***
На церемонию в септе Бейлора Джо и Визерис опоздали, но вряд ли это можно было считать досадным упущением – в такой толпе их отсутствия даже не успели заметить. Разумеется, все родственники короля и юной королевы были в первых рядах, но кто такая Джоанна в глазах толпы? Бастард десницы, не более. Во дворе красного замка были расставлены разноцветные шатры для гостей, множество столов ломились от разнообразных кушаний, шуты и акробаты развлекали лордов и леди Вестероса. Джоанне очень хотелось присоединиться к общему веселью, но отец позаботился о том, чтобы для девушки осталось место в тронном зале, где проходило основное празднество. Следуя за разноцветной толпой, Джо и Визерис вошли в главный зал, украшенный знаменами со львами и оленями; словно в сказке, герольды объявили ее имя с демонстративной торжественностью, и на какие-то несколько мгновений все глаза в зале – злобные и завистливые, надменные и скучающие, восхищенные и осуждающие– обратились к ней. Это странное мгновение застало Джоанну врасплох: она сделала глубокий вдох и попыталась выдавить из себя самую сияющую из великосветских улыбок. Толпа одобряюще загудела, приветствуя очередную гостью, но уже через мгновение отвлеклась, обратившись к главным виновникам роскошного торжества: Джоффри Баратеону и его сиятельной Маргери . Жених с невестой выглядели поистине прекрасно. Даже их наряды безукоризненно дополняли друг друга: она, тонкая и невинная, в белом платье, украшенном живыми розами, и он – гордый и изящный, в хищном алом камзоле с узором в виде золотых лоз. Искусные бутоны роз, неотличимые от живых, оплетали их короны-близнецы, равно прекрасные и сияющие. Невеста, изображая легкомысленную радость, щебетала что-то на ухо Джоффри, а король, в свою очередь, довольно улыбался, словно откормленный львенок. Джоанна не могла сказать, видела ли она когда-либо до этого искреннюю, не изувеченную гримасой улыбку на лице племянника. Пока Визерис, опустившись за стол к дорнийским рыцарям, предавался праздным беседам, девушка прошла дальше, туда, где ей было отмечено место: неподалеку от венчающихся, рядом с кузенами и кузинами. За столом, где предавалась шутливому веселью новая королевская чета, гордо восседала уже бывшая королева – как всегда внимательная и горделивая, будто расфуфыренная утка. Облаченная в нарядное платье цвета изумруда, рукава которого были расшиты помпезными львами, она надменно оглядывала собравшихся, когда случайно заметила Джоанну и побледнела, увидев ее наряд. Серсея чинно поднялась со своего места и направилась в сторону рыжеволосой девушки, которая решительно поджала губы, после чего поднялась и сделала короткий шаг навстречу. Женщины склонили головы, приветствуя друг друга. Странная, отвратительная в своей неловкости пауза повисла между ними. – Прекрасно выглядишь, сестра, – проговорила наконец Серсея, и изумрудная корона сверкнула в ее густых волосах цвета золота. – Как ты находишь сегодняшнее празднество? – Выше всяких похвал! – натянуто улыбнулась Джоанна. Серсея медленно приблизилась к ней, отвечая на улыбку крайне недружелюбным оскалом. Это было странное, неописуемо жуткое чувство: ощущать себя наедине с кем-то, находясь в громадной зале, полной веселящихся людей. Тонкие пальцы сестры впились в предплечье, улыбчивое лицо оказалось настолько близко, что глубокое винное дыхание защекотало кожу. – Да что ты себе позволяешь, мерзавка?! – зашептала Серсея, оставляя на губах эту свою отвратительную улыбку, неискреннюю и светскую. Со стороны, должно быть, казалось, что сестры всего лишь поздравляют друг друга или секретничают о мелочах. – Ты бы еще разрядилась роскошней королевской невесты! Джоанна сглотнула и слабо повернула голову. Ее глаза встретились с горящим от негодования изумрудным взором Серсеи. – Мой наряд довольно прост и не сможет потягаться с одеянием будущей супруги Вашего сына. Не пойму, в чем именно проблема. – Я… – Серсея скрежетала зубами. – Кажется, я прислала тебе подходящее платье! – Если оно тебе так нравится, то ты и носи его с удовольствием, сестренка. А я ничего страшного не делала и не пытаюсь строить из себя Ланнистера, не волнуйся. А вот ты ведешь себя как обезумевшая, – Серсея отпрянула, ошарашенная столь грубым ответом. – Расслабься, у твоего сына сегодня праздник. Выпьем же за здоровье молодых и не будем ссориться хотя бы в этот день. — Не пытайся испортить этот день своим неприемлемым поведением, – уже спокойней произнесла Серсея, будто принимая доводы Джо. – Выпьем. Но имей ввиду, больше никаких твоих дурацких выходок и фокусов. Я слежу за тобой. Сестры подняли со стола искрящиеся кубки и слегка пригубили. Серсея, бросая в случайных пирующих презрительные взгляды, вернулась на свое место. Когда все гости наконец расселись и уже успели порядком захмелеть, Джоффри распорядился, чтобы на помост вывели бойцов. К ужасу Джоанны, на сцену выехали двое карликов с мечами, украшенными карикатурными изображениями оленя и волка: один из них гордо восседал на собаке, второй – на свинье. Предсказать, кто же из них выйдет победителем, оказалось несложно. Все это гротескное веселье начинало утомлять Джоанну, и даже солнечные лучи, прежде казавшиеся столь мягкими и гостеприимными, неприятно жгли кожу и волосы. Девушка слабо коснулась ладонью макушки: та оказалась горячей, будто расплавленное золото. Неподалеку слышались голоса: празднующие шептались, весело поздравляли друг друга, прославляли нового короля и желали ему долгих лет да удачи, что так необходима всякому истинному монарху. Виновник торжества же тем временем самозабвенно предавался своему любимому занятию – бесконечной пытке чужого терпения, жертвой которой не посчастливилось пасть Тириону Ланнистеру. – Не хочешь ли ты, дорогой дядя, выступить в поединке за честь своего короля? – спросил он, и Джоанна вздрогнула, услышав эти унизительные слова. Больше всего на свете ей хотелось подняться и высказать в лицо этому хамовитому ублюдку, не знающему ничего ни о мире, ни об этикете, ни уж тем более о бытии настоящим монархом, все, что она о нем думает. Тирион, однако, не растерялся. Он всегда отличался необычайным талантом к разного рода шпилькам, тонким и саркастичным настолько, что никто не сумел бы углядеть в них прямое оскорбление. – Что Вы, Ваше Величество, да как я могу! – воскликнул он тоном истинного театрала, драматично подняв на племянника полные демонстративного обожания глаза. – Во мне храбрости и сил не больше, чем в котенке! Быть может, показать свою силу следует именно Вам? Свирепость и храбрость на поле боя Вам, несомненно, присущи, и я был бы рад взглянуть на них своими глазами. Джоффри оскалился, словно загнанный в угол зверек, и рывком перевернул бокал, вылив содержимое прямо Тириону на голову. Маргери весьма кстати подала голос: – Дорогой мой, вернись! Моему отцу пора бы произнести тост. Джоффри сразу же оживился. – Верно, любовь моя, верно! Но какой же, во имя Семерых, может быть тост без вина? Дядя, побудь моим чашником сегодня. Тирион, силясь изображать подобострастие, наполнил бокал Джоффри из кувшина, поданного Сансой. В тот же миг в зал внесли огромный пирог, достойный королевской свадьбы, и Маргери известила об этом тоном восторженной невесты. С чувством презрения и отвращения Джоанна наблюдала со своего места, как Джоффри поставил бокал на стол, подал руку Маргери, и они вместе разрубили пирог валирийским мечом. Десятки белых голубей ринулись ввысь, к сияющим безоблачным небесам, будто желая известить о празднестве самих богов – и воздух наполнился шелестом трепетных и нежных крыльев. А потом Джоффри поднес к губам бокал, поданный Тирионом, и сделал глоток. Мир умолк, сияющий день сделался ослепительным, сердце быстро застучало в груди Джоанны, будто предупреждая о подступающей беде. Король покраснел и схватился за горло. Прекрасное мраморное лицо сделалось белым, как чистый холст, сияющие глаза налились кровью, а тонкие руки, обыкновенно грациозные и плавные в своих движениях, отчаянно затряслись. Он слабо повернул голову к матери и сделал несколько коротких шагов вперед, покачиваясь из стороны в сторону – в те мгновения Джоанна не видела и не слышала ничего, кроме этого громкого, отчаянного хрипа. Ей хотелось бы подняться, воскликнуть что-нибудь, возможно, даже броситься на помощь, но все, что она могла – это сидеть, слившись с яркими декорациями празднества, и видеть, как яд истязает юного короля, высасывает из него силы, покрывает прекрасное вытянутое лицо алыми сполохами вздувшихся вен и заставляет руки медленно опуститься бессильными плетьми. Когда он тяжело упал, рухнув оземь, люди в разноцветных праздничных нарядах обступили его, и Джоффри скрылся, исчез за чужими спинами и объемными прическами, будто мираж. Джоанна услышала приглушенные возгласы Серсеи, услышала, как бранится старуха Тирелл, размахивая в воздухе обтянутыми флисом руками – но все это уже не имело никакого значения. Свадьба превратилась в геенну, в ушах раздался тихий гул, неприятный, тяжелый…***
А затем мир вокруг наполнился кутерьмой, лязгом и криком, что слились в зловещую какофонию. Безликие стражи, серьезные, немногословные, уводили Тириона; где-то неподалеку Серсея рвала и метала, рыдала и вопила, чтобы ее люди немедленно разыскали Сансу. Тайвин успокаивал Томмена, уводя его из зала. Весь мир сузился до маленьких деталей, до крошечных кусков огромной адской мозаики: вот лицо плачущей королевы, вот – отец, его рука, нежно похлопывающая по спине испуганного мальчика с золотыми волосами… Толпа кричала, ругалась и паниковала: кто-то рыдал, кто-то жаждал мести, а Джоанна все не могла двинуться с места. Визерис крепко схватил ее за предплечье и рывком потащил куда-то. Девушка не сопротивлялась, чувствуя, как странное оцепенение сменяется ужасом. На ее глазах только что отравили человека. Случись ошибка – и погибнуть мог бы кто угодно из присутствовавших, включая ее саму. Глаза Визериса горели нехорошим огоньком. Кажется, он был шокирован, раздосадован и… разозлен? – Это и был твой план? – зашипел он, активно жестикулируя. – Убить Джоффри? Да о чем ты вообще думала? – Что? – растерялась в свою очередь Джоанна. – Разумеется, у меня и в мыслях не было его убивать! Да, он был тем еще прохиндеем, но все равно оставался моим племянником! Не думаю, что нашла бы в себе силы поднять на него руку. – А как же кольцо, что ты вчера ему подарила? Разве не для того ты его заколдовала? Джоанна тяжело вздохнула. Ее плечи поникли. – Вообще-то, кольцо было призвано направлять его волю и прихоти. Я думала, что с его помощью мы сможем заполучить Джоффри в союзники и всецело завоевать его доверие, заставив отвернуться от матери и двора. – А твой брат? У него было множество причин избавиться от Джоффри – Нет, нет, нет! – Джоанна всхлипнула; в ее памяти вспыло изумленное лицо брата, которого, будто изменника или преступника, силком тащили прочь. Отвратительное, гадкое, в высшей степени несправедливое зрелище. – Он никогда не пошел бы на такое! –Тише, я тебе верю, не плачь. – Я не плачу… – слабо произнесла Джо и только тогда заметила текущие по щекам слезы. Визерис прижал ее к своей груди, гладя по спине и успокаивая. А солнце все продолжало сиять над ними, опаляя все, к чему прикасалось, а белые голуби все вились в небесах, празднуя несостоявшуюся свадьбу и чествуя канувшего в лету монарха. Из зала выносили тело Джоффри Баратеона, именуемого первым.