Золото

Сколько я себя помню, всегда жил в роскоши и ни в чем себе не отказывал. Все потому, что моя семья — одна из самых богатых в Лондоне. Учился я в самой престижной школе — полной противоположности таких заведений из современных сериалов. Учили строго, но эффективно. Не сказать, что я её не любил, всё же я был благодарен за то, что родители в нас вкладывали, но жутко уставал. В то время как все дети после учебы в обычных школах отдыхали или выходили гулять с друзьями, нам приходилось отсиживаться в комнатах за огромными грудами учебников, запоминать по несколько страниц и выписывать в десятки раз больше. Но, опять же, зато эффективно. Детство до школы было ярким, хоть и запомнилось урывками. Помню первое воспоминание: Люциус, прикрыв глаза рукой, смотрит на нас со стыдом, и Нарцисса очищает нашу одежду от грязи, смешно вытаращив глаза. Даже помню, что она тогда сказала! Что-то вроде того, что нам повезло, потому что в её время за такое пороли. На самом деле, Нарцисса была к нам чрезмерно, по моему мнению, добра. Хотя однажды нам, всё же, влетело. Нам было по четырнадцать лет, Люциус сидел на балконе своего кабинета, листал какой-то журнал, наверняка про упадок цен не только в Англии, но и по всему миру; Нарцисса ухаживала за садом — была у неё какая-то особая, нежная любовь к цветам (может, имя так повлияло), да такая, что она могла целые сутки проводить в саду — не важно, ухаживая за ними или просто любуясь — в общем, до нас дела никому не было. И — немного отойдём от темы — как вы считаете, кому легче добыть запрещенную для детей продукцию: беднякам или богачам? Я всегда думал, что беднякам, ведь, сами знаете, они первые узнают, где достать алкоголь или травку. Но я, неожиданно для себя, ошибся, когда в тот замечательный, солнечный день наша общая подруга Панси притащила упаковку каких-то элитных сигарет. Не буду отрицать, они, кажется, были женскими: тонкие, аккуратные, без ужасной вони. А еще довольно-таки слабые — в голову ничем не отдало. Панси, поздоровавшись с нашими родителями и мило улыбнувшись, затянула нас в мою же в комнату и с таким лицом, будто она ожидала восторженных оваций после выступления, потрясла перед нашими глазами упаковкой сигарет и газовой зажигалкой. Зажигалка, на мое удивление, оказалась обычной — такие продаются на каждом повороте. Поломавшись для вида, мы взяли по сигарете, Панси всем их подожгла, и вдохнули. Ну, конечно же, по закону жанра, вдохнули слишком сильно — тут же закашляли. Панси легко рассмеялась — сигарета, видимо, далеко не первая. Она курила легко и быстро, придерживая окурок совсем не как на обложках журналов — большим и указательным. Говорила, ей так удобнее. Никакой эстетики. Мы, глупые подростки, даже не додумались отойти от дома или же просто выйти на балкон. Естественно, вся моя большая комната провоняла. Панси открыла все окна и побрызгала своими духами, но, знаете, у Нарциссы нюх как у собаки. Наша дорогая подружка уже успела уйти, когда пришла мама. Зашла, посмотрела на нас обоих, сидящих у окна и пинающих друг друга, и резко вдохнула. Её возмущенное лицо я не забуду никогда. Она не была разочарована, видимо, всё же знала, что такое случится, но вот то возмущение буквально выступало на её лице. Дала нам обоим по подзатыльнику, сильному причем, и молча ушла. Её молчание еще хуже, чем громкие крики и возгласы. Как узнали мы позже, выпросить прощение у молчащей Нарциссы еще сложнее. К сигаретам мы и правда с того дня больше не притрагивались. В остальное время Нарцисса нас всегда защищала. Сколько себя помню, она всегда была на нашей стороне. Люциусу, на самом деле, чаще всего было плевать, он больше любил получать от нас хорошие новости. Гордость от него была каким-то достижением. Услышишь эти три законные слова, и все — радость на весь день. Для него важно было значение в обществе, кем тебя считают и что говорят. Сейчас я понимаю: что бы тебе в лицо ни говорили, всегда будут шептаться за спиной, как это делали со мной в школе. Драко, хоть и всегда со мной спорит и никогда не хочет соглашаться с этой правдой, всегда стремился быть похожим на своего отца. Может быть, это стало какой-то привычкой после того, как все начали говорить, как сильно он похож на Люциуса. Волосы в дальнейшем будущем он так же отрастил, но спустя полмесяца отстриг: слишком они мешали, тем более летом. А эта осанка, такая, будто его заставили проглотить палку, так и осталась. Иногда Драко про Люциуса забывал и становился собой — ребенком, любящим баловаться, подгибать под себя ноги и грызть целиком плитки шоколада. Несмотря на его отвратительный характер и дерьмовое отношение ко всем, кто хоть чем-то не похож на него, ко мне, полной его противоположности, он всегда относился замечательно. В детстве делился всем, что у него было: от любимой конфеты до комнаты и отца с матерью. Он ужасный собственник. Иногда, когда у него от ревности краснеют уши и нос, это забавно и даже мило, а иногда, как, например, в ситуации с моей школьной подругой Гермионой, это ужасает. Её он невзлюбил с самого первого взгляда. Я же, он считал, что назло подружился с ней сразу же. Драко она не понравилась из-за, думаю, того, что она обогнала его в успеваемости, его любимой учебе, и из-за того, что она, будучи непохожей на других девочек, не слишком следила за своими волосами, в то время как Драко мог часами стоять у зеркала только из-за укладки. Я у Гермионы был первым и единственным на протяжении долгого времени другом, что, как показывала она, совсем не трогало её. Как она могла оказаться в такой школе, как наша? Что ж, её, как ученицу по обмену, перевели в более сильную школу. Мистер и миссис Грейнджер были дантистами — достаточно богаты, чтобы каждый год ездить заграницу, но также бедны, чтобы показаться в элитном обществе. Их дочь так бы и не попала в нашу школу, если бы не училась настолько усердно, что, будучи в шестом классе, знала программу девятого. Как Гермиона говорила, сначала она считала, что этот переход оказался ошибкой, потому что все её одноклассники, словно змеи, строили козни и не давали ей прохода. Даже любимый Драко учитель, Снейп, любил над всеми любимой зазнайкой подшучивать. Спустя какое-то время все в классе смирились. Началось, наверное, все с нашей ссоры с Драко. Он, по обыкновению, ревновал меня, попутно оскорбляя Гермиону, а я защищал. В конечном итоге он, как жена на гране своей истерики, крикнул, что я могу катиться к «своей Грейнджер», и громко хлопнул дверью. И, кажется, столкнул то ли вазу, то ли картину, но грохот был на все поместье. Как спасать положение? О, это я знал отлично. Живя с Драко всю сознательную жизнь, я многому научился. Хочешь его задобрить? Не лезь к нему около часа, пока вся злость не выветрится, сходи, купи любимый шоколад и возвращайся. Может, тогда он перестанет дуться, вспомнит, что строит из себя взрослого человека, и радушно примет подарок. Все-таки та ссора принесла свои результаты, и на следующий день он перестал задирать бедную Гермиону. А за ним последовал и весь класс, а в скором времени, Панси решила, что ей нужно начинать дружить с кем-то из девочек, и примкнула к Грейнджер. Теперь их можно найти порознь, только если одна из них болеет. А Драко, видевшийся с Гермионой теперь в два раза чаще, страдал в таком же количестве. Молчать он по природе своей долго не мог, а Грейнджер ему всегда хотелось оскорбить, да как-нибудь посильнее, но язык-то приходилось держать при себе. Смотрел на меня жалобно, как брошенный котенок, да дергал за рукав, чтобы мы ушли поскорее, а то он не выдержит. На удивление всех, эти двое, злобные враги на всю вечность, в восьмом классе стали сносно общаться. Наверное, их объединили чертовы знания. Знаете, это, наверное, даже не дружба была, а еще большее соревнование. Видели бы вы, как они соревновались, кто больше наберет баллов на экзаменах. В итоге у них была ничья, потому что Гермиона набрала в физике на балл больше, в то время как Драко сделал то же самое с химией. Прожигали друг друга взглядом пару минут, как будто собирались дуэль устроить и, хмыкнув, разошлись в разные стороны. Но, знаете, самые яркие воспоминания всё же были связаны именно с ними.