, в Рубежном королевстве есть только два наказания: боль и смерть. Боль как известно - это лучший учитель, уроки которого запоминаются лучше всяких слов и штрафов. Смерть в свою очередь уравнивает всех, от нищих и до королей, а так же списывает все скопившиеся на совести грехи. Вчера, после того как ценой множества жизней смелых зверян было отражено нападение неживых кабанов из-за ледяного моря, некоторые члены нашего братства нарушили ряд запретов, которые звучат так: не укради у соратника; не причини осознанного вреда здоровью соратника; не принуждай соратника к интимной близости против его или ее воли; не убей соратника...       Остановившись, комендант повернулся к шеренге провинившихся и смерил нас хмурым взглядом. Над площадкой, где завывал холодный ветер треплющий спутанные пряди моей гривы, заставляющий шерсть вставать дыбом и стискивать зубы в тщетной попытке унять дрожь, установилось гнетущее молчание лишь через десяток ударов сердца нарушенное вопросом:       - Вы готовы понести расплату за свое преступление перед братством и вернуться в наши ряды?       "Вопрос с подвохом?".       Промелькнула яркая мысль на грани сознания. Впрочем раздумывать над ответом я (как и большинство моих товарищей по несчастью) долго не стали, так как ситуация к философским размышлениям не располагала. Из-за обжигающего подошвы ног холода, источаемого отполированным тысячами ног камнем, у меня было только одно желание: как можно скорее прекратить все это.       - Так точно. - отвечаю неожиданно осипшим голосом, ощущая как бешенно стучит сердце, а к горлу подкатывает ощущение тошноты.       ...       - За нападение на соратника, десятник Шрам приговаривается к пяти ударам плетью. - невысокий лис, стоявший слева от деревянной рамы состоящей из двух вбитых в землю столбов и бруса на месте перекладины, хриплым звонким голосом зачитывал решение совета старших офицеров, пока мои руки заковывали в кандалы над головой, заставляя вставать на цыпочки. - Суд учитывает, что это первая провинность младшего офицера, а так же берет во внимание вину за провокацию со стороны старослужащего члена братства. В связи с вышеперечисленными причинами, принято решение об уменьшении наказания до трех ударов плетью.       Бобер, подтягивавший ремни удерживавшие мои руки, убедившись в том что конструкция закреплена надежно, прежде чем отойти в сторону сунул мне в рот деревянный цилиндрик толщиной в два пальца и приказал закусить его. К этому моменту холод уже пробрал меня до костей, так что соображал я не слишком хорошо и подчинился почти неосознанно.       Щелкнула плеть, спину от левой лопатки до середины поясницы обожгла острая боль заставившая зарычать и выгнуться дугой. В голове тут же прояснилось и вроде бы даже ощущение холода отступило. Где-то рядом прозвучал голос развитого, который и зачитывал приговор: "Один!".       Новый щелчок плети заставил уши прижаться к голове, спину снова обожгла боль но на этот раз от правой лопатки до поясницы. Из горла вырвалось злое рычание, деревяшка выпала из пасти, а когти выпущенные из сжатых в кулаки пальцев рук, болезненно впились в ладони.       - Два! - провозгласил зверянин.       Третий удар снова пришелся по левой стороне спины, заставив до скрипа сжать оскаленные клыки. После этого, ко мне подбежали несколько развитых, которые быстро освободили мои руки из кандалов и закинув на плечи, легко оторвали от земли и понесли в сторону крепости. У столбов тем временем размещали моего недавнего противника, которого приговорили к шести ударам...       ...       Жилыми в крепости являлись второй и третий этажи, которые были разделены на относительно большие комнаты при помощи деревянных перегородок. Перекрытия между этажами так же были деревянными и состояли из опорных брусьев, а так же толстых досок настила, так что только внешняя стена и башенка оказались полностью каменными.       Для каждого десятка прикрепленного к гарнизону твердыни выделялась одна комната вне зависимости от пола и расовых различий бойцов (таким образом одновременно экономилось пространство и создавались более крепкие товарищеские узы). В связи же с тем, что кровати имелись только у старших офицеров, спать полагалось на тонких матрасах расстеленных прямо на полу, укрываясь как одеялами так и меховыми плащами.       На первом этаже находились кухня, арсенал, склады, общая столовая с большим камином и маленькая помывочная использующаяся так же и для стирки одежды. Удобства для справления нужды как и в южной заставе, располагались только на улице, зато их не нужно было регулярно вычещать.       Когда Кионы, на плечи которых старослужащие перегрузили мою помятую тушу, наконец-то добрались до комнаты нашего десятка, меня трясло от холода, руки и ноги сводили судороги, но боль в спине почти не ощущалась. Само собой, что обязанности командира в этой ситуации продолжил исполнять Рокот, тут же переложивший заботу о десятнике на Фули и Зури, в помощь к которым приставил Зазу, как первопричину неприятностей.       Гепардицы взялись за работу сиделок со всей ответственностью: меня напоили горячим бульоном со специями, благодаря которому по телу начало распространяться приятное тепло, затем раздели и обтерли влажной тряпкой, аккуратно отчистив раны оставленные на шкуре плетью. После этого спину намазали каким-то составом пахнущим травами и жиром, не слушая возражений закутали в несколько плащей и уложили на живот подсунув под бока горячие камни замотанные в куски кожи.       Несколько раз я засыпал, просыпаясь только для того чтобы помочиться в ведро, выпить очередную миску бульона и перетерпеть нанесение свежей мази на раны от порки. В комнате все время находилась либо Фули, либо Зури, а компанию им составляли Зазу или Копа, в то время как все остальные где-то пропадали вернувшись только вечером. Ночью, из-за того что новые камни из камина таскать было некому, гепардицы легли с боков от меня плотно прижимаясь своими телами и укрывшись одним одеялом, предварительно пообещав что если я начну распускать руки, то могу забыть о возможности завести потомство.       - Как же это... - старший Кион изобразил в воздухе неопределенный жест руками.       - ...завидно. - проворчал младший из львов-близнецов. - Может быть тоже в заливе искупаться?       - Сами друг друга отогревать будете. - пообещала Зури, удобно устраиваясь у меня под левым боком. - Вас как раз двое.       - Спите уже. - беззлобно рыкнул Рокот, туша единственную восковую свечу в глиняной чашке. - Нам завтра с утра еще идти разбирать эти проклятые паромы.       - Работа не волк: в лес не убежит. - шумно зевнув, хохотнул Стар.       - Вот было бы здорово, если бы вы куда-нибудь убежали. - пробормотал тигр.       - Не дождешься. - отозвался Коди. - Тут леса нигде нет.       После этой шутливой перепалки, в комнате наступила относительная тишина и я опять начал проваливаться в сон, все еще ощущая себя слабым и замерзшим котенком (впрочем, прижимающиеся справа и слева кошки, помогали смириться с данным положением).                   ***                   (Отступление)       Город Гордость, первый из вольных поселений быков на территории юго-западного материка, к стенам которого подошла шестидесятитысячная армия Прайдленда, был захвачен практически сходу: армия зверян из Мира, подошедшая с противоположной стороны твердыни под видом союзников, пройдя через открытые ворота нанесла сокрушительный удар по защитникам. Развитым львам, гепардам, пантерам и тиграм оставалось только дожать деморализованного противника.       Уже к вечеру первого же дня схваток на улицах Гордости, на вершинах всех четырех угловых башен реяли знамена с бычьим черепом на красном фоне и одинокой скалой на синем фоне. Только крепость правительства, окруженная собственной стеной отгораживающей ее от основного города, продолжала сопротивляться еще почти сутки то и дело огрызаясь контратаками, но в конце-концов диверсанты пантер сумели проникнуть на охраняемый периметр и перерезав стражу, открыли ворота для тигриной гвардии.       Вопреки ожиданию горожан, привыкших к междоусобным конфликтам и налетам гиен, захватчики не спешили творить насилие над мирными жителями: львицы составляющие основу сил Прайдленда не нуждались в быках-осеминителях, хищные самцы не видели особой привлекательности в коровках, да и жесткая дисциплина не способствовала появлению желания творить беспредел. Воины Тораса же видели в захваченном поселении свой новый дом, а потому старались наносить как можно меньше разрушений.       К Прайдроку и в другие части Прайдленда потянулись караваны с трофеями и невольниками (последних было относительно немного, так как коты и кошки брали в основном телят подросткового возраста, пригодных для тяжелого труда и эстетически привлекательных).       Драгоценные металлы, оружие, посуда, изделия из древесины, кости, кожи, рулоны тканей и продовольствие из городских амбаров, разом окупили все затраты на войну со стороны короля-льва. На гребне успеха, Муфаса отправил гепардов на поиски стойбищ лошадей и лагерей гиен: и первым, и вторым захватчики предложили заключить союз против оставшихся двух вольных городов быков.       Однако же, правитель Прайдленда вовсе не собирался сидеть сложа руки и ждать, какое же решение примут дикари, а потому по следам гонцов, к обиталищам кочевников отправились диверсионные отряды пантер. В трех стойбищах развитых лошадей, общая численность которых приближалась к десяти тысячам, за две ночи были вырезаны все зверяне-жеребцы достигшие половозрелого возраста, а кобыл и жеребят, не способных себя защитить из-за порядков установленных внутри племен или по малолетству, присоединили к караванам невольников.       После подобного вероломства некоторые племена развитых лошадей поклялись отомстить и стали собирать орду, другие наоборот бежали дальше на юго-запад на земли находящиеся за городами Доблесть и Честь. Стаи гиен разделились во мнении о том, как им следует поступить: одни предлагали присоединиться к сильному и грабить слабого (вместе с кошками напасть на быков), другие считали что выгоднее будет объединиться с вольными городами и отразив вторжение Прайдленда, потребовать собственную долю у спасенных союзников.             (Конец отступления).