Ее Высочество

С чего мне полагается начать повествование, затрагивающее столь чуждую тему, как «иной мир»? С чего-то нового? С политики? С географии? С разговорного языка? С базовых вселенских законов? С собственных ощущений мира вокруг? Или цепляться за старое? С упоминания старого имени, отпечатанного смутными воспоминаниями на обратной стороне моего века? С неизменной внешности нового тела? С не покидающего ощущения гложущего мое сознание червя внутри моего разума? В задумчивости я отодвинул испещренный осыпавшимися от времени чернильными письменами книжный том, после чего поднес к губам чашку напитка, что для удобства своего разума мне было привычнее называть чаем — и воззрился в фиолетовое небо этого мира. На привычной мне Земле небо было, безусловно, голубого цвета — иногда оно, впрочем, окрашивалось во все оттенки красного и желтого на закате и рассвете — иногда сменялось белыми узорами плывущих облаков или свинцовой громадой нависающих над землей грозовых туч. Прекрасное небо нового мира же было фиолетовым — однако не одно это заставило меня смотреть на него сейчас, словно бы в желании утвердить в своем сознании простую мысль о чуждости другой реальности, окружавшей меня. Это небо было лишено облаков, плывущих согласно законам физики в вышине согласно течению ветров. Облака не бороздили просторы этого неба, поскольку не образовывались здесь вовсе — при нормальных условиях. Испарение воды не происходило с поверхности разлившихся вокруг озер — и потому здесь не проливались дожди — сами по себе. Это не значило, что этот мир никогда не создавал туч или гроз — как не значило и то, что этот мир был засушливой пустыней, полной лишь едва выживающих вокруг подземных источников оазисов. Лишь то, что первичные физические законы этого места были совершенно иными, нежели доводилось знать мне. Однако, это было вовсе не все — при попытке взглянуть на небо Земли людской взор был несколько ограничен в одном секторе обзора из-за мерцания ближайшей к планете звезды. Однако здесь, в этом ином мире — подобная проблема не стояла передо мной. Поскольку это место не имело Солнца вовсе. И все же, вокруг меня было светло — настолько, насколько могли воспринимать глаза этого тела. Я видел сад вокруг меня, видел бегущие среди зеленых газонов гранитные дорожки, видел отчетливо цветы неизвестных мне форм и различал оттенки их также четко, как и в том, ином мире, на той, иной Земле. Какие же выводы следовали из всех этих фактов? Первый, безусловно, заключался в том, что сами законы логики, физики, химии, биологии были неприменимы мной в этом месте для создания рабочих гипотез. И все же, странным образом, они работали здесь. Все, от гравитации и сильного взаимодействия до акта поглощения пищи и избавления организма от непереваренных остатков — все было почти точно также, как оно предполагалось в прошлом мире. Странно? Нет, это было не то слово, которым можно было описать ощущения в ту секунду, когда я впервые осознал это неразрешимый парадокс. Скорее, безумно. Безумный, безумный мир в котором вещи настолько обыденные, что человек даже не может предположить себе их отсутствие — как гравитация или половые различия — переплетались с фактами, буквально кричавшими о том, что это место было столь чуждо моему старому миру, что оно должно было вызывать во мне ужас, как извращенная сознанием безумца реальность, неожиданно оказавшаяся правдой. И все же, с чего стоит начать мое повествование? Пожалуй, с магии. Магия существовала в этом месте — но это не была магия в виде таинственных напевов в ритуальных кругах, проведенных кругом белобородых старцев в туниках. Это была магия — магия как фундаментальный закон мира вокруг. Магия, что пронизывала все вещи этого мира, магия, что содержалась во всем, что окружало меня — в воздухе, в воде, в теле. Магия была понятием, сопоставимым с иными — «Материя», «Энергия», «Сознание». Нельзя сказать, что материя содержалась в мире вокруг меня — поскольку материя и была всем миром вокруг меня. Так и магия — она была, скорее, общим понятием, обозначавшим некий фундаментальный закон взаимодействия реальности этого места, вокруг и внутри меня, нежели объективной сущностью, однако этот вопрос был настолько размытым и фундаментальным, что любое измышление на его счет может привести лишь к десятку новых вопросов, на которые невозможно ответить без интенсивных, крупных экспериментальных проверок — и потому, чтобы ограничить полет собственной фантазии — предпочту оставить разговор о фундаментальных величинах и перейти к чему-то более ограниченному. Итак, согласно общему представлению, любая реальная существующая вещь содержит в себе магию — и некоторые вещи содержат в себе больше магии, хранят ее лучше и теряют ее меньше. Также и с людьми. Хотя, конкретные сведения о том, как рождаются люди, способные управлять магией лучше остальных, также, как сведения о том, какие материалы хранят в себе магию лучше всего, у меня отсутствовали, в основном людьми, являющимися магами — содержавшими в себе большее количество магии — или имевшими лучшие природные способности к ее контролю — в основном являлись аристократы, хотя что было первично, а что вторично — благородный род или невероятные способности — вопрос не для моих знаний. Как бы то ни было, люди, рождающиеся в этом новом, ином мире, со способностью к контролю магических законов существования реальности вокруг — и внутри себя — называются магами. Также, маг не обязательно должен содержать внутри себя больше магической силы, нежели иной человек — как не обязательно человек с большой магической силой являлся магом — однако обычно это были все же перекрещивающиеся понятия. Впрочем, это было лишь небольшое пояснение о фундаментальных истинах этого мира, необходимое для понимание моего последующего рассказа. Итак, история не сохранила конкретных цифр, однако многие года назад существовали многие народы на территории, что, полагаю, я могу назвать континентом, где находился я сейчас — имперцы, полагаю, тогда не были известны под этим именем, однако они остались в истории именно таковыми — горцы, кочевники и иные народы. Любые сведения о тех временах отрывочны, но и не столь важны — та эпоха была многие сотни лет назад, однако важно было одно — после столетий войн и прошедших эпох имперцы создали государство, что впоследствии и дало имя самому народу — Империю, без конкретного названия, поскольку, вероятно, ее создатели вовсе не предполагали, что может существовать иная Империя, кроме их. Долго или нет — иссохшиеся страницы манускриптов не сохранили фактов — однако Империя покорила весь мир — или, по крайней мере, весь известный современным государствам мир — и вступила в Золотой Век по смыслу — и Мифологическую Эпоху для меня. Тот мир состоит из отрывочных сведений — о Первоимперии, процветании и невероятно могущественной магии, превосходящей во всех отношениях современную — прошу простить за то, что чуть забегаю вперед — однако общий смысл уловить достаточно легко. Это было время существования самых продвинутых технологий, самых могущественных заклятий и самых удивительных чудовищ — Мифологическая Эпоха, как она есть. Из тех времен точно осталось лишь несколько сведений — например, о создании современной матрилинейной системы наследования титулов, необходимой ввиду ужасающей смертности мужского благородного населения во время войн — и занятий магией — что правители столкнулись с проблемой не только запутанного наследования, но ситуации, когда наследников мужского пола не оставалось вовсе — однако в целом вся эпоха описывается лишь краткими отрывками, мысль в основе которых предельно проста — «То была эпоха первозданных чудес». Империя покорила весь мир и все народы, существовавшие в нем — и тем заслужила благословение самой Благой Леди, истинной богини, даровавшей людям за их достижения «вторую жизнь» — посмертие, защитив их души от растворения после смерти, и благословила людей на благостное существование, положив начало пику цивилизации. Однако, как-то происходит согласно логике объективной реальности — добившись вершин, после которых не было достижений еще больших — Империя начала погружаться в декаданс — кружева словесных интриг множились, золота становилось все больше, а моральных устоев — все меньше. Постепенно Императоры перестали хвалить то, что имели — и стали желать большего. Здесь же на сцену выходит Темный — сомнительно, что он был назван так с рождения, однако его имя, если таковое когда-либо и упоминалось, было уничтожено впоследствии, оставив только его титул — или прозвище. Темный был придворным магом и советником — и официально именно он стоял за всеми бедами тех времен. Погрузившись в политику и декадентскую реальность Империи он заставил Императора отправить корабли за пределы мира — всего ли мира, либо известной его части — четкой информации не дается — однако, командуя армиями покорителей они дошли до мест, где реальность встречается с чудом — и в Империю хлынули чудеса иных миров. Однако, в своем завоевании Темный дошел до самой Благой Леди — и тем разозлил ее. Благая Леди же за это ниспослала на Империю тысячу проклятий — и множество катаклизмов, уничтожив сотни тысяч людей и сотни тысяч армий завоевателей. На Темного же она направила весь свой гнев — и убила его в ходе акта божественного возмездия — однако, умирая, Темный и совершил то, после чего его имя было уничтожено. Умирая, Темный проклял этот мир — и сотворил настолько могущественное и черное заклятие, что сама земля разверзлась там, где он стоял — разделив континент на две части, вода вспенилась Великим Штормом, на сотни лет отрезавшим одну половину континента от второго, миллионы людей и могущественных зверей мгновенно погибли, а выжившие подверглись такому магическому воздействию, что людям пришлось переписать справочники по анатомии, медицине и биологии до абсолютной неузнаваемости. Воздействие было настолько сильно, что смогло осквернить саму магию — что и создало Зов. На самом деле летописи не сохранили точного перечисления всех последствий произошедшего, однако достаточно лишь сложить несколько фактов, чтобы получить достаточно полную картину того, что же произошло сотни лет назад. Хотя никакого однозначного подтверждения о том, что именно толкнуло Темного на заклятие, что, фактически изменило ход мировой истории, не осталось в памяти народов и летописцев — возможно, он действительно был просто безумен или же зол, в мире, где даже физические законы искривлялись согласно желанию неизвестного творца не мне было судить о личностях людей, живших за сотни лет до того, как я впервые взглянул на окружавшую меня реальность — факты говорили о том, что какова бы ни была цель подобного деяния — Темный использовал заклятие, уничтожившее старую столицу Империи, разделило континент на две части, вызвало катаклизм, известный как Великий Шторм, разрушило Империю и убило более трети всего населения государства — уничтожив и самого мага — создало Зов и, фактически, единолично закончило Мифологическую Эпоху, переведя Золотой Век в Темные Времена в несколько мгновений. Однако помимо силы самого заклятия, изменившего географию и уничтожившего миллионы людей одним произнесением — особенно важно было создание Зова — и Великий Шторм, естественно. Согласно книжному описанию Зов в те времена был несравним с тем, что ощущалось в данный момент — единое заклятие и первые мгновения новосозданного проклятия уничтожили, фактически, всех магов Империи, вместе с большей частью магических существ, что само по себе было достаточным ударом для всего известного человечества — после случившегося катаклизма маги не рождались еще столетия — но занимателен тот факт, кем именно являлись погибшие маги. Империя была просвещенной магократией — иными словами — те, кто владел магией — были королями, дворянами и мастерами, в то время, как не одаренные магией были низшей кастой в услужении господ. Однако всего одно заклятие уничтожило — или свело с ума — всех магов прошлого, фактически, уничтожив не просто людей, не просто чудотворцев — но и всю старую аристократию, всех управителей старого мира. Великий Шторм же распространился по водам континента и океана вокруг, прервав сообщение между и внутри континентов. Последовавший после того хаос и анархию нельзя уместить в простые слова — декадентская Империя потеряла весь свой правящий класс, доступ ко всем технологиям — поскольку те были созданы на основе магических взаимодействий — после чего оказалась самоизолирована, разделена, в ином географическом ландшафте, с совершенно иными условиями существования после катаклизма. Безумие. Настоящее безумие. Страницы того времени оказались утеряны в потоке времени, поэтому нельзя точно утверждать даже сколько именно длился Великий Шторм — однако успели родиться, вырасти и умереть поколения людей, для которых Великий Шторм всегда существовал как данность — однако постепенно он слабел и спустя сотни лет на остатках погибшей Империи, в этом новом, отмеченном Темным мире осталось несколько известных государств с неясной историей и смутным прошлым. Поскольку эти государства возникли на основе централизованной, могущественной Империи прошлого — на данный момент этот мир содержал в себе всего около десятка крупных государственных объединений — это словосочетание нужно для того, чтобы не вписывать в списки все отдельные Кланы Кочевников или Торговые Семьи, создавая дополнительные сложности для определение геополитической ситуации — разделенных, в основном, по национальному признаку. Но время шло — и столетия Великого Шторма уходили в прошлое, оставляя после себя изменившийся мир и изменившуюся структуру его существования — и сто восемнадцать лет назад Белой Церковью было объявлено об окончании действия самого могущественного проклятия самого могущественного мага за всю историю человечества — от чего и был начат отчет новой эпохи. После этого последовала лишь обычная история — политика, войны, болезни — хотя иногда они и разбавлялись иными, не столь привычными моему глазу вставками — например гибелью герцогини во время нападения Кракена или Драконьего Пожара в герцогстве Кабана в результате пробуждения самого дракона — до тех пор, пока бабушка этого тела не родила свою дочь — мать этого тела — в смехотворно старом возрасте сорока восьми лет. Как можно было предположить — в данном случае мать моей матери умерла значительно раньше того срока, прежде чем она смогла бы передать все премудрости правления страной той в руки. Учитывая же то, что мать этого тела — Гвинерва Нова — не была приспособлена к правлению сама по себе, будучи воспитанной в роскоши ценительницей изысканных блюд и дорогих картин, безумно любившей значительно более опытную аристократку примерно одного с ней возраста, но с куда большими амбициями, всю свою жизнь находившаяся в конфликте со своей матерью, королевой — нет необходимости прибегать к сложным математическим моделированиям, чтобы понять, что ситуация, сложившаяся в Королевстве, после тринадцати лет ее правления осталась столь печальной для короны, что не было бы удивительно, если бы титул Королевы перешел в награждаемые звания в ближайшие десять лет, если бы действия моей матери не были прерваны самым отчетливым образом. Она умерла. И это была не смерть от кинжала или яда — хотя, возможно, трактовка последнего могла быть расширена достаточно для того, чтобы условия гибели матери все же подпали под подобные ограничения. Всю свою жизнь мать любила одну, женщину — герцогиню Джулианну Корво, с которой она пережила множество трагедий — гибель ее матери, Элен, пробуждение дракона, моровое поветрие, войну с горцами, голод и тысячи иных несчастий, обрушивавшихся на государство и на нее лично. Однако не так сложно было представить эту ситуацию со стороны Джулианны — та была инициатором множества изменений в сборах законов и условиях правления — даже прошлая обитательница этого тела, Элоди Нова, была устранена как возможная будущая угроза путем лишения возможности обучения ее премудростям государственного управления — ссылкой в Дневной Замок. Когда же Джулинне удалось получить с моей матери достаточно — их разрыв оказался столь болезнен для прошлой королевы, что та, для того, чтобы забыться, погрузилась в декадентский гедонизм — пиры, балы, оргии, дурманы… Однако я не зря затронул Зов как одно из главных последствий проклятия Темного — до его существования магия была лишь послушным инструментом в руках обычных людей. После — магия превратилась в неукротимое жуткое, изменчивое чудовище, пожирающее любого путника, решившего, что ему удастся с ним совладать. Зов был создан таковым, что любой, решивший воспользоваться магией вынужден обращаться к нему для того, чтобы достигнуть результата — поскольку Зов и был магией. Погружаясь в магию — маг погружается в Зов, что неминуемо поглотит его душу. Однако маг никогда не был простым ремесленником, а магия не была инструментом — я не зря затронул тему магии, пронизывающей все сущее. Магия была частью человеческого бытия — этой неуловимой вещи, носящей имя «душа» — и потому частью человеческого существования была и эта странная вещь, называемая Зовом. Но поскольку магия составляла часть существа большую, нежели просто тело и просто заклятия — разум мага всегда был в контакте с магией, в вечном противостоянии с Зовом. И стоило лишь оступиться — лишь отпустить контроль над магией, лишь поддаться человеческой слабости, эмоциям, желаниям — и магия, бурлящая в венах мага вспенится — принося Зов. Что же дальше не так сложно представить — Зов назван Зовом потому, что любой, что испытывает его инстинктивно понимает его суть. И стоит лишь оступиться в вечной борьбе с ним — как он заберет тебя, поглотит твою душу и сожрет сознание, оставив лишь пустую, мертвую оболочку, которую, возможно, впоследствии получит в полное распоряжение иномировой захватчик. Летопись обрывалась на этом месте, однако текущая дата была лишь третьей квартой и двадцать третьим днем Восхода — иначе говоря — летопись обрывалась за девяносто восемь дней до текущего числа, поэтому было несложно реконструировать последовательность событий. Пораженная в самое сердце юная королева, будучи отвергнута, погрузилась в гедонизм — однако ее аристократической выдержки и сил юного тела не хватило даже на сто дней — и во время очередной оргии ее разум оказался сломан — и Темный Зов собрал свою неизбежную жатву. Альтернативно же, ее сердце просто не выдержало и та скончалась от более прозаичных причин. Как бы то ни было, после ее гибели предыдущая хозяйка этого тела как законная наследница была доставлена из Дневного Замка в дворец, где, меня и должны будут короновать через два года, после исполнения этому телу четырнадцати лет. Однако, я полагаю, краткая история этого мира закончена и, думаю, у меня есть возможность перейти к описанию текущей ситуации, сложившейся внутри, если мне можно так выразиться, отныне моего королевства. Однако факт, что данное королевство мое, мне кажется, в данный момент может оспорить чрезмерно большое для моего удовольствия количество людей. Когда-то — до начала правления моей матери — данное государство представляло из себя достаточно централизованное, если можно так сказать, позднефеодальное государство, управлявшееся аристократическими родами согласно средневековому принципу деления населения по принципу «чистоты крови». Один род — королевский — являл собой дальних потомков старого Имперского рода — однако, полагаю, в этом вопросе доверять летописным источникам возможности нет — представляя из себя руководящих монархов, не имевших самостоятельных земельных наделов кроме Столицы — однако державших достаточно крупную профессиональную армию, флот, торговые посты во всех портах и пограничных пунктах государства, а также контролировавших последующих вассалов рядом законов и правил, поддерживая достаточно сильную централизованную власть. После королевства шло девять герцогств, титулованных именами геральдических животных — Волка, Ворона, Барана, Быка, Оленя, Пса, Лошади, Кабана и Совы — крупнейших аристократических родов после королевского, обладавших сходной властью относительно своих вассалов и сходным устройством управления, содержа несколько небольших земельных наделов, профессиональную гвардию, торговые посты и так далее. Подобный принцип соблюдался и далее — от герцога к графу, от графа к барону и от барона к рыцарю — хотя рыцари и не всегда имели собственный земельный надел, представляя из себя низшее звено аристократической иерархии. Однако, как я уже заметил, подобная система существовала во времена правления Элен Новы, моей бабушки, в то время, как после достаточно короткого — всего тринадцать лет — правления моей матери система оказалась разрушена. Нет, не столько разрушена, сколько аккуратно перерезана в необходимых местах — система функционировала также, как и всегда в прошлом для герцогов и их вассалов — графов и более низких на социальной лестнице аристократов. Ситуация оказалась разрушена лишь на высшем уровне взаимодействия — королевского рода и герцогов. Мне сложно представить какими именно словами главные претенденты на королевскую власть смогли убедить мою мать — но, полагаю, любовь ослепляет, а парадокс Даннига-Крюгера сохраняет свою актуальность даже для иномирового социума, поэтому в данный момент мне проще было обозначить какими в данный момент правами касательно герцогских родов обладал род королевский, и какими обязанностями перед короной обладали герцоги. Все герцоги были обязаны выплачивать не менее четверти от всех полученных за кварту денежных сбережений в королевскую казну, обязаны были объявить войну захватчику в случае нападения иного государства, обязаны были при первой же доступной возможности ответить на зов короны, уважать ее авторитет и кланяться, появляясь и покидая встречу с особой королевской крови. Это все. Нет необходимости упрощать ситуацию для того, чтобы донести, насколько печальна была ситуация — исключая единственную обязанность в виде выплаты четверти от своих квартальных доходов — не меняя пяти тысяч империалов — королевский род оказался, фактически, полностью отрезан от всех рычагов влияния на герцогские рода — лишен возможности распределения титулов, лишен возможности назначения вассалов, лишен возможности вмешательства в судебные тяжбы, лишен возможности сбора людей, лишен возможности командовать. Возможно ситуация была бы не столь печальна, если бы корона имела достаточно сил, богатств и влияния для того, чтобы контролировать герцогов — ведь в Сборник Законов был включен королевский приказ об «Уважении короны», однако тринадцать лет оказалось достаточно для того, чтобы влюбленная и неопытная гедонистическая элита под руководством желающих ослабления короны всеми возможными способами интриганов, фактически, уничтожила налаженный механизм поддержания силы королевского рода — распустив армию, отменив торговые посты и заменив собранный в прошлом кабинет советников на новый, состоявший из титулованных особ из круга влияния герцогов — и самих герцогов. Итог? Предсказуем. Особняком же находилась Белая Церковь — она же Церковь Благой Леди, возможно, «неофициальный десятый герцогский род». Почему же я называл его так? Просто — позиция главы Церкви была выборной, но наследной — Первосвященница сама назначала свою последовательницу в качестве новой Первосвященницы, и, поскольку религиозные заветы не всегда могли сравниться в разуме церковной главы по своей значимости с желанием сохранить власть в своем роду и обеспечить процветание собственной семьи — фактически, это означало, что титул Первосвященницы был наследным. Исключения случались, однако последнее произошло во время назначения бабушки текущей Первосвященницы, носительницы титула «Гнев Ее», Дану Альба, восемьдесят два года назад — а до того еще во времена Шторма. Я потянулся за чайником, после чего наполнил опустевшую чашку и задумчиво сделал глоток чая — забавно, что в этом мире напиток, наиболее близко подходящий к чаю по своим качествам и особенностям, также назывался чаем. Забавно, что я вообще понимал язык этого мира. Однако, вернемся к делам насущным от отвлеченных размышлений, способных извратить разум любого безумца, что решился бы ими заняться. Ситуация, сложившаяся в королевстве не была объективно положительной для меня или для любого обитателя государства. Децентрализованный феодализм помогает держать своих подчиненных в довольном настроении, но за исключением этого скорее вредит во всех остальных отношениях — слабое государство представляет из себя мишень на политической арене, а неподконтрольные вассалы — угрозу смуты, и если, возможно, для герцогов ослабшая сила монарха и представляла возможность — то для самого монарха ситуация выглядела не обнадеживающе. Однако, не стоит думать о том, что вся ситуация была абсолютно и бесповоротно провальна, без единой возможности искупления, нет. Ситуация была ужасающа, практически беспросветна, настолько, что лучшим из возможных вариантов оставалась возможность смотреть за тем, как постепенно власть монарха не начнет угасать до тех пор, пока король — или, в данном случае, королева — не смогут командовать лишь меню собственного обеда. И все же, в ней существовало несколько малейших, но все же существующих ресурсов и возможностей, которыми я обладал на данный момент. И, сколь бы странным не смотрелось подобное утверждение, но самым главным, если угодно, «козырем» в моем рукаве, как бы смехотворно это не звучало, являлся «авторитет короны». К сожалению, поскольку аристократия этого мира являла собой магов — и маг должен был всегда быть достаточно холоден и самодисциплинирован для того, чтобы держать под контролем свою магию и Зов — что еще раз подчеркивает, насколько моя мать была не приспособлена для правления государством образовавшимся в этом социуме — игра на чувствах или же патетичные воззвания к «чести» и «совести», помноженные на известную слабость короны — были крайне неэффективны. Однако же для тех, кто не был посвящен в таинства высокой политики — и не был магом достаточной силы для того, чтобы ему потребовалось научиться контролировать свои эмоции для выживания с собственным даром — корона все еще являла собой сияющий символ силы и престижа. Безусловно, безземельные рыцари и немытые крестьяны не предлагали значительно силы сами по себе — однако их было много, они были легко заменяемы, но самое главное — они были легко контролируемы. Для герцога, выросшего среди изысканной роскоши золотой лепнины и ароматов редких специй в изысканных деликатесах весь королевский дворец быть может и был богаче — но был лишь сравнительно богаче, в то время как для работавшего в поле десятки часов ежедневно крестьянина даже котел с кашей на мясных отходах был роскошной трапезой, за которую они многое могли сделать. Не только это — на свете существует множество способов контролировать тех, кто находиться ниже тебя — будь это прямая материальная компенсация, внедрение идеи в коллектив или же банальная дружба — манипуляция эмпатией человека для достижения необходимой цели. Помимо того в моем распоряжении находилось несколько еще важных ресурсов — вторыми по важности являлись деньги, кровь любого государства. Хотя, возможно, суммы, предоставляемые герцогами и не были действительно четвертью от всех их доходов — это все еще были существенные суммы, золотом. Моя мать, возможно, и была декадентской гедонистской — однако безумие не овладело ее разумом полностью — по крайней мере, до начала Рассвета — и потому она не оставила государство без казны, за что я был ей немного благодарен. Королевская казна в данный момент представляла из себя зрелище значительно хуже, нежели могла бы — однако и значительно лучше, нежели могла бы — это все еще была королевская казна, что ставила меня если не на ступень выше, то как минимум на уровень с богатейшими герцогскими родами. Третьей важнейшей силой в моем распоряжении, безусловно, являлся мой официальный статус. Да, возможно без официальной силы я и не мог вмешиваться в политику герцогств — а значит, в любую политику — я все также оставался законным наследником престола. Торговые принцы не отказывают во встрече наследнику престола — даже если он практически бессилен, короли чужих государств ведут переговоры с кронпринцами и кронприцессами, даже если те являются властителями лишь собственных дворцов — а убийство будущего короля всегда оборачивается крупными волнениями, которые не часто стоят тех негативных последствий, что они навлекут. Это не даст мне сил в момент заключения соглашения — но даст мне возможность обсудить сам договор. А также — это обеспечит мне безопасность от покушения с внутри-политической агендой — до тех пор, пока мое существование не станет слишком очевидной угрозой для остальных герцогов. Четвертым ресурсом является магия. Полагаю, я могу назвать подобное заявление самоопределяющимся, однако я все же предпочту заметить, что помимо собственных магических сил и знаний сюда возможно определить и «деталь окружения» — чудовища и звери, игравшие здесь куда более значительную роль, нежели в моем старом мире, ввиду объективной силы и способностей существ. И, вероятно, пятая и наименее важная, но одновременно с тем наиболее выдающаяся сила, имеющаяся в моем распоряжении. Я, мой разум и мои знания. Я не питаю иллюзий относительно собственного ума и не претендую на энциклопедические знания каждой существующей научной и литературной темы и точно также отдаю себе отчет в том, что любое мое знание — от признаков бубонной чумы и до принципа построения карточного домика — в условиях иного мира, иных принципов существования жизни, иных физических и магических констант были потенциально бесполезны — поэтому я и обозначил эту возможность как последнюю и наименее важную из своих сил. Однако вместе с тем до момента опровержения известных мне сведений они оставались потенциально возможными для моего использования в дальнейшем — потому я все же и внес их в список. Даже если знания точных наук — физики, химии, биологии, вплоть до математики — были бесполезны — даже знания литературы и истории были отнюдь не бесполезны, если образованное окружающими меня существами общество было соотносимо с человеческим социумом. И потому, в данный момент, моя ситуация была мрачна — но все же не безнадежна. Осушив последнюю чашку чая, я отодвинул ее от себя и взглянул на стоявшую рядом служанку, заставив ту вздрогнуть. -Кто отвечает за охрану дворца? — я взглянул на девушку, заставив ту отвести взгляд и побелеть. -Я-я… Ваше высочество! — девушка замялась, после чего дрожащим голосом продолжила, — Я н-не з-знаю… -Тогда приведи того, кто знает, — памятую о моей улыбке, способной вводить людей в панику, я не стал улыбаться, но попытался показать мягкость голосом — с относительно успешным результатом. Извинившись и заверив меня в том, что она исполнит мое приказание сию же секунду, служанка мгновенно исчезла, в то время, как я остался сидеть за столом, ощущая, как ветер сада колышет мою необъемную шевелюру и вздохнул. Вопрос о том, что же именно столь сильно пугало людей во мне, оставался без ответа.