Лесоруб

/Опять спустя некоторое время/

      Я шел, переваливаясь по-утиному, по аллее зимнего парка, бок о бок с толкающим впереди себя крытую коляску Артемом, злился и вздыхал. Ненавижу омежьи консультации, но — судьба такая у омег, все, кто ни попадя, норовят им что-нибудь засунуть в жопу. Альфы — то члены, то языки, то пальцы, врачи-омегологи — противные, холодные инструменты. В собственные бы засовывали, изверги, а мою бедную, викинговую, не трожьте, мне через нее скоро рожать.       Откуда-то потянуло дымком, и я, скривившись, мгновенно оборвал фонтан возмущения — пахнуло жареным мясом, слава Богу, не сильно. Кто-то наслаждается шашлыками, а я мучаюсь токсикозом и почти нихуя нормального не могу ни жрать, ни нюхать. Рыба — приступ рвоты, мясо — приступ рвоты, таракан ползет по стене или дохлая муха кверху лапками между оконных рам валяется — тоже приступ рвоты. Питаюсь шестой месяц ржаным хлебом, шоколадом и молочкой, от любых овощей и фруктов тошнит и изжога. Вон Артем с Алешей хомякали все подряд, что намертво не приколочено, без последствий для организмов.       Эх. Жизнь — боль и сплошная несправедливость.       Ох, опять…       Сглотнув, я погладил выпирающий пузик через куртку. Блядь, мутит. Блевану под ноги!       Миловало, подпрыгнувший было к горлу желудок угомонился столь же внезапно, как и взбунтовался, и запах жареного мяса, словно по волшебству, перестал казаться мерзким. Рот резко наполнился голодной слюной.       — Хочу шашлыка, — выдал я, жадно затрепетав раздувшимися ноздрями. — Прямо немедленно, с соленым огурчиком.       Япона папа. Аж зубы свело. Наверно, мне никогда в жизни так не хотелось жрать, как сейчас. И именно мяса.       Артем уставился округлившимися, потемневшими от испуга глазюками. — Инге? — он, наверно, решил — ослышался. — Тебе плохо? Схватки?       Мне? О да, мне было плохо — захлебывался голодной слюной.       — Хочу шашлыка, — повторил я невнятно. — Если не съем — подохну.       Елки-палки, зеленые моталки, в первый раз за почти шесть месяцев действительно чего-то захотелось, и — нету поблизости. Знай я в этот момент, где жарят шашлыки, побежал бы туда вприпрыжку, скуля и подвывая, напал бы на повара с кулаками и отобрал у него мясо. Невыносимо.       Почему-то улыбающийся Артем похлопал меня по плечу.       — Вспомни, сколько раз ты смеялся надо мной и Алешей? — моделька протянул в щепоти конфету-леденец. — Беременность штука странная, вопрет вдруг на какую-нибудь хуйню — вынь и положь. Иначе, кажется, смерть. А дали — понюхал, сжевал кусочек, и наелся, больше не хочется. Идем, — он убрал не тронутую мной конфету, — тут недалеко, за воротами, ресторанчик. Будет тебе шашлык.       До сих пор неважно помню, как мы добрались до обещанного Артемом ресторанчика, как заказывали шашлык и как я, давясь, его ел. Умял два шампура влет, наслаждаясь вкусом сочной свинины на языке, громко, удовлетворенно мурча и хищно порыкивая, и отвалился, запивая мясо мятным чаем. Я — викинг, ура. Снова викинг, а не рыгающее, чахнущее день изо дня недоразумение.       Еба-на-на, ну кайф, покруче оргазма! Сытый, тепло, мухи не кусают. В животе мягко толкались малыши, похоже, им тоже понравилась свининка.       Артем смотрел недоверчиво.       — Не тошнит? — моделька катал туда-сюда коляску с хнычущим, проснувшимся сыном-альфенком.       Я вместо ответа блаженно рыгнул в ладонь. Не тошнило, не мутило, мир играл красками, хотелось запеть. Неужели токсикоз закончился и я теперь смогу нормально есть? Чудо чудесное. То-то Егор обрадуется, вернусь на кухню к кастрюлям, начну опять готовить разные вкусности. Изголодался мой бедный муж за эти месяцы, питается бутербродами всухомятку, ну, у друзей, Артема с Ваней, периодами еще прикармливается.       Тэк, бла-бла-бла, а я точно наелся? Перед внутренним взором всплыла вазочка с мороженым. Два шарика или три? Возьму три, шоколадное, банановое и фисташковое. А к мороженому — кусок яблочного пирога, и чтобы непременно с корицей и грецкими орехами! Ням-ням!       Взявший из коляски на руки сына Артем наблюдал за тем, как я насыщаюсь, со страхом, смешанным с любопытством, но не говорил ничего и не пытался меня останавливать. Ем и ем, значит, организм требует. Лишь хмыкнул, когда я вонзил зубы в пирог:       — Не лопнешь?       Нет, японское папино косоглазие, не лопну, назло завистникам. Доел все и тихо прусь. Мне обалденно хорошо сейчас, клянусь. Жаль, до кроватки далековато, придется вставать и топать. Завалился бы прямо здесь, на пол, и вырубился. Осоловел напрочь от сытости. Кто бы отнес?       До дома меня довезло вызванное хихикающим Артемом такси. Наглаживая пузик, я кое-как заковылял по лестнице на родной второй этаж, снял куртку, разулся и сразу залег в гостиной на диване вальяжным тюленем перед включенным теликом.       Посплю, а малыши у меня внутри пока подрастут еще чуток, на переваривающемся в желудке их папочки мясе. Железо и витамин В12 необходимы для полноценного развития близнецов.       Эм, я, кажется, совсем забыл вам рассказать, япона папа, мы с Егором забацали двойню. Альфенка и беточку. Ахха, плакала моя учеба на ближайшие, минимум, три-четыре года, пока дети не подрастут до садика, и модельная карьера плакала, горючими слезами обливаясь. Впрочем, родители фотографа обещают помочь. Доживу — узнаю.       М-м, м, да, о близнецах. Кроватку для них, пока одну для обоих, определим в спальне, подальше от окна. Но имеется существенное «но» — облюбованный мной для этой кроватки угол занят платяным шкафом. Противоположный свободен, Егор клятвенно, с пеной у рта, уверяет — точно такой же, и наотрез отказывается передвигать шкаф. Да, левый угол выглядит таким же, но… Не такой. Я требую кроватку у правой стены спальни, а не у левой: чтобы дети, когда подрастут, не ходили налево, примета коренных народов севера, мудукосей.       Спросите, с каких пор я стал суеверным? С тех же, с которых жалею белые батончики. Нихуя вы не врубаетесь в тайну батончиков, постичь ее способен лишь беременный. Уже почти шесть месяцев не могу ни разрезать, ни откусить сдобу, сердце прихватывает. И Егору запретил — батончики мучить нельзя. Гормональный стресссовый запечатленный заеб, в курсе, и? Повеситься, загубив махом сразу три жизни, мою и детей? Рожу — скорее всего, попустит, но сейчас — ни-ни, не при мне, пожалуйста. Даже в квартиру не заносить.       Впрочем, вернемся к платяному шкафу. Мебелишка он массивная и тяжелая, а я — омега при пузе. Вот только я — не простой омега, викинговый. Может, воспользовавшись отсутствием мужа, передвинуть шкаф самому? Осилю или нет, едрические елки? Я парень крепкий, рослый.       Нужно попробовать, но вставать лениво. Попозже, веки смыкаются, смыкаются… Шкаф никуда не убежит… Спать…       Или убежит? Ладно, попробую, спать отменяется. Викинги — упорные гады, не склоняют голов перед трудностями. Подъем, Инге, и не кряхти ты — викинг!..       …Проснулся я часа через полтора разбитым и злым. Шутка ли, снить, как, надрываясь, тщетно пытаешься сдвинуть шкаф, а тот словно к полу прирос. В жопу приметы мудукосей. Обойдусь левым углом.       Бедные мудукоси, не уважают их приметы викинги. Поплакать, сочувствуя мудукосям, или пойти пожрать чего-нибудь?       Совмещу, соль слез — отличная приправа к бутербродам с колбасой. У-у-у… Ням-ням… Скорее бы Егор со съемок приеха-а-ал, одному скучно и поныть некому-у… Позвоню-ка Захарке, пожалуюсь на тоску. Захарка уже отучился, наверняка едет с лекций домой. Милый друг детства непременно выслушает, поймет и посочувствует.