Sorrowless

      Страшно, как в первый раз, в тысячный умирать.       Контур сознания – соты из серебра, воспоминания – искры на их контактах. Тьма накрывает пустой лабиринт, как храм, бога в который назначат уже постфактум. В мире иллюзий, где мысль обретает плоть, нет ничего, что бы не было ей подвластно; здесь лишь она – щит, и глефа, и эхолот. Тени на стенах пещеры хранят тепло пламени, что порождает их раз за разом. Тени в углах лабиринта хранят вину, помнят ее – будто помнят ее одну, свой незабвенный трофей и военный орден. Впрочем, вся вечность низводится до минут: им всегда есть применение лучше скорби.       Скорбь уйдет в прошлое, как пережиток лет, станет легендой о самом нелепом зле; с ней и так слишком давно примирились люди. Скорбь оставляла на каждом кровавый след – больше печати её ни на ком не будет. Всё начиналось в минувших восьми мирах с искр, промелькнувших меж кончиков электродов; искр, что выжгут однажды древнейший страх.       Смерть – наш последний и самый заклятый враг, и наконец мне известна его природа. Замер в девятый раз синий упрямый шар. Вечности – вечность, идущим – за шагом шаг по лабиринту, на ощупь, без капли света.       Я испытал смерть, и я победил.       Решай, кто из живущих осудит меня за это?