"Узники Эльсинора"

…который — прах передо мною! © Пер. А. Кронеберга

Королеву расстраивало, что её мальчики, её сыновья, две золотые головы, так и не стали дружны; король не удивлялся этому и лишь беспокоился, не станет ли его смерть причиной братоубийственной войны, потому решение о том, кому он оставит престол, принял сильно заранее — ещё до того, как наладились торговые отношения с восточными племенами и была нанесена смертельная рана в бою за побережье. Конечно, мальчикам не за что было друг друга любить: факт родственных уз — не обязательство тёплых чувств и привязанности, тем более когда жизнь готовит из вас соперников за оставленные венценосным отцом территории, и лишь наличие более амбициозного родственника да опасного врага может вас сплотить вместе; но всё же у них не было никаких причин для братской дружбы. Зря мать пыталась заставить их дружить: общительный, ласковый Клавдий никак не мог найти общий язык с неуживчивым книгочеем Гамлетом. Они оба умели ездить верхом, сражаться на мечах, освоили тактическое умение и иностранные языки, но эти обязательные для любого принца занятия не становились оплотом хотя бы для общих разговоров. Да и были ли таковые? Наместники принцев даже не могли вспомнить, чтобы они друг с другом обсуждали девушек, как это подобает любому молодому человеку; по отдельности — да, но не друг с другом. Впрочем, врагами они тоже друг другу не были. Клавдий дарил брату неуместно дорогие подарки в честь важных событий в его жизни; Гамлет, не склонный к мотовству и не поощрявший подобный порок у других, ограничивался полезными для любого правителя дарами, поддерживающими воинскую славу и благочестие владельца. Такое проявление заботы они находили достаточным и более никак не выражали ласки или заботы друг о друге. Гамлет знал, что Клавдий рано или поздно его убьёт, но не потому что тот его ненавидел — можно ли ненавидеть того, к кому не испытываешь и толики уважения? Хотя Клавдий не был из тех, чья совесть и добродетель пали жертвами корысти и злобы, и можно было ожидать, что убийство брата разбередит его душу и заставит страдать так, как не заставила смерть родителей и даже поругание храма иноземцами. Но всё же ничто не могло остановить Клавдия перед грехом, так как ничто не связывало его с Гамлетом — ни совместные радости, ни общие горести и победы, ни даже взаимная ненависть; разве что страсть к одной женщине, но и то могло бы существовать параллельно им обоим — ведь Гамлет познал жену свою один раз, да и Гертруда дала понять Клавдию, что не страшится измены, пусть даже и своему королю. Кто-то из них должен был убить другого, и Гамлет считал себя слишком хорошим королём, чтобы идти на этот шаг первому. Гамлет умер; Клавдий принял царствование, и впервые в его жизни он что-то почувствовал к своему брату. Но то была не любовь, или ненависть, или уважение, о нет: впервые в жизни Клавдий испытывал страх.