Ее Высочество

Вырваться из объятий Морфея мне удалось спустя лишь несколько часов. Мгновенно, словно бы искра мысли коснулась каждого нервного окончания в моем теле, пробуждая парализованные болью мышцы и органы неприятным, зудящим чувством, подобным жужжащему рою сотни малых кровопийц, ползущих по венам этого тела, я открыл глаза для того, чтобы вновь взглянуть на этот жестокий мир. Тягучее чувство опустошенности поселилось внутри самой глубины моего разума — и мое сознание ежесекундно боролось с неминуемым концом, подобно малому пламени свечи, отказывающемуся затухать на издевательски беспокойном, холодном ветру. -Зов, — сторонний голос произнес отчетливо, но негромко, давая понять моему старающемуся вырваться из этого медленно поглощающего мое сознание чувства разуму, что в комнате я в данный момент находился не один, — Или Великий Зов. Иногда его называют Черный Зов или Проклятый Зов, но всегда — Зов. Незабываемое ощущение, не правда ли? Как будто жирная пиявка, спрятавшаяся внутри моих мыслей, ежесекундно пожирала мое сознание — по капле, но неумолимо — и мои ощущения возвращались по моим жилам лишь для того, чтобы покинуть мое тело с кровью, опустошая каждую клетку моего организма. -К… Как…- это ощущение не разрывало мои кости болью в данный момент, но каждое мгновение моего бодрствования отзывалось во мне борьбой рационального, живого сознания — и неумолимого, черного, поглощающего любой свет мысли, истекающего потока безмыслия, — Как… Остано… Останови… Остановить это? Каждая произнесенная буква была подобна натужному подъему тяжести, совершенного вне пределов силы и выносливости организма, словно издевательское упражнение, заставляющее разум преодолеть себя для извлечения всего одного звука. -Это неостановимо, — за моими прикрытыми глазами кто-то сделал шаг, после чего присел на край моей постели, — Это Зов, расплата за могущество. Прими его. С каждым произнесенным словом подобно расплавленному парафину сквозь мои уши в разум истекало спокойная, уверенная, чуть окрашенная черным насмешка, запрятанная в глубоком и низком теноре говорившего. Несмотря на то, что в голосе говорившего не было никакого намека на поддержку — именно этот голос стал той путеводной звездой, глядя на которую мне удалось обнаружить свой разум среди плывущей изнутри вовне массы, что уходила на Зов — и отделить свое сознание от того неутолимого истощения, что продолжалось с каждой секундой. Несколько минут я лежал неподвижно — ощущая, как, словно пульсирующий в такт биению неведомого сердца ритм моего истерзанного сознания постепенно обретает подчиняющуюся логике форму — прежде чем смог оттеснить бессловесный шепот на дальнюю грань моего сознания и открыть глаза. Представшая мне картина не была мне привычна — но была знакома. Все та же комната, пустынная в своем аристократизме, все то же тело — миниатюрное, девичье, хрупкое. Лишь одна деталь картины была отмечена моим сознанием как новая. Впереди меня, сидя на уголке кровати, находился мужчина. Невысокого роста, он выглядел очень молодо — однако без подростковой нескладности и черт, присущих молодым — скорее, он выглядел взрослым, но великолепно сохранившимся мужчиной, из-за чего его возраст нельзя было определить точно — это было число в диапазоне от двадцати пяти до тридцати пяти — однако, если отбросить небольшие детали, указывавшие на его реальный возраст — ему едва ли можно было дать двадцать лет. Однако, меня привлекала не загадка прожитых лет его жизни — сколько его внешний вид. Одет он был в лучшее, что, я полагаю, мог предложить этот свет — на его белоснежной рубашке было вышито две инсигнии — одна в виде шипастых роз, переплетенных в виде короны, на груди, и вторая, в виде коронованного волка, на спине, что была видна мне из-за положения тела мужчины передо мной. На ногах его находились брюки — самые обычные, офисные брюки, которые можно увидеть как на рабочих менеджерах, посвятивших свою жизнь утолению растущей потребности общества в логистических, бухгалтерских, рекламных услугах — и на выставке самых дорогих моделей и трудов модельеров этого мира. Чуть ниже брюк находились ботинки — подобные тем же брюкам, это были кожаные туфли, цену которых было невозможно определить на взгляд, поскольку они подходили к виду как самого бедного из рядовых рабочих офисов, так и самого богатого из мировых покерных игроков. Однако, привлекла меня не его одежда — ни женственные, утонченные черты лица, ни пронзительный, глубокий взгляд голубых глаз и не небольшое блюдце, которое он придерживал сейчас одной рукой, пока второй он держал чашку, в которой дымился неизвестный мне напиток. Меня привлекли его волосы. А точнее, их насыщенный, до болезненности яркий, неестественно красный — лишь самую малость не доходивший до определения «кислотного» — цвет. Возможно, будь мой разум в данный момент менее измучен и более работоспособен — он смог бы определить, что задерживаться взглядом на волосах человека, что, с немалой вероятностью можно предположить, является моим отцом, было неразумно — однако отвлеченный на растущего внутри моего разума могильного червя, медленно пожиравшего мое сознание, мой мозг не смог прийти к этой мысли до того, как сидевший передо мной мужчина смог определить направление моего взгляда. -Привлекает внимание? — иронично заметил мужчина, после чего медленно поднес чашку к губам и отвел от меня взгляд. Простейшая логика подсказывала мне, что вероятность того, что подобный вопрос, заданный, предположительно, своей дочери, исконной обитательнице этого мира, не был подозрителен, была низка, однако недостаток знаний об окружающей меня реальности и точащий меня зов, или, полагаю, Зов, сковывали мой разум, ограничивая направление мыслей и эффективность анализа — поэтому я был вынужден лишь молча медленно закрыть глаза, после чего открыть их вновь, давая говорившему мужчине возможность думать о текущей ситуации что угодно. -Даже для человека, впервые столкнувшегося с Зовом — ты на удивление молчалив, — мужчина окинул меня быстрым взглядом, но, не найдя желаемого в моей фигуре, с расстроенным вздохом отвел его, — Не переживай. Все мы, одаренные магией, научились жить с Зовом. Моя дочь в прошлом научилась жить с ним — и научишься ты. После этого мужчина улыбнулся мне чем-то, что можно было бы назвать ободряющей улыбкой, и вновь отхлебнул из чашки. Глаза его, однако, оставались все столь же холодны и безжизненны, как и до того. Я вновь окинул взглядом человека передо мной — без сомнения, на краю моей постели находился отец этого тела, Джозеф Люпус-Нова. Его улыбка была неизменна — спокойная и уверенная, вместе с тем она была холодной — ненатуральной. Его взгляд, казалось, не выражал ничего сверх необходимого — как полированное зеркало, он лишь отражал мое лицо и отблески света, придавая глубине его глаз нездоровое сияние, свойственное затаенному безумцу. О чем мог думать человек, что вел столь спокойный, возможно, издевательски спокойный диалог с существом, что заняло тело его дочери? Что могло двигать тем, кто общался с демонической тварью, пожравшей душу его ребенка? Что давало ему спокойствие в моменты, когда он находился рядом со мной? Я молча воззрился на него, ощущая, как в такт биению моей мысли по венам медленно разливается кровь, возвращая чувствительность телу. -Как ты определил меня? — после секунды раздумий, я задал наиболее важный в текущих обстоятельствах вопрос. -Многогранный вопрос, на который слишком много ответов, каждый из которых можно счесть правдой, — отец отпил из кружки еще раз, — Какой предпочтешь? -Наиболее вероятный, — после еще секунды раздумий, я выбрал, как мне казалось, наиболее подходящий ответ. -Любой, кто был вчера в пределах дворца и обладает достаточной магической чувствительностью, знает о произошедшем, — мужчина после этого взглянул на меня вновь, — Люди поддаются Зову нечасто, но тот, кто знает, как смотреть — не пропустит подобное зрелище. Информация медленно входила в мой разум вместе с каждым его словом. -Почему ты так спокойно общаешься со мной? — второй из наиболее важных моих вопросов был задан. -Почему нет? — мужчина передо мной улыбнулся, — Какой ответ предпочтешь? -Самый вероятный, — я повторился вновь. -Я никогда не испытывал привязанности к моей дочери, — мужчина улыбнулся, — Причину этого я оставлю на твое усмотрение. Выбери ту, которую пожелаешь — когда ты доберешься до библиотеки тебе откроется невероятное число вариантов, каждый из которых имеет не меньше шансов быть правдивым, чем другие. -В таком случае, последний вопрос, — я вздохнул, собираясь с мыслями, после чего произнес медленно и отчетливо, — Что будет дальше? -Не знаю, — мужчина сделал последний глоток из чашки, — Я вернусь на кухню за новой порцией чая, а ты — поступай как хочешь. Хочешь — ложись спать. Хочешь — вскрой себе вены. Хочешь — объяви войну Иксиону. Поступай как пожелаешь. Я взглянул вновь на него — на мужчину, что столь спокойно вел диалог с демоном, занявшим тело его крови, после чего прикрыл глаза. -Благодарю за разговор, — я вздохнул. -Рад стараться, Ваше Высочество, — мужчина улыбнулся, после чего поднялся с места и шутливо отсалютовал мне уже пустой чашкой чая, — Прибуду по первому зову, стоит только позвать! После этих слов, мужчина покинул мою комнату, прикрыв за собой дверь, а тягучая, словно смоль, ползущая по извилинам моего мозга усталость вновь взяла свое и мой разум вновь покинул мое тело.

***

Новое пробуждение вернулось ко мне пульсирующим, тянущим чувством внутри разума спустя час или два — я ощутил, как мое тело аккуратно поднимали и переносили с места на место. Логика подсказывала мне, что единственное подходящей реакцией на подобное деяние является попытка отстраниться от тех, кто занимался манипуляциями над моим телом — возможно, с применением насилия — однако мой истощенный больной разум и разносившаяся по телу вместе с тем слабость однозначно были против подобного моего поведения, поэтому все, что смог сделать я в данный момент — это издать тихий стон и медленно приоткрыть свои глаза. -Ваше Высочество, — первое, что встретило меня в этот раз — была неуверенная, натянутая улыбка девушки передо мной, — Прошу, Ваше Высочество, мы сейчас все закончим. Ваше Высочество, вам не больно? Я медленно прикрыл глаза, на секунду оставив девушку, застывшую от страха неопределенности, без ответа, после чего открыл их вновь. -Все хорошо, — все также медленно произнес я, после чего перевел взгляд с лица девушки на ее руки, в данный момент державшие смоченной водой полотенце, касавшееся уже моего тела, — Все хорошо. Продолжайте. Рядом с моим телом в данный момент находилось четверо — одетые в костюмы горничных девушки держали в руках смоченные водой полотенца, которыми они проводили по этому хрупкому телу, полагаю, совершая рутинные процедуры по уходу за телом кронпринцессы. Девушка передо мной, услышавшая мой ответ, натянула улыбку вновь, после чего принялась аккуратно водить полотенцем по моей руке. За ее улыбкой скрывалась нервозность — ее движения, несмотря на все ее желание придать им мягкость — были настороженными, робкими, готовыми в любой момент прекратиться — стоит мне только подать знак о том, что ее действия были мне неприятны. Конечно, с точки зрения некой объективной реальности, научного познания мира — мой предыдущий опыт существования в мире не имел здесь никакого значения. Если этот мир до сих пор сохранил средневековую феодальную систему — вместе с некой вещью, называемой Зовом, если в нем существовали мистические практики — «заклятия», если в нем предполагалось использовать не центральный водопровод, а бадью, наполненную водой для совершения гигиенических процедур — то с точки зрения стороннего наблюдателя вероятность того, что логика моего мира была применима в этом мире была значительно меньше вероятности, что здесь она была бесполезна. Однако, человек неспособен жить не строя догадок — и если окружавшая меня реальность казалось мне объяснимой с точки зрения логики моего мира — намного проще для моего больного разума было принять на веру тот факт, что мои суждения не были ложны лишь потому, что окружавшая меня реальность не была моей привычной реальностью. Поэтому, глядя в глаза девушке, улыбавшейся мне, я видел нервозность — и используя логику моего мира, мне было достаточно легко предположить, что эта нервозность происходила из-за того, что служанка боялась причинить мне неудобства. С логической точки зрения, к работе во дворце — с кронцпринцессой государства — должны были быть допущены лишь лучшие из слуг — принимая во внимание феодальный строй государства вокруг — дворяне сами по себе, возможно, дочери благородных родов, не подошедшие в качестве разменной монеты за столом переговоров. И все же, даже слуги дворянских кровей боялись причинить мне неудобства — осознавая, что нечто все же защищало мое тело, будь это надзор церкви, авторитет короны или моя магия. Приятно знать. Ощущать то, как твое тело омывают руки служанок было, возможно, со стороны либидо и несколько приятно, однако со стороны морали — скорее постыдно, поэтому когда чрезмерно аккуратные действия рук прекратились — и меня вновь одели в некий аналог нижнего белья, после чего начал мыть голову, оставив мое тело в покое — я испытал облегчение. Временное, безусловно, поскольку практически в мгновение, когда последний элемент моего временного костюма оказался на мне — по комнате разнесся стук от входной двери, надежно закрывавшей меня от сторонних наблюдателей. К очередному и очень частому в последнее время, моему сожалению — знания аристократического этикета в моей голове отсутствовали, поэтому определить, что было более подходяще — дать человеку возможность лицезреть меня в нижнем белье или заставить его ждать за дверью — однозначно я не сумел. Однако одна из служанок, что была свободна в данный момент решила все за меня — что было для меня одновременно как странно — учитывая как факт того, что для любого действия, вовлекающего мою персону королевских кровей требовалось мое согласие — по моему разумению — так и облегчающе, поскольку снимало с меня ответственность передо мной самим. Служанка, однако, не слушая моих мыслей, сперва приоткрыла чуть дверь для того, чтобы взглянуть на посетителя — после чего раскрыла ее вновь, позволяя мне увидеть появившуюся на пороге мою, в каком-то смысле, уже знакомую. -Ваше Высочество, — вошедшая Диана поклонилась мне, — Как сообщил ваш отец, вы проснулись и, полагаю, желаете меня видеть. Что я должен был ответить ей в этот момент? Глядя на лица окружавших меня слуг я видел нервозность, страх, стресс — скрытые за растянутыми на обветренных губах улыбками. Они пытались скрыть свои настоящие эмоции — но когда я смотрел на них — меня не могли обмануть эмоции, что испытывали они сами, и что они пытались внушить мне. Я мог видеть сквозь любое число фальшивых улыбок, что они изображали, ощущать их слабость и малейшую дрожь в каждом действии. Однако глядя на лицо этой женщины, я не видел ничего. Глядя в лицо отца этого тела я видел холодность, отстраненность, пустоту. Глядя в глаза этой женщины — самой прекрасной из всех, что я когда-либо видел, и самой отвратительной, подобно тому, как избыток сладости превращается в горечь — я не видел ничего. Я мог видеть, что ее улыбка была фальшива — не важно, сколь идеально она ложилась на ее лицо — однако за ней не было ни отстраненности, ни холодности, ни гнева, ни страха, ни желания. Ничего. Пустота. Бездна. Как я должен был ответить ей? Сказала ли она слугам о моем состоянии? Видела ли она меня как захватчика чужого тела? Строила ли на меня планы? Ждала ли моей ошибки? В чужом мире, где существует магия, нет обоснования для использования здравого смысла своей реальности. Возможно, здесь существует настоящий бог, карающий своих слуг в мгновение, едва они только задумают пойти против его учений. Возможно же, девушка передо мной сама была одержимой демонами. Все было возможно. -Безусловно, Диана, — я улыбнулся девушке, однако эта улыбка не произвела должного эффекта не только и не столько на мою собеседницу, сколько на слуг, одна из которых, стоило только ее взгляду коснуться моего лица, мгновенно разжала руки, выпустив склянку с вязкой жидкостью из рук, после чего прикрыла нижнюю половину своего лица, словно бы стараясь не закричать от ужаса. Впрочем, это не позволило мне не окончить эту фразу, — Однако, прошу прощения — в данный момент я несколько занят…а гигиеническими процедурами. Прошу, несколько минут. -Безусловно, Ваше Высочество, — девушка передо мной улыбнулась, после чего сделала несколько шагов вокруг меня и присела на край кровати, — Используйте столько времени, сколько угодно. -Благодарю, — я скупо ответил девушке, после чего убрал улыбку, отметив краем глаза, как медленно сужаются до обычного состояния зрачки увидевшей несколько секунд назад выражение моего лица горничной. Уход за волосами занял больше времени, чем уход за всем остальным телом — на протяжении пятнадцати минут четыре руки служанок продолжали, использовав не менее полулитра неизвестных мне жидкостей из различных флаконов, ухаживать за моей экстенсивной шевелюрой, что дало мне еще немного времени на размышления, сопряженные с выражением лица девушки, что испытала неподдельный ужас, взглянув на меня несколько секунд назад. Почему? К сожалению, я не смог увидеть своего лица, однако глядя на окружавших меня людей — полагаю, я имею право называть их так до получения опровергающих это сведений — путем простейших логических измышлений я пришел к выводу, что я выглядел столь же человечно. Возможно, зря? Логика объективной реальности вновь вмешалась в ход моей мысли, подсказывая мне, что, возможно, моя внешность не обязательно должна была совпадать с шаблоном внешности окружавших меня людей, однако очередной пульсирующий импульс поглотил эту мысль, позволив моему истерзанному паранойей разуму остановить эту бесконечную петлю. К сожалению, использовав научный метод, подвергая все сведения моего старого мира критике с позиции нового мира — боюсь, я просто сойду с ума без возможности строить какие-бы то ни было догадки относительно окружающей меня реальности, потому, приняв за веру тот факт, что для выживания в новом окружении мне придется использовать сведения, часть из которых является заведомо ложной, что приведет к заведомо ложным прогнозам, я смог примирить себя с фактом того, что я пытался применить логику моего старого мира к новому — и погрузился в более продуктивное русло размышлений. К моменту, когда слуги перестали терзать мою голову, после чего тканное полотенце коснулось моей шевелюры, довершая гигиеническую процедуру, мой разум вновь был спокоен — и исключая пульсирующее ощущение Зова, что, полагаю, теперь станет спутником до конца моих дней — полностью чист и готов к ведению диалога. Слуги исчезли столь же незаметно, как и появились — поклонившись мне и Диане после, причем, вынужден заметить, что поклон Диане ими был выполнен куда-более охотно, забрав с собой необходимый инвентарь, служанки покинули комнату, оставив меня наедине с девушкой, носившей титул Первосвященницы. Оставшись один, я вернулся на свое место на постели — после чего смог устроиться чуть удобнее, прежде чем начать диалог с девушкой, что все это время наблюдала за моими деяниями с улыбкой столь доброй, что создавалось впечатление, будто бы она являла собой мать, наблюдающей за тем, как ее несмышленый ребенок совершает первые шаги в этом мире. -Диана, — я поклонился девушке, не решившись улыбаться вновь, после воспоминания о реакции служанки. -Ваше Высочество, — ответила она мне поклоном, — Как я вижу, ваше состояние значительно улучшилось — даже без моего заклятия. -Без ваших стараний этого бы не произошло, Диана, — слова никогда ничего не стоили — но всегда высоко ценились. -Не стоит переоценивать мой вклад, — девушка улыбнулась мне, после чего сменила тему, — Ваша встреча с отцом прошла удовлетворительно? -Значительно лучше, чем я мог…ла бы ожидать, — я вздохнул. Изменение родового окончания при разговоре было неприятным известием, стеснявшим не только мой разум, но и в значительной степени — мое красноречие, — Отец объяснил мне о Зове — к сожалению, он забрал большую часть моих воспоминаний. -Прискорбно говорить это — но это лучший результат, на который мы могли надеяться, — девушка вздохнула, — К сожалению, даже величайшие из поддавшихся Зову в лучшем случае теряют разум, но куда чаще — жизнь и душу. Воспоминания — небольшая цена за спасение. -Возможно, — не стал спорить я, — Однако это все же прискорбно. Как я могу называть себя кронпринце…ссой, если я не сохранил…а воспоминаний даже об окружающем меня мире? -Увы, — девушка улыбнулась мне и взглянула сочувственно — настолько, насколько сочувственно могла глядеть на меня пустая бездна, — Но все же вам придется — ради народа и королевства — освоить знания этого мира вновь. Сейчас, когда Ее Величество, ваша мать, почила — именно вы, как законная будущая королева Новы, обязаны взять в руки бразды правления государством. -Ради всего народа, я буду стараться, — я медленно кивнул, не меняя выражения лица. Диана ответила же мне той же пустой материнской улыбкой. Знания, сведения, логика. Даже на фоне пульсирующего потока опустошающего Зова они складывались между собой в причудливые переплетения и формы, собираясь в единую ветвящуюся паутину. Предположим, что если находившаяся передо мной Первосвященница была способна на наложение заклятий — эффект которого я смог, предположительно, ощутить в момент моего первого пробуждения, не ощутив Зова — значит она обладала магической силой. Предположим, что если девушка передо мной носила титул Первосвященницы — она обладала если не высочайшим, то высоким авторитетом в церкви, что предполагало ее более высокую связь с неким божеством, Первосвященницей которого она была. Предположим, что если она обладала магией и при том была достаточно близка к своему божеству, занимая высокий церковный пост, она обладала достаточно высокой магической силой. Предположим, что если она обладала достаточно высокой магической силой — также она обладала магической чувствительностью. Учитывая тот факт, что Первосвященница была первой прибывшей ко мне после моего пробуждения — предположим, что Первосвященница могла присутствовать в течении прошедших суток на территории дворца. Предположим, что отец этого тела не говорил мне неправды — в таком случае, Диана, как обладающая магической чувствительностью и находившаяся на территории дворца в течении прошедших суток также должна была быть осведомлена о том, что я не являлся оригинальным разумом и, полагаю, душой этого тела. Однако, если отец дал понять мне о своем понимании однозначно, то находившаяся передо мной Диана согласилась общаться со мной как с настоящей кронпринцессой. Говорило ли это о том, что в мои предположения, среди множества допущений, закралось неправильное — либо о том, что в данный момент ее не беспокоил мой статус пожирателя души наследницы государства? -Ради народа Новы церковь Благой Леди и я лично будем готовы оказать поддержку вам, Ваше Высочество, — девушка склонила голову вновь. Были ли это лишь слова, бесплатные — а потому бесполезные — или намек? В современном мире не стало меньше интриг, однако утонченные игры словами остались в закрытом кругу избранных власть предержащих, доступ к которым не был мне открыт в прошлой жизни — потому, без практики, я вынужден был лишь принимать во внимание оба варианта. -Во все времена церковь поддерживала народ — и корону, — полагаю, это был достаточно явный намек для того, чтобы мой недостаток практики не сказался на смысле сказанных мной слов — и все же достаточно скрытный, чтобы не быть прямым вопросом, — И корона всегда рассчитывала на поддержку истинной веры. -Безусловно, Ваше Высочество, — девушка улыбнулась мне, — Однако вера — лишь помощь, не больше. Чтобы идти вперед — недостаточно лишь крепкой веры — необходимо большее. Безусловно, это был намек на то, что пока церковь не станет оказывать поддержку мне — но, безусловно, это и не расстраивало меня, поскольку в лучшем случае я был знаком с девушкой напротив меня второй день, возможно, даже первый — и все это время я был прикован к постели и лишен самых элементарных знаний об окружающем мире — не лучшие условия для обсуждения заключения политического альянса. Однако куда интереснее был сам ее ответ — что значил ее отказ? То ли, что церковь желала чего-либо в обмен на свою помощь? Или Диана пока не считала лично меня достойным заключения альянса? -В таком случае — все, что остается мне — это приложить все свои силы на то, чтобы пройти вперед само...й, — я кивнул девушке, признавая ее аргументы, после чего прикрыл глаза. Мой желудок же, до того измученный болью и тревожным разумом, избрал именно этот момент для того, чтобы издать протяжный вой. -Для того, чтобы приложить все свои силы — сперва необходимо эти силы получить, — девушка напротив меня улыбнулась в чуть более задорной манере — однако я видел, что пустота за этой улыбкой не изменилась никаким образом, — Полагаю, вы пока еще недостаточно сильны для того, чтобы спуститься к обеденному столу? -Полагаю, что так, — я вздохнул. Возможно, однако, мне бы хватило сил на этот переход — однако это была подходящая возможность для того, чтобы распрощаться с Дианой, не обрывая наш диалог на неподходящем месте. -В таком случае — я пришлю вам служанку, — Диана улыбнулась, — У вас нет каких-либо предпочтений в еде? -Боюсь, на чрезмерно тяжелую пищу моих сил сейчас не хватит, — вздохнул я, после чего пожал плечами, — В остальном же — я отдаюсь вам полностью в руки. -В таком случае, — девушка улыбнулась, — Полагаю, легкий сырный крем-суп, пуаре и персиковый клафути? -Верю вашему вкусу, — я поклонился девушке. -Тогда, полагаю, слуги приготовят обед через час, — и услышав еще один стон моего пустого желудка, девушка передо мной озорно улыбнулась, — Прошу, вам придется выдержать это нелегкое испытание! -Я буду стараться изо всех сил, — я кивнул для того, чтобы дать понять девушке, что воспринял шутку, после чего принялся устраиваться удобнее, наблюдая за тем, как девушка покинула мою комнату. Я же, проследив за тем, как за ее спиной закрылась дверь, смог расслабиться, оставшись наедине с собой — и ноющей пиявкой внутри моего черепа — и прикрыть глаза. Впереди было очень много дел.