Не убегай

Вот уже год, как жизнь судьи Клода Фролло медленно катилась под откос. Он почти не ел и не пил, мало спал, но при этом продолжал загружать себя работой до тех пор, пока не начинал валиться с ног: только тогда им хоть ненадолго овладевала тревожная дрема. Бессонница стала его верной подругой, она не выпускала его из своих удушающих объятий, отмечая своё присутствие глубокими тенями под глазами. Живя на износе, вечно находясь на пределе, он стал куда меньше следить за собой. Волосы отросли почти до плеч, он исхудал и стал ещё больше походить на обтянутый кожей скелет. Ему даже пришлось отказаться от своих колец - они соскальзывали с его тощих пальцев. Частенько на его лице можно было заметить недельную щетину, а белые руки дворянина были запятнаны чернилами. Но, как ни странно, даже это не мешало ему по-прежнему держать в ежовых рукавицах весь Париж. Тогда, год назад, он всё искал цыганку, будучи уверенным, что она отсиживается во Дворе Чудес. Он полагал, что вечно она там сидеть не сможет, а потому всё ждал, когда она попадётся одному из патрулей. Но дни шли один за другим, прошла уже неделя, две. Не объявилась она и спустя месяц и даже два. Эсмеральда покинула Париж. А за его пределами власть судьи кончалась. Долгое время Фролло всё никак не мог переварить эту мысль. Она... просто сбежала. Утекла сквозь его пальцы. Обдурила его. Строила из себя бунтарку, борца за справедливость, и всё ради того, чтобы убежать, едва почуяв опасность? Ему казалось, он достаточно хорошо разбирается в людях, и уж предугадать действия уличной танцовщицы - чего же проще. Но она повела себя, как истинная дочь цыганского племени - поводила его за нос и исчезла, чтобы не попасть под карающую длань власти. Фролло скрипел зубами от злости, но ничего не мог сделать. Время шло, а злоба и ярость постепенно сменялись чем-то другим. Его жгучая одержимость превратилась в ноющую боль, отнимающую все его силы. Эта была и неудовлетворенность, и досада, и тоска, и самое настоящее отчаяние. Он становился безразличен ко всему, и работа была единственной причиной, почему он ещё тихо не скончался в своей постели, поддавшись всепоглощающей апатии. Однако даже возня с бумагами помогала далеко не всегда. И Фролло полюбил ночные прогулки. Обыкновенно он накидывал на себя плотный плащ и, спрятав лицо под капюшоном, целыми ночами бесцельно скитался по улицам Парижа. Он всегда ходил один, и неосознанно выбирал самые опасные маршруты - улицы, где особенно часто грабили и даже убивали - будто бы он сам искал скорой смерти. Но, как это часто бывает, именно им смерть брезговала, как бы он ни лез на рожон. Эта ночь была одной из тех, когда судья Клод Фролло молчаливой тенью бродил по тёмным улицам Парижа. Временами он плёлся, еле переставляя ноги, будто ощущая тяжкий груз на своих плечах, а то вдруг срывался чуть ли не на бег, останавливаясь, лишь когда во рту появлялся противный металлический привкус. Редкие ночные гуляки предпочитали избегать его: им казалось, будто фигура эта была чернее ночи, и веяло от неё могильным холодом. Фролло и правда походил на призрака, и вёл он себя как призрак. Он не видел ничего вокруг, полностью погруженный в себя; складывалось впечатление, что даже если рядом с ним раздастся выстрел, он и ухом не поведёт. Но это, конечно, было не совсем так. Во время своих прогулок Фролло часто становился свидетелем незаконных действий. Там и сям под плащами сверкало оружие, которое запрещалось носить на улицах города, нет-нет да попадалась на глаза какая-нибудь гулящая девка, а из переулков раздавались крики и мольбы жертв рядового ограбления. Много чего случалось. Но Фролло оставался безучастным. Вместе с судейской мантией он оставлял в стенах Дворца Правосудия и свои обязанности как представителя закона. Он даже не выполнял своих обязанностей как человек, оставаясь глухим к просьбам о помощи. Он был тенью. Однако в этот раз что-то привлекло его внимание. Тот же импульс, что побуждал его ночь за ночью стирать подошвы о камни самых дрянных улочек Парижа, теперь гнал его в проём меж двумя домами, где двое детин зажали у стены молодую девушку. Было ли Фролло дело до её судьбы - сложно сказать, но определённо его кровь вскипела, когда он резким движением развернул одного из них к себе и дал ему под кадык так, что тот захрипел и свалился наземь, не успев толком ничего понять. Со вторым пришлось повозиться подольше - элемент неожиданности был упущен. Но, хотя противник был сильнее, против многолетнего опыта судьи ему поставить было нечего. Вскоре и он скорчился от боли после удара под дых. Фролло же отделался разбитой губой. Рука у него была тяжёлая, но силу он прикладывал неправильно, в отличие от Фролло. Судья прекрасно знал, куда именно надо бить, чтобы как можно быстрее вывести противника из строя. Он вытер кровь тыльной стороной ладони, наблюдая за тем, как незадачливый грабитель, получивший под дых, тащит своего так и не пришедшего в сознание товарища прочь отсюда. Фролло уже собирался уйти, будто напрочь забыл, зачем вообще затеял драку, но его остановил оклик девушки. - Спасибо вам, месье! Вы мне очень помогли. Как ваше имя? Фролло застыл. Этот голос... - Ты... - прохрипел он, нависнув над ничего не понимающей девушкой. Чёрные, как смоль, волосы. Зелёные кошачьи глаза. Смуглая, бархатная кожа... Он склонился так близко, что кровь капнула на её белую рубашку, и она наконец смогла разглядеть его лицо. Гримаса отвращения и страха исказила её лицо. - Судья Фролло?! - прошипела она. - Нигде от вас нет покоя! - Год, - будто не слушая её, растерянно и злобно выплюнул он, - целый год я не переставал видеть перед глазами твой образ, стоило мне хоть на секунду их закрыть! Он схватил её за запястья и прижал их к стене, не давая вырваться. Казалось, даже стальные кандалы не сдержали бы её так хорошо, как мёртвая хватка судьи. Его широко раскрытые глаза лихорадочно блестели, кровь из разбитой губы казалась почти чёрной на фоне бледного лица. - Судья Фролло, ты говоришь? - его пустой взгляд наконец обратился к ней, вцепился в неё, как коршун в свою добычу. - Правильнее было бы сказать: то, что от него осталось! - Отпустите меня! Чего вы добиваетесь? - девушка снова попыталась вырваться из его рук, но тщетно. - Чего я добиваюсь? Мне куда более интересно, чего добиваешься ты, ведьмино отродье! Ты губишь меня, целый год высасываешь из меня все силы, забираешь жизнь и делаешь столь привлекательными мысли о смерти! Что это, как не порча, сглаз, цыганские языческие обряды? - Безумец! - Да, пускай я безумец! Но я точно знаю, что во всём этом твоя вина! Ты очаровала меня своей красотой, красотой, идущей от самого Дьявола! Как сирена заманивает моряка на скалы, своими танцами ты заставила меня отвернуться от Бога, от всего, что мне было дорого, и мысли мои с тех пор были о тебе одной! А потом ты сбежала! - судья ещё крепче стиснул её запястья, цыганка вскрикнула. Но вдруг его хватка ослабла. - Ты оставила меня... Наедине с моей болью, раненого, мятущегося, побитую собаку, которую ты приласкала и бросила... Одной рукой продолжая удерживать её, Фролло еле заметно коснулся пальцами её щеки. Она напряглась, готовая воспользоваться моментом и сбежать, но не успела: судья рухнул на колени перед ней, обхватил руками её ноги, вжавшись лицом в её рубашку. - Эсмеральда, прошу, не убегай от меня, - глухо прошептал он. - Я не стану тебя преследовать - я обессилел, я сломлен, но знай: если ты снова меня покинешь, я не проживу долго. Ты зажгла во мне этот огонь, и он меня поглотил, оставив после себя лишь тлеющие угли. Скоро и они совсем потухнут. Пожалуйста... - Вы лжете! Пустите меня! - без особой, впрочем, уверенности, воскликнула Эсмеральда. - Нет, нет, не лгу... - горячо зашептал Фролло, мотая головой. - Пожалуйста, побудь со мной хоть немного... унижай, презирай меня, но будь рядом! За право тебя коснуться я вынесу любую боль, за ласковое слово я готов отдать жизнь и всего себя... Он поднял на неё взгляд, полный надежды. Капюшон спал с его лица, и теперь Эсмеральда увидела, насколько он измучен. Судья выглядел тяжело больным, кожа его была нездоровой, мертвенно-бледной, седые пряди в беспорядке ниспадали на его плечи, оттеняли и без того впалые щёки. Тонкие губы были плотно сжаты, с подбородка всё ещё капала кровь, и лишь в глазах теплилась жизнь. В глазах этих, темных, как сама ночь, уже не было ненависти, как год назад: лишь тоска. Но за этой тоской таилась слабая надежда, как сквозь свинцовые тучи пробивалась она наружу. В этих глазах не было угрозы, лишь немая мольба. Эсмеральда нерешительно подняла руку и с опаской положила ладонь на худую щёку судьи. Фролло прерывисто выдохнул. - Если сейчас я останусь с вами, - медленно проговорила она, - если сейчас позволю вам быть рядом - но не более того - вы больше не будете преследовать меня? По телу Фролло прошла крупная дрожь, он поёжился, как от холода, и промолвил, опустив голову: - Обещаю. Эсмеральда кивнула и мягко приобняла Фролло за плечи. Она опустилась на землю, прислонившись спиной к стене, Фролло же устроился в её ногах, положил голову к ней на колени, в то время как она гладила его по волосам. Эсмеральда прикрыла глаза и запела. Она пела про птичку, такую свободную и беззаботную, но совершенно одинокую. Не было у неё гнезда, не было семьи. Птичка поднималась всё выше и выше в небо, и сильные крылья несли её, но в конечном итоге птичка камнем рухнула вниз. - Ты сильная птица, но мне тебя жаль, - тихо закончила Эсмеральда и протянула руку, чтобы коснуться лица Фролло, но он перехватил её ладонь. И всё же она успела почувствовать мокрые слёзы на его щеках. Он медленно разжал пальцы и уткнулся лицом в цветастую ткань юбки. Помедлив, Эсмеральда продолжила гладить его по голове, пока вдруг не поняла, что он уснул. Проснулся Фролло, когда утро было в самом разгаре. Он с недоумением посмотрел на небо и подумал, что уже очень давно не спал так долго и спокойно. И, главное, где - в подворотне, на голой земле! Глаза неприятно щипало, но для человека, почивавшего на улице, он впервые за долгое время чувствовал себя на удивление отдохнувшим. Он сел и накинул на голову капюшон, чтобы не дай Бог его тут кто не увидел. Но под рукой он неожиданно ощутил что-то мягкое. Он машинально поднял нежное, струящееся нечто, и у него перехватило дыхание. Мгновенно перед глазами пронеслись события последней ночи. Он сжимал в руках яркий атласный платок.