Искренность

Эхо тяжёлых широких шагов раздаётся по светлому коридору. Кажется, что тягучее чувство дежавю пробирается под черепную коробку Уилла и въедается в мозг. На этом этаже куда лучше, чем в подвале, в котором сидел мужчина во время своего заключения, однако душащая атмосфера, которая царит из-за Чилтора, не отпускает и здесь. Чилтон относился ко всем, как к подопытным крысам, его самовлюблённость даже выбивает из колеи и заставляет всё больше ужасаться глупостям, к которым она приводит. Под ногами в очередной раз придавилась пыль. Он поджимает губы и неосознанно трёт ногой об пол, стараясь убрать песчинки с подошвы. Иногда ему кажется, что в помещениях может быть более грязно, чем на улице. Здесь специфичная грязь, светлая. От не веет затхлостью и даже лучший этаж в лечебнице ощущается подвалом. Здесь содержат пациентов. Они для Чилтона словно трофеи, которые он показывает комиссии и знакомым специалистам для создания нужной славы укротителя. Сбежать от сюда также легко, как и разговаривать в приватной обстановке с маньяками, психопатами и просто убийцами. Есть камеры, но нет микрофонов. Они есть только в коридоре, в котором перестают раздаваться шаги. – У вас два часа на посещение, – раздаётся слева голос рослого и крепкого мужчины, о котором Уилл старался забыть и оградиться. Он не хочет даже пытаться узнать, что думают о нём санитары, после того, что произошло. Все знают, что он был причиной, по которой Мэттью Браун почти смог убить Ганнибала Лектера, но мнения о том, был ли здоров молодой мужчина рассудком, до встречи с профайлером раньше – всё ещё спорно. До него самого доносился однажды лишь короткий слух о том, что он втёрся в доверие к парню и тот сошёл по нему с ума, после чего он перестал слушать людей вообще. – Да, я знаю. – И слушать и разговаривать. Он всё ещё верит в человечность окружающих, даже после того, как от него отвернулись, но обида, на которую он имеет право, заставляет его чувствовать его большее отчуждение. Это болезненно после того, как он вновь учился доверять и общаться с людьми, после знакомства с Ганнибалом и Джеком. Школьные времена разочарований вернулись. Дверь перед ним открывается и он заходит в стерильную приёмную, два на четыре метра. Справа от дверей стоит стул, который выбивается из светлого оформления чёрным сидением. Он не сразу же поворачивается в сторону стекла, за которым с нескрываемым удивлением и даже шоком стоит Мэттью. Его камера заключения также светлая и простая. Ничего лишнего. Видеть единственного человека, который пошёл навстречу обвиняемому в преступлениях Чесапикского Потрошителя, в таком окружении – было даже больно. У их ситуации было много нюансов, убийство людей и фанатизм, но даже так Уилл видит сейчас в его лице детский интерес с примесью какой-то тусклой безосновательной надежды. Ему нужно было увидеть того, кто почти спас его от Лектера и исполнил его месть за всё. Но всё же он надеялся посмотреть на мужчину и увидеть в нём лишь безумство, что разорвёт эту странную связь, которую он мог бы назвать связью соучастников. Но перед ним просто человек, который не знает чего ждать. – Здравствуйте, Мистер Грэм. – Здравствуй, Мэттью. – Вы помните моё имя, – лёгкое удивление с примесью столь же невесомой радости. Кажется, что Уилл и сам испытывает подобные чувства. От того, что его принимают спокойно и даже как-то открыто, он и сам начинает расслабляться и его же взгляд становится менее похож по ощущениям на испуганную загнанную собаку. – Я редко что-нибудь забываю, - например, прошедшую у собеседника шепелявость, от которой не осталось ни следа. – Чилтон с тобой нормально обращается? – его вопрос не звучит холодно, скорее наоборот - взволнованно и его темп речи немного повышается. – Пока лучше, чем с вами. Он всё ещё играет в завоевателя, который нашёл на своём корабле единственную пробравшуюся крысу и любуется ей в клетке. – Мэттью возвращает Уиллу его же мнение на счёт психиатра. Мышцы его лица напрягаются растягивая губы на какие-то миллиметры. – Не могу не признать, что я рад этому. С Чилтона станется быть мудаком с его экспериментами. – Простите, – сбивает настрой на простую беседу, своим вспыхнувшим напряжением Мэттью, – Но для чего вы пришли? Уилл сглатывает и начинает смотреть на скулы мужчины, имитируя зрительный контакт: – Выразить благодарность. – на самом деле он пришёл именно за этим. Не за разрушением своего впечатления от Мэттью. Для него он является человеком, который пришёл к нему в момент отчаяния. Он понимает, что ситуация была схоже с тем, когда он в детстве молил о помощи пустое место, когда он оставался совершенно один под давлением общества. Да, это определенно детская невинная и наивная радость на уделённое внимание к своей боли. Такое же незатейливое и светлое чувство, как и эта комната с чернеющим сидением стула, как и след отчаяния в его душе. – Я не смог его убить, – это определённо злит Мэттью. – Только из-за Абеля Гидеона и его сентиментальной выходки промытых мозгов. Ты бы смог, если бы не глупое и случайное вмешательство извне. – короткий зрительный контакт, что жалит, словно электрический разряд и слова, которые ему сложно произносить напрямую: - Я благодарен, Мэттью. – Скажите, вы попытались убить его, после того, как вас выпустили? Вы его точно не убили. Могли бы, но не стали бы. – тогда Уилл смотрит на его лицо, стараясь запечатлеть в своей памяти его эмоции. Они говорят о том, что человек находится на какой-то грани. На грани доверия. Он глубоко дышит и смиренно ждёт ответа. Мэттью напоминает ему чем-то Уинстона, в период адаптации и попытки приучить его за ночь на дороге, чтобы привести к себе домой. – Да. – Вы хотите отдать его общественности со всеми прегрешениями? – Ты хорошо меня знаешь. – Я говорил уже, что мы птицы одного полёта. – Я не Чесапикский Потрошитель. – Вы лучше. Он - просто психопат. Его даже поймать оказалось пустяковой задачей. Потрошитель был для меня очарователен, пока им были вы. С вами, как актёром, что исполняет эту роль, образ был бы куда более интригующий. – только после того, как на лице Меттью появляется кривая улыбка, Уилл понимает, что отреагировал на похвалу. Он в смущении отводит взгляд, притворяясь, что ему интересно рассмотреть камеру заключенного. – Мало бы кто согласился с твоим высказыванием. Для них Ганнибал не является скучным. Скорее наоборот - чем-то особенным и ломающим стереотипы. – Хреновые стереотипы. Они слишком узко видят мир. – Не могу отрицать. – Он начинает ходить по приёмной, исчерпав лимит внутреннего покоя. Общество - больная тема для него. – Позвольте задать вопрос, – звучит спокойный, с высокой амплитудой тональности голос, заставляя его вновь встать смирно. – Задавай. – А как обращаются с вами? – В моём случае это не имеет значения. – Прошу вас. – Доктор Блум встречается с Ганнибалом и поэтому боится меня. Джек считает полезным психом и, благодаря тому же Гидеону и Чилтону, верит в то, что Он - Потрошитель. Несколько людей, которые также были связаны с убитой Им Беверли Катц, поддерживают Его поимку. Всё стало в чём-то лучше, чем раньше. – Это всё ещё не отвечает на мой вопрос. – «Хреново» - подойдёт? – Да. Легче? – Немного. Взгляд Мэттью жжёт, но привычен после всех тех дней заключения. После всех тех дней, забитых мыслями об убийстве Ганнибала, то, что сейчас Уилл думает о чём-то другой даже приятно и он, наверно, впервые за долгое время отдыхает. Даже в компании ещё одного, как бы выразилась Беверли, шизанутого убийцы. Сейчас как никогда легче сопереживать убийце перед собой и чувствовать его расположение к себе. Позволять чувствовать себе его в ответ. – Я буду счастлив узнать, когда поймают Лектера. – рушит воцарившуюся молчаливую идиллию бывший санитар. – Надеюсь, что это его растопчет. – короткая злая усмешка выскальзывает из узд самоконтроля Уилла. – С его-то Эго? – Даже с ним есть способ растоптать его. – в ответ он получает задумчивый взгляд мужчины, который пытается понять логическую цепочку профайлера. Затем замечает несколько коротких кивков и чуть поджатые губы. – Он помешан на вас, Мистер Грэм. Вы планируете разбить ему сердце? Как жестоко, – широкая улыбка так и слышится в интонации Мэттью, пока Уилл вновь блуждает взглядом по помещению, в надежде спасти свои крохи личного пространства. Даже стеклянная стена и условно личная территория не спасает от ощущения, словно собеседник находится рядом, а не на почтительно расстоянии и не совершающего лишних движений. Словно два хищника собрались на границе территорий. – Думаю, будет достаточно драматично. В его вкусе. – В вашем же вкусе та часть, где общество узнает о всех его зверствах и снимет с вас ярлык. – даже не вопрос, но Уилл кивает. – Вы хороший манипулятор, мистер Грэм. Они не смогут подобрать к вам верный ярлык никогда. – Я достаточно успешно манипулирую лишь из-за того, что люди не ждут от меня этого. – Лишь от части правда. – Начинает казаться, что ты знаешь меня лучше моего же психотерапевта. – Просто я не позволил закрасться в свою голову ложному впечатлению и сперва наблюдал за вами издалека. Он же сразу же попал под ваше влияние. – И ты тоже под моим влиянием? – Уилл приподнимает брови и вновь слёгка касается взгляда Мэттью своим, в очередной раз сфокусировавшись на скулах. – Ваши размышления слишком глубоки. Утонуть очень легко. Я пока просто плаваю на поверхности. – Смотри, не тони, – это сравнение его забавляет. – Ваша искренность - мой спасательный круг. Благодарю. Вы могли бы просто закрыться, не зайти или ещё хуже - зайти исключительно ради любопытства. – Взаимно. Ты пока ещё ни разу не скрывал свои мысли. – Если бы меня не поймали, вы бы разговаривали со мной так просто зная, что я на свободе и могу продолжить убивать, как Чесапикский Потрошитель? Тема, что вызывает надлом в уверенности и положительном расположении духа Уилла, который замирает и сглатывает. Он весь напрягается в одном мгновение. – Я бы говорил с тобой. Но я бы не смирился тем, что ты бы мог уподобиться ему. Ты бы укрепился в моём сознании, как убийца, которого я по идее должен был бы поймать, но сам же поспособствовал его формированию. В отвратительной манере подражателя. – Я не удивлён, что вы ненавидите подражателей. Вы любите оригинальность. – Да, – его голос звучит хрипло. Он подписывается под контекстом: «Вам нравятся оригинальность в убийствах». – Спасибо за честность, Мистер Грэм. – его тон звучит благодарно, смиренно и печально одновременно, что вводит Уилла в очередное смятение. Сложные эмоции окружающих являются для него болезненными для восприятия. Громоздкими. – Вы ещё придёте? – Мэттью думает, что услышит отрицательный ответ. Но слышит: – Да.