In my head

* * *

Я кричу тебе вслед, чтобы ты немного сбавил ход, потому что твоя спина не в фокусе. Ты отмахиваешься и корчишь рожицу. — Не делай так, хён. Ты страшный, — говорю я, а ты показываешь мне средний палец и ускоряешься. Я заворожённо смотрю тебе вслед и нажимаю на кнопку «zoom», потому что только так могу догнать тебя. Сколько бы я ни бежал за тобой, как бы близко ни стоял рядом — я всегда буду далеко. Объектив камеры позволяет мне без зазрения совести смотреть на то, как вокруг твоих глаз собираются морщинки, когда ты смеёшься над моей неудачной шуткой и называешь меня «золотым придурком». Никто не смеет упрекать, что я пялюсь. Я смотрю на мир через объектив, но вижу только тебя. Видеокамера — моё спасение и моё проклятие. Вся моя память забита твоими улыбками, профилем, короткими пальцами, сжимающими телефон во время селфи. Ни одного свободного мегабайта; ни одного пустого угла в сознании. Мне, порой, кажется, что орудовать камерой и монтировать видео я научился только ради того, чтобы как можно дольше сидеть у экрана и смотреть, смотреть… Прокручивать назад и вперёд твои короткие шаги и смех; твои запинания о воздух и приседы мимо стульев; твои ловкие лавирования между стеллажей с одеждой и переминания с ноги на ногу во время очереди в туалет. Тебе не всегда нравится, когда я снимаю. Ты закрываешь объектив ладонью, и мир передо мной на миг чернеет. Тогда я поднимаю глаза и смотрю на тебя реального; вижу, что ты рядом — только руку протяни, но иллюзия доступности налицо. В реальном мире ты для меня нереален. По-настоящему иметь рядом с собой я могу тебя только в цифровом виде. И пусть на мониторе ты — это миллионы сменяющих друг друга пикселей, только так я могу к тебе притронуться: прильнуть рукой к лицу на экране и прикрыть глаза, представляя, что тепло моей ладони даришь ты. Мне кажется, что я хорошо всё скрываю, что не вызываю никаких подозрений. Все привыкли к тому, что ведущим актёром G.C.F стал ты. Никто не удивляется моей привычной фразе: «Чимин-хён, я хочу тебя», потому что помимо этого ещё трясу камерой перед лицом. Отвожу подозрения. Я готов завалить тебя сотнями Оскаров за твою великолепную актёрскую игру, хоть она и ужасна, когда я прошу тебя сделать что-то намеренно. Ты великолепен, когда не играешь, а живёшь. Когда давишься недожаренным мясом или тычешь пальцем в витрину, показывая на какую-то безделушку. Прекрасен, когда ругаешься вслед проехавшему автомобилю, что обрызгал твои новые ботинки или, когда зеваешь, потирая глаза ребром ладони. Я очень стараюсь тебя веселить. Постоянно подшучиваю не для того, чтобы задеть, а чтобы ты смеялся; чтобы называл меня по имени, придурком, толкал меня в плечо или просто смущённо отводил глаза; чтобы ты обращал на меня внимание, а я смог запечатлеть все твои движения, полуулыбки и наливающиеся румянцем щёки. Кажется, что только я знаю тебя настоящего. В любой поездке я стараюсь таскаться за тобой, снимать каждый твой шаг, чтобы после оставить всё это себе. Да, я делюсь тобой с миром, правда, нехотя. Я снимаю, монтирую и отдаю моё творение Интернету. Тебя отдаю, но не всего. Все самые лучшие и дорогие сердцу кадры в скрытой отдельной папке на рабочем столе. В пятом углу моей подкорки. Я не готов отдать такого тебя никому. Моё любимое фото, на которое я готов смотреть часами, было сделано случайно. Все самые лучшие фото — случайны. На нём — ты, настоящий. Без грима, без маски, без образа. Оно до ужаса простое, но именно оно стало отправной точкой. С тех пор, я и моя камера, не отстаём от тебя ни на шаг. А вот сейчас ты мчишься вперёд, огибая толпу людей и оглядываешься на меня, машешь рукой и торопишь. Следишь, чтобы я не отставал. А я и не отстану. Буду идти за тобой по пятам. Выискивать твою белёсую макушку и сверкающую отблесками огней каруселей кожаную куртку. Чёрт, тебе так идёт чёрный цвет. Ты в нём ярче ночи. Есть вообще хоть что-нибудь, что тебе не идёт? Даже эта идиотская шапка в виде Микки Мауса сидит на тебе, как влитая. Люблю, когда ты на чём-то сосредоточен. И даже сейчас то, что ты просто сидишь за столом напротив и что-то усердно печатаешь в телефоне, делает тебя воистину нереальным. Я уже не знаю, что делать со всем этим. Говорят, что можно сойти с ума от неразделённой любви. Уж лучше пусть будет так, чем я признаюсь и потеряю тебя навсегда, а я знаю, что это не взаимно. — Чонгук-ки, — зовёшь, не отрывая глаз от телефона и чему-то улыбаешься. Я кладу камеру на стол, не выключая, направляю объектив на тебя и снимаю капюшон с головы, чтобы лучше слышать. — Чего, хён? — как можно отстранённее спрашиваю и делаю вид, что мне не интересно. — Прикрой меня сегодня. Поднимаю обеспокоенный взгляд на тебя и вижу умоляющие глаза и просящую улыбку. Сопротивляюсь, как могу, но ты сильнее, несмотря ни на что. — В смысле? — делаю вид, что не понимаю, о чём ты, а сам уже готов крушить заведение. — Она тоже в Токио. Я хочу улизнуть на ночь, прикроешь? Ну, Чонгук-ки, ну, бро… — тянешь нараспев, а я сжимаю челюсти до скрежета, но делаю вид, что просто жую. — Но у нас же самолёт утром, хён… — пытаюсь найти оправдания, лазейки, как последний трус. Надежда — лекарство отчаявшихся. — Я успею, Гуки. Вернусь до того, как менеджеры проснутся. Прикрой, а? Когда у меня ещё выпадет шанс её увидеть? Эй, с меня новая игра для приставки! — смотришь с надеждой, что я поведусь, но мне нафиг она не сдалась. Я бы всё продал — даже себя — лишь бы ты сейчас не шёл к ней. — Хён, я не уверен, что… — договорить не даёшь. Поднимаешься и натягиваешь кепку, опуская козырёк на глаза. — Всё будет хорошо. Я в тебя верю. Дотащишь мои пакеты до отеля, м? Спасибо, Гуки! С меня причитается… — смотришь в телефон и подпрыгиваешь на месте: от волнения ли, от радости, от всего ли вместе — не ясно. — Я пошёл! Подмигиваешь и убегаешь, оставляя рис недоеденным. Я прямо-таки вижу, как практически нетронутое мясо в тарелке остывает. Смотрю на капли воды, которые стекают по стенке стакана вниз и оседают возле донышка холодной лужей. Объектив камеры всё ещё повёрнут на место, где только что сидел ты, мой взгляд опускается на небольшой экран. Кажется, что впервые за долгое время, я не вижу там тебя. Картинка пуста, остался лишь задний фон и массовка. Главного актёра там нет. Теперь даже «zoom» тебя не догонит, не то что я.