Дворцовый мост.

      Ганнибал стоял под струями воды в душевой кабине и лениво чистил зубы, облокотившись одной рукой на стенку, когда услышал позади себя какой-то шорох. Дверки резко распахнулись, запуская внутрь поток холодного воздуха, затем быстро закрылись, и его крепко обняли со спины.       — Доброе утро, любимый, — прошептал Уилл, обнимая Ганнибала за талию двумя руками и водя носом по затылку. — Как спалось?       Лектер что-то невнятно пропузырил пастой в ответ и продолжил чистить зубы. Прижимая к себе любимого левой рукой, Уилл начал покрывать его спину нежными поцелуями, а правую пустил в путешествие по самым чувствительным местам Ганнибала. Это была самая удивительная сторона их отношений — за четыре месяца, что они уже были вместе, ни на одном из них не было ни одного засоса или укуса.       Они занимались любовью НЕЖНО. Несмотря на всю их брутальность, характер и возраст, их связь была совсем не похожа на секс двух взрослых мужчин, напоминая скорее несмелую возню юных лесбиянок. Никто никого не заламывал и не трахал. Не было ни торопливости, ни грубой страсти, ни доминирования. Оказываясь в постели, они оба хотели больше отдавать, чем брать. Это был их мир, спрятанный от посторонних глаз, где ласковые прикосновения значили намного больше, чем сексуальная агрессия и грубые толчки.       Уилл по-прежнему не отпускал Ганнибала, который поспешно ополаскивал рот после чистки зубов, продолжая ласкать любимое и отзывчивое тело руками и язычком. Поза была непривычна — они ни разу не занимались любовью, не глядя друг другу в глаза, но Уилл наслаждался своей маленькой властью, дожидаясь, пока Лектер повернётся к нему и потребует своё самое обожаемое лакомство. Уилл уже давно нашёл все его эрогенные зоны и хорошо знал, как сделать любимому приятно.       Но сегодня ему захотелось немного пошалить. Грэм быстро уселся на дно кабины, заставил Ганнибала раздвинуть ноги, забрался под него и начал вылизывать его интимные места, не позволяя себя поднять. Он пробрался языком к своей любимой дырочке, то нежно лижа её, то жадно целуя, проталкиваясь внутрь, прихватывал губами его яйца, затягивая их себе в рот, и покрывал быстрыми поцелуями его бёдра везде, куда мог дотянуться. Он не мог помочь себе руками, потому что вынужден был вцепиться в ногу доктора, который упрямо тащил его наверх.        Уилл сменил позицию — встал на колени, обнял Лектера за талию и наконец-то смог поймать губами его проснувшийся член, чем ненадолго деморализовал Ганнибала и заставил его убрать руки от себя. Грэм умел делать минет, он замечал любую реакцию вызванную его прикосновениями, улавливал, какие движения его языка и губ находят самый живой отклик в его любимом, и надеялся, что сегодня ему дадут как следует насладиться этим процессом. Доктор забылся в наслаждении, начал тихонько постанывать и толкаться в горячий и умелый рот своего любовника, но стоило ему опустить глаза и увидеть губы Уилла на своём члене, как он схватил его за плечи, поднял к себе и впился в него жадным поцелуем.       Самой чувствительной эрогенной зоной Ганнибала оказался его рот. Юный литовский подросток, запертый во взрослом теле, обделённый лаской и заботой, сейчас как будто впервые знакомился со своим телом. Поломанная детская психика, сделавшая из него равнодушного убийцу и классного хирурга, навсегда превратила для него секс во что-то механическое и обыденное. Возбужденный член он сравнивал со слюной, выделяемой при запахе готовой еды, — естественной реакцией организма на что-то ему необходимое, но никак не волшебное и прекрасное, как считают многие. А вот поцелуи смогли подарить ему новые ощущения и стали его наркотической зависимостью от Уилла.       Иногда, когда Грэм приезжал к нему слишком поздно или он был вымотан какой-нибудь операцией, они просто лежали в постели и могли целый час лениво целоваться, не доходя до чего-то большего. Секс его не волновал, он вполне мог подрочить и скинуть напряжение, но горячие поцелуи Уилла, сопровождаемые волнительными объятиями, и несколько нежных поглаживаний его члена — и вот он уже бьётся в сногсшибательном оргазме, который смело можно назвать особенным.       Он любил вылизывать его губы, посасывать влажный язык своего любовника, целовать его тело, наслаждаясь этими действиями и даря ответное наслаждение. В самом начале их отношений он смог признаться себе, что влюбился в Уилла, то же самое сразу заметил и Чилтон, но ему так хотелось разобраться в причинах этого, что он часто отгонял от себя желание вскрыть это любимое тело и найти тот магнитик, который так пагубно притягивает его.       Сейчас их секс принял определённую форму. Уилл укладывался на кровать в одежде и лежал неподвижно, как на операционном столе, а Ганнибал неторопливо раздевал его, расстёгивая пуговку за пуговкой, как будто вёл по нему скальпелем и раскрывал его для себя. Он гладил его тело, представляя, что забрался внутрь, мысленно касался всех его внутренних органов, лаская и греясь о них, мечтал стать маленьким и пробраться к самому сердцу своего "наркотика", свернуться там клубочком и слушать его размеренный стук. Грэм лежал не двигаясь до тех пор, пока Лектер не возвращался к его губам, требуя ответной ласки.       Они целовались много и долго, и совместная мастурбация под звуки влажных поцелуев стала частой практикой в их отношениях. Конечно, они занимались любовью, и Уилл всегда мог угадать, чего хочет его любимый доктор — быть оттраханным или трахнуть его сам, поэтому идиллия в их постели была стопроцентной.       Но несмотря на все старания Уилла, Ганнибал был напуган своей маниакальной тягой к нему, и поэтому тщательно скрывал свои чувства. Грэм признавался ему в любви постоянно, шептал ему это каждую ночь, писал сообщения, не отводил от него глаз и положил свою жизнь на удовлетворение его желаний, но Лектер молчал и ни разу не показал ему ответной любви, кроме как в постели.       Ему казалось, что стоит признаться в своих чувствах, как Уилл сразу изменится, перестанет так отчаянно его любить, начнёт пользоваться своим превосходством и в конце концов просто оставит его одного. Ему по-прежнему виделось, что любить его самого не за что и сам Уилл тянется к нему лишь благодаря своей эмпатии и доброте, пытаясь залечить его разбитую на части душу. Если Грэм увидит, что Ганнибал снова начал чувствовать, то махнёт ему на прощанье рукой и смотается искать другую несчастную жертву, чтобы одарить её своим теплом.       Он не был уверен, что ему удаётся обманывать любимого, но продолжал молчать, игнорируя тоску в глазах Уилла. Ганнибал не показывал ни ревности, ни собственнических истерик, ни того, как он скучает по нему, всегда оставаясь спокойным и равнодушным. Ему это казалось самым верным способом сделать так, чтобы Грэм его не оставил. Они не говорили о будущем, о совместном проживании, не строили никаких планов, не вели общий бюджет, но Лектер с трудом скрывал облегчение, когда Уилл приезжал к нему ночью, зная, что однажды он просто не приедет.       И сейчас они выкатились из душевой кабины, не переставая целоваться, наспех вытираясь полотенцами, и упали на кровать, судорожно сжимая друг друга в объятиях. Ганнибал уронил Уилла на спину, покрывая его тело нежными поцелуями, наслаждаясь каждым кусочком кожи и ласковым любовным шёпотом. Будучи не в силах признаться в любви словами, он пытался выразить её своими действиями. Не любитель оральных ласк, сейчас Лектер с наслаждением вылизывал своего любовника, который, зная правила этой игры, застыл на месте, как испуганная жертва перед хищником, и лежал неподвижно. Ему разрешалось отвечать на ласки только после поцелуя в губы. Чем сильнее любил его доктор, тем нежнее он становился, и Уилл пришёл в себя, когда Ганнибал уже неспешно его трахал и снова вернулся к его губам.       Они всегда любили друг друга как в последний раз, и очень жаль, что именно сегодня они почти не ошибались.       В обед Грэм уехал на очередные пробы, а Лектер, свободный от работы в клинике, вернулся к своим планам по переезду в новый дом. Все его решения, которые он принял в ту ночь, когда убил бедного Ганса, немного отошли на задний план на фоне его отношений с Уиллом, но он не отказался от них совсем.       Их связь была весьма гармонична. Уилл оказался просто умничкой, не лез не в свои дела, целыми днями занимался своей карьерой, ни разу не попросил Ганнибала сидеть на его выступлениях и приезжал каждую ночь.       Лектер жил как прежде, с одной лишь разницей, что он больше не был одинок. С Фредериком они больше не возвращались к любовным отношениям и вновь стали друзьями, просиживая вечера за игрой в шахматы или напиваясь по пятницам. Ганнибал работал в клинике, делал операции, гулял по вечерам по Берлину, но к двенадцати часам ночи почти бегом возвращался домой. Уилл приезжал с двенадцати до двух, и доктор привык ждать его каждый вечер.       Он вернулся к готовке и с ужасом узнал, что его любимый равнодушен к еде. Он просто ел всё, что мог найти под рукой, не обращая внимание на калории, состав блюда и качество еды. Он ел, чтобы жить, а не жил, чтобы есть, и если ему предложить лапшу быстрого приготовления прямо сейчас или запечённую сёмгу через двадцать минут, то он выбирал то, что уже готово. Но Ганнибал не отступал, каждый вечер готовил для него изысканные блюда, и впервые за долгое время наслаждался этим процессом. Для него это был ещё один способ признания в любви, и он надеялся, что Уилл это понимает.       Любимый приезжал вечером, громко восхищался красивыми блюдами, фотографировал и выкладывал эти фотки в Инстаграмм, съедал всё, что мог в себя впихнуть и благодарил доктора нежным тисканьем.       Они пережили несколько ссор, и если скандал, устроенный Уиллом после того, как официант Мэтью попросил номер Ганнибала, чтобы запечатлеть его голым, прошёл почти бесследно, то свою ревнивую выходку доктор помнил до сих пор.       Лектер, как обычно, ждал своего любимого ночью, держа на плите подогретый ужин, но когда стрелка часов перевалила за два часа ночи, а телефон Уилла оказался не в сети, Ганнибал, не способный на доверие, быстро собрался и смотался бухать с горя, истерично вызванивая Чилтона.       Они зависли в круглосуточном баре, где перепуганный тем, что его бросили, доктор, лакал коньяк, громко смеялся и беззастенчиво клеил Фредди, то восхищаясь его длинными пальцами, то многообещающе облизывая губы. Чилтон сразу понял, что происходит, и был поражён детскими выходками своего друга, который вёл себя как обиженная малолетка. Они покинули бар в четыре утра, еле стоя на ногах, и Лектер, убеждая себя, что он не одинок, полез к нему целоваться. Несколько минут они яростно целовались, пока более трезвый Фредди не отпихнул его от себя и не врезал ему по морде. Пощёчина привела Ганнибала в чувство, и он позволил Чилтону отвезти себя домой, где он нашёл Уилла, спящего на кровати с плюшевым мишкой в руках.       Он шарахался по комнате, источая алкогольные пары, и в конце концов приземлился в ногах своего любимого, где и вырубился до утра. Его засыпающее сознание зацепило бутылку вина на тумбочке, букет лилий на кухонном столе и коробку с маленькими пирожными, которые повар в клубе пёк для Лектера по просьбе Уилла, и проваливаясь в пьяный сон, он корчился от стыда и позора.       — Любимый, — ласково смеялся утром над умирающим с похмелья Ганнибалом Уилл, отпаивая его чаем. — Если я не приехал, значит, я умер. Начни уже слушать меня.       — Я заслужил наказание, — простонал Лектер.       — Я прощаю тебе всё. Не надо ничего объяснять.       Ганнибал так и не признался Уиллу в своей выходке, но смог извиниться перед Чилтоном. Страх, пережитый им от осознания того, что любимый его бросил, превратился в ещё большую паранойю. Что будет с ним, когда это произойдёт на самом деле? Но он так ничему и не научился, и каждый день ждал, что его оставят одного, без объятий и поцелуев, к которым он так привык.       В этот вечер после их утреннего секса Лектер, как всегда, приготовил ужин и ушёл на вечернюю прогулку. Поиски Ганса не прекращались, хотя слова цыганки запали ему в душу, и он чаще размышлял о себе, чем всматривался в прохожих.       Когда Уилл не вернулся в двенадцать, он не забеспокоился, но после часа ночи он уже нарезал круги, а после трёх — впал в оцепление.       В пять утра он уже сидел на подоконнике, всматриваясь в утренний город, но улица была пуста. Зазвонил телефон, и Ганнибал, увидев входящий от Фредди, злобно сбросил звонок. Ни на какую операцию он сейчас не был способен, пусть сам выкручивается. Телефон продолжал звонить, приходили смс и оповещения в ватсапе, но Лектер забросил аппарат в микроволновку и захлопнул дверку.       В шесть утра он уже понял, что Уилл не приедет. Чилтон всё обрывал его номер, что-то писал, но Ганнибал его игнорировал. Он метался по дому, как брошенная гейская принцесса, жалобно прижимая к себе плюшевого мишку, и даже смахнул обиженную слезу. Главное — пережить эту ночь, поэтому доктор выпил четыре таблетки снотворного и мгновенно провалился в сон.       Из лекарственного дурмана его вывел грохот во входную дверь, и он, шатаясь, открыл замок. На пороге стоял Фредерик, который попытался ему что-то сказать, но Ганнибал начал закрывать дверь обратно, и ему пришлось просунуть ногу в щель, чтобы попасть в номер.       — Пошёл к чёрту, Фредди, — пробормотал Лектер, возвращаясь в кровать и натягивая на себя одеяло. — Я не могу тебе сейчас ничем помочь.       — Вставай, Ганнибал, — сказал Чилтон, отбрасывая одеяло. — Ты должен поехать со мной.       — Даже и не собираюсь.       Фредерик хмуро посмотрел на эту королеву драмы, прошёл на кухню, взял кувшин с водой и спокойно вылил её на голову охреневшего доктора.       — Вставай, я сказал, — прикрикнул на него Чилтон, уворачиваясь от летящий пятки. — Сейчас же.       — Псих, что ли? — прошипел Лектер, ошалело поднимаясь и потряхивая сырыми волосами. — Я же сказал, я никуда не поеду.       — Ганнибал, — тихо сказал Фредди, садясь перед ним на корточки. — Случилось несчастье. Я пытался дозвониться до тебя двенадцать часов, почему ты не отвечал? Вчера ночью к нам привезли Уилла, у него огромные проблемы с сердцем и жить ему оставалось сутки, но сейчас уже счёт идёт на часы, а может, и на минуты. Я не мог позволить тебе не побыть с ним последние мгновения. Поспеши, родной, одевайся скорее, внизу ждёт такси.